Но, не считая секса, в целом наше общение было похоже на то, что происходит между мальчиками и девочками в пятом классе, когда обоим стыдно признаться в чувствах и они не знают, как эти самые чувства проявить. Мы топили друг друга в море, обливали водой из ведра, забирали из душевой с вешалки одежду и полотенца друг друга и убегали. Словом, всячески привлекали внимание, при этом делая вид, что нам обоим все равно.
Алушта летом – местечко не из прохладных, и уже в семь утра солнце начинало жарить так, что оставаться в палатке было невозможно. Поскольку ночью мы кутили как черти, днем часто отсыпались в лагере под тенью деревьев, вытащив коврики из палаток. У Антона был с собой надувной матрас, и я часто без спросу ложилась на него спать. На самом деле в одиночку я уснуть все равно не могла, и это был мой способ полежать с ним вместе, потому что, когда он приходил и видел меня на своем матрасе, то, демонстративно поворчав, мол, какого фига, все равно всегда ложился рядом и обнимал меня. Этот детский сад продолжался все две недели, и я была уверена, что на этом все закончится.
Но, когда мы вернулись из лагеря, он пригласил меня на свидание на крышу, и история продолжилась. Каждый вечер он стал приезжать ко мне в Балашиху с бутылкой «Мартини», и мы самозабвенно занимались друг другом до шести утра. И каждое утро я никак не могла понять, куда ушло столько времени, ровно как и вспомнить хотя бы одну деталь нашего секса. Все это была какая-то магия, которую невозможно было поймать за хвост, но я искренне пыталась. Так продолжалось два месяца. Подруги стали спрашивать меня, что это за парень. Я отмахивалась, уверенным тоном повторяя, что между нами нет ничего серьезного и это просто секс, но ни одна из них мне не верила.
В то время мы с Элеонор вместе работали инструкторами в веревочном парке. Наш начальник был красивым женатым мужчиной, но он сразу положил глаз на Элеонор. И это было взаимно. В итоге они закрутили роман. Не сказать чтобы это было в стиле Ленора. Думаю, она просто, как и я, истосковалась по любви и была согласна на меньшее, лишь бы в жизни был тот, о ком можно думать перед сном. Аллкаш тоже пустилась во все тяжкие и спала с мужиками с работы. Бонни – третья подруга из нашей школьной компании девчонок (всего нас было пятеро: Билли, Бонни, Аллкаш, Элеонор и я, и мы дружили со времен, когда еще ни одна из нас не целовалась взасос) – встречалась с мальчиком, который был младше ее и тоже избегал чего-то серьезного.
В один прекрасный день ко мне пришла Билли, единственная, у кого из всех нас в тот момент были здоровые отношения, и, уходя, оставила на столе письмо с пляшущими человечками. Мы переписывались с помощью их со школьных лет. Вообще, между мной и моими школьными подругами была традиция писать друг другу письма. Так вот, она оставила письмо на моем столе и ушла. Я закончила разгадывать его, когда было три ночи. В письме говорилось, что она беременна и выходит замуж за своего парня. На следующий день она собрала всех остальных девчонок и сообщила это нам всем. Мы честно радовались за Билли до тех пор, пока она не вышла за дверь.
Вот тут-то нас всех и бомбануло. Потому что, когда кто-то из твоих близких друзей решает создать семью, первые пять секунд ты за него радуешься, а потом задаешься вопросом: что я вообще делаю со своей жизнью?!
Со словами «А я сегодня делала минет в гараже» – Элеонор принялась рыдать и давиться шоколадным тортом. Бонни вскоре бросила своего пацана, Алла тоже на время завязала с непонятными связями, а я вспомнила о том, что уже три месяца как совершенно свободна от универа и при этом почему-то все еще в Балашихе… Всю свою жизнь я мечтала пожить на острове и научиться серфингу. Теперь у меня не было никаких причин откладывать свою мечту. И я купила билет.
Постепенно мы с Антоном стали друг другу открываться. И я узнала причины, по которым он был таким скрытным. Его отца убили, когда ему было шестнадцать. Первая девушка вышибла себе мозги из винтовки папы-охотника после того, как ее изнасиловали на улице. Вторую сбила насмерть машина. После череды этих событий он решил больше ни к кому не привязываться и ничего о себе не рассказывать. Он использовал стеб и неоднозначное поведение как способ защиты от лишних глаз, но сам при этом больше всего боялся одиночества. Я навсегда запомню момент, как заползла под стол на его кухне. Он пришел, увидел меня и сел рядом.
– Хочешь, я расскажу тебе секрет? – сказала я шепотом.
– Давай.
– Мне очень одиноко. Мне всегда одиноко.
– Мне тоже. Мой худший кошмар – когда я падаю в темноту, а вокруг ничего. Полная тьма. И я падаю. Один. Я постоянно вижу этот сон, он повторяется раз за разом… И главное – это чувство… Что я совсем один. Оно так отчетливо во сне.
Мы взялись за руки и еще долго лежали на этом линолеуме, среди идиотских подсолнухов на стене. Так мы стали бояться одиночества вместе. Через несколько дней я улетела. Мы договорились, что ничего друг другу не должны, что я вернусь с весной, как перелетная птица, и мы посмотрим, что будет дальше.
