Влада:
Даш
два года
не срок
сон в летнюю ночь
вагнер
у меня очень мокрые руки
Даша:
Два года чего?
Влада:
два как для вина
Даша:
Бля, что?
Влада:
обои
они умеют дышать
Даша:
Ты на каком языке говоришь? Ты под маркой?
Влада:
Да
Тут Тимур
Он тоже говорит что обои умеют дышать
Они начинают мне звонить. Я понимаю, что, чтобы выйти с ними «на связь», мне тоже необходимо съесть марку, ибо они уже в другом мире. Они уже едут в поезде. И я должна тоже сжевать счастливый билет, если хочу попасть на поезд. Поскольку это мои любимые друзья, а у меня все и так идет по пизде, я решаю, что это знак. Надо сказать, что к предыдущим принятиям ЛСД я готовилась месяцами. Это были сбалансированные решения с конкретной продумкой, зачем и с кем я это делаю. Так опрометчиво я не принимала решения проглотить марку никогда. Примечательно то, что тут, в Мексике, сделали какой-то новый вид кислоты. Химическая формула немного другая, поэтому вещество абсолютно легально. Я съедаю половинку. В отличие от ЛСД, вещество даже не горчит и не так быстро действует. Через час я совершаю классическую нарко-ошибку: решаю, что было мало, и закидываюсь еще одной половиной. И понеслась. Я звоню ребятам. Они уже в припадке. Таращась на меня огромными черными планетами, они смеются и несут море рассуждений вперемешку с конкретной ахинеей. Нас уносит в совместный трип. ЛСД соединяет наши сердца сквозь пространство, как самая быстрая сотовая связь – сложно объяснить наверняка, как, черт возьми, оно действует, но действует же.
Я отчетливо чувствую их обоих. Будто их внешность – лишь подсказка, легкий способ сконцентрироваться на душе. Но время продолжает идти, действие кислоты усиливается, и в какой-то момент я понимаю, что связь связью, а пространство вокруг меня уже вовсю расплывается и дышит, оно куда больше, чем один маленький экран монитора, и пора бы с ним синхронизироваться. Я объясняю это ребятам, говорю, что перезвоню, и закрываю компьютер.
Мироздание сразу же падает на меня, словно пьяная недолюбленная женщина, отхватившая сто процентов мужского внимания. Комната начинает идти ходуном. Она дышит. И я вместе с ней. Отмеряя, изучая каждый выдох и вдох, я включаю Moby, ложусь на кровать, нахожу верного друга и начинаю на нем печатать, постепенно, клавиша за клавишей… Каждая буква, на которой останавливается мой взгляд, будто взлетает вверх, оторвавшись от компьютера. Очарованная самой моей способностью нажимать на клавиши и оставлять тем самым на экране буквы, я медленно складываю их в слова:
весь смысл в том, что с лсд мы соединяем себя с миром,
мы осознаем, сколько всего происходит,
как я это печатаю,
лсд дарит волшебное чувство, что мы едины,
чувство, которое мы ищем всю жизнь
я лежу в комнате,
и она вся плывет в пространстве
она есть, но ее нет, мы плывем на корабле
неизвестно куда,
но мы плывем вместе, я смотрю на буквы, а они настоящие,
каждая так много значит
я создаю миры,
в комнате тишина, а у нас разговор
что я должна понять?
Мир такой огромный… И я будто взлетаю над ним. Но мне нужно нащупать свою связь. Как будто из моего пупка идет нить, пуповина. Я хватаюсь за нее, пытаясь опуститься обратно на землю. На привычный мир. Где мой якорь? Где эта связь заканчивается? Федя. Ну, конечно же! Федя! Он моя связь! Моя любовь! Он держит нить! Я должна связаться с Федей. Федя. Федя! Под ЛСД любая пришедшая в голову мысль, любое желание превращаются в одержимость; ты больше не можешь думать ни о чем другом. И вот твое желание уже превращается в самую важную миссию.
С трудом открыв скайп, я звоню обратно ребятам. Меня накрывает все сильнее. На экране появляется квартира. Ребята зарылись под одеяло и трипуют пуще прежнего.
– Влада. Я не могу это объяснить, но мне нужно найти Феееедю. Я должна связаться с Федей.
В Москве три ночи. Обычно он спит уже в двенадцать. Сейчас он стопроцентно спит. Но я должна ему позвонить. Это необходимо. Влада подхватывает волну чрезвычайной важности и отчаянно ищет телефон, но у нее ничего не получается. Я больше не могу терпеть, мне кажется, что проходит вечность.
– Я открою перископ! Попрошу кого-то в России ему позвонить!
– Даша! Не делай этого!
– Я не могу больше ждать.
– Даша! Послушай меня…
Тут на всю питерскую комнату раздается «чирик-чирик». Влада сразу находит свой телефон, ей пришло уведомление, что я в прямом эфире.
– Даша… – говорит она и растерянно смотрит по очереди на оба экрана. – Тебя и тут, и там показывают…
Я же в это время начинаю орать в перископ своим подписчикам, что мне нужно срочно связаться с Федей. Я повторяю это по кругу, пока кто-то не оставляет самый логичный комментарий: «Скажи номер Феди». Тут я понимаю, что для этого нужно закрыть перископ, переписать его номер с телефона на бумажку, снова открыть перископ и продиктовать номер. Все это только кажется элементарными заданиями. Под ЛСД такая схема на уровне сложности взлома швейцарского банка.
И все-таки дело удалось. Ему дозванивается Гайк, мой дредастый приятель, и говорит мне: «Будь у компьютера, он сейчас наберет тебя». Раздается звонок. Я нажимаю на зеленую кнопку, и на экране появляется Федя. Сонный, в одних трусах, он сидел на кухне, освещенный настольной лампой. Все это казалось мне абсолютным чудом. Без мыслей о правилах и последствиях я выпалила ему всю цепочку моих чувств и рассуждений, объяснив, что теперь я знаю: он моя связь. Мой отец, мой любовник, мой друг, мой брат, мой кислород. Все это было чем-то даже большим, чем признание в любви. Не знаю, сколько мы говорили и что я говорила… Помню только, что меня колбасило по квартире, как сумасшедшую: я билась в душе об стены, удивлялась воде, показывала ему лица людей в узорах каменных стен и несла бесконечный поток мыслей, периодически забиваясь в какой-то угол и отвлекаясь на то, что вся комната пляшет. Для человека, который никогда в жизни не принимал никаких галлюциногенов, Волчок с невероятной стойкостью и вежливым интересом сидел перед компьютером и разговаривал со мной. Мне казалось, будто мы никогда не разъезжались, будто теперь, когда я наконец нашла свою связь, ничто нас не разъединит. Мы вместе. В его полушарии светало. Он сонно тер глаза, но не уходил. Я любовалась им, укутанным в плед, счастливая до предела. И тут, в минуту, когда мы оба замолчали, сказав друг другу все прекрасные слова, что только можно было, я вдруг заметила, что шторы за его спиной не те. Рассвет бросил свои первые лучи в его окно, окрасив комнату красным. Шторы-то красные, а не белые. Господи… Это же не его кухня. В минуту я соединила все факты: он голый, утро, чужая квартира. И до меня дошло: он у своей девушки. Она спит в соседней комнате, греет постель своим телом… Как только наш разговор окончится, он пойдет, ляжет с ней рядом в кровать и продолжит спать. Скорее всего, всего пару часов назад они занимались сексом. У него другая девушка, он занят. А я, как дура, тяну свою нить через полшара туда, где на втором конце ее никто не держит.
От осознания этого у меня начинается bad trip. Он что-то говорил мне, но я уже не слушала… Я закрываю ноутбук и выхожу на улицу. Мне нужен океан. Только он сейчас может меня обнять и принять. Улицы были переполнены шумными туристами. Вечер был в самом разгаре. Семейные пары толкали меня то вправо, то влево, пока я пыталась найти улочку, ведущую к воде. В конце концов я все-таки вышла к океану, но лучше мне не стало.
Я мучилась в отходняках до самого рассвета, и лишь когда я вернулась в квартиру и связалась с Владой вновь, меня наконец отпустило. Мы лежали обессиленные на постелях двух разных континентов, и Влада читала мне свои записи, появившиеся за то время, что я шаталась по городу.
– «Весь смысл в том, чтобы запрыгнуть в ближайший проходящий мимо поезд». Вот что я поняла. Понимаешь, идеальный момент никогда не наступит. Можно простоять на платформе бесконечное количество минут в ожидании того счастливого случая, когда миллионы звёзд сойдутся и настанет решающий миг. А можно услышать гудок и приготовиться к прыжку. И когда свист трубы и стук колес станут максимально громкими и разукрашенный поезд поравняется с тобой, всё, что останется сделать, – шагнуть в одну из открытых дверей, схватившись за руку проводника, весело махающего флажком. Вот мы все и запрыгнули в этот поезд…
– Это был не поезд… Это был какой-то «Сапсан» в пиздец.
Мы засмеялись, вглядываясь в уставшие глаза друг друга через пиксели экрана. Федя еще звонил мне, пытаясь успокоить, но правду никто из нас не отрицал.
– Понимаешь, Даша… – сонно говорила по этому поводу Влада. – Ты не его лопушок, а он не твой Андрейка[115]. Он просто Андрейка…
И все-таки. Я не знаю, кто его девушка. Но она-то наверняка должна знать обо мне…
Следующий месяц меня не существовало. Я отмеряла дни количеством пустых винных бутылок на полу кухни, изредка общаясь с друзьями по скайпу.
Настя вовсю ругалась с Липатовым. Они звонили мне по очереди, рассказывая свои версии развития событий и объясняя, почему противоположная сторона не права. Я искренне пыталась помочь, но ничего не выходило. После очередной его измены и седьмой попытки бросить Настю она не выдержала и бросила его сама. И тогда Липатов принялся страдать. Он буквально помешался. Сам он был в горах где-то в средней полосе России, куда с друзьями отправился кататься на лыжах. Но все чаще и чаще он оставался дома и просто болтал со мной по скайпу. Я показывала ему водяных черепах в прудике у дома, а он мне мужиков, сбрасывающих лопатами снег с крыш старых хрущевок.