Часть 4Роман с Бали
Глава 1Мы видим друг друга и улыбаемся
Как бы прозаично ни звучало, «I woke up today in Bali as the plane was touching down»[25]. Жаль, что корейцы не хлопают, когда приземляются. Я прыгала на кресле и хлопала в ладоши в одиночестве. «Thank you, bye!» корейской красавице-стюардессе, шаг из самолета – и меня буквально обдало паром. Уже к концу коридора аэропорта джинсы стали прилипать и воздух запа́х благовониями. Осознание происходящего начало наконец ко мне приходить. Никакой зимы. Ни ноября, ни декабря, ни января, ни февраля… Только +30, только океан. Налюбить русскую зиму! Это как сдать экзамен, преподаватель по которому обещал, что ты пойдешь на пере- сдачу!
Bite me, motherfuckers!
Отель, в который я заселилась, был временным решением. Я не могла позволить его на срок дольше недели. Открыв рюкзак, я натянула первое попавшееся платье, откопала очки и вышла в рай. Минута – и я на пляже. Слева центральный город на побережье – Кута, справа стальной остров. Серферы. Кто-то сидит в позе лотоса и разминается, кто-то уже летает по волнам. Вода по температуре почти не различима с воздухом. Я стояла в шоке, уставившись на собственные ноги в океане. Да-да, это был тот самый момент, когда меня сорвало и я понеслась вдоль волн, раскинув руки. Это была победа.
Возвращаясь обратно, я проходила мимо нескольких балийцев, сидящих на необычном строении из бамбука.
Из короткого разговора выяснилось, что каждый остров в Индонезии имеет свой язык и все они совершенно не похожи. При этом все также знают индонезийский. «Это как у каждого народа есть что-то свое, но мы одно целое».
– Как по-балийски сказать «привет»?
– У нас нет такого слова.
– Как так? А как вы здороваетесь?
– Мы видим друг друга и улыбаемся. Вот так.
И он продемонстрировал мне все свои белоснежные 32.
– А это что?
Мы остановились у трех маленьких коробочек, лежащих на пляже. Они были сделаны из листьев. Внутри лежали лепестки пяти разных цветов.
– Так мы проявляем благодарность Богу за еще один день. Каждое утро семья кладет такие коробочки у своего дома, у храма и у воды. Иногда у гор. Здесь должно быть несколько определенных цветов.
Позже я натыкалась на эти коробочки везде и всюду. На каждой улице. У каждой статуи и просто на пляже.
Я провела вечер в божественно красивом баре на берегу океана, в компании австралийцев, где наконец-то получила заветную бутылку местного пива «Bintang», своеобразного символа Бали. Они столько меня угощали, что домой я шла с этикеткой-«звездой» («Бинтанг» переводится как «звезда») на лбу.
Глава 2«Одно правило: солнцезащитный крем»
На следующий день после четырех часов сна меня ждал первый урок серфинга. Я решила записаться в серфшколу и отходить достаточное количество уроков, чтобы быть способной кататься самой. Школа эта находилась через дорогу от пляжа – как говорится, рукой подать. Здесь меня ждал инструктор Илья – по всем канонам простой русско-балийский парень, загорелый как негр, худой до жути блондин с торчащими в разные стороны дредами и длинной темной бородой. Мне и еще двум ребятам-новичкам постелили черные коврики в форме доски на траве, а сам Илья уселся на серф, лежащий на пуфике напротив нас. Теоретический урок прошел достаточно забавно… Серферы разделяют волны на два типа: пена и зеленые волны. Пена – это закрывшаяся волна, зеленая – уже сформировавшаяся, на грани падения. Все логично. Первые три урока проходят на пене. Мы попрыгали на этих ковриках, определили, какая у кого ведущая нога, и отправились переодеваться. Илья – идеал русского жителя на Бали, потому что че-то, блин, с ними, застрявшими на острове ребятами, не так, и не обратить внимания на это просто невозможно! Говорят медленно, двигаются медленно. Кажется, что им даже дышать лень и они вообще на грани того, чтобы упасть и уснуть. На столике в школе стоят все виды кремов, но от них только хуже, потому что пара волн – и весь этот крем уже стекает, любя твои глаза, да так, что ты готов их выдрать. Leash[26] на левую ногу, так чтоб он торчал влево и не мешался, волосы в хвост. В воде нас ждали два балийца в смешных панамках: они толкают твою доску на нужную волну и дают разгон. Как это все выглядит для тех, кто не пробовал и кому интересно: несешься ты на волне, крем уже выжигает твои глаза, а смотреть надо обязательно вперед, о чем я, естественно, забыла… Потом поднимаешься на руках, потом левая нога встает, за ней правая идет вперед. Колени согнуты, ниже, ниже! Плечи выпрямлены. И не забудь расставить руки в разные стороны, чтобы смотреться окончательно тупо и неуклюже. Как только доска разгоняется, балиец истерично кричит по-русски: «ВСТАВААААЙ!» Три часа с одним перерывом на водичку – и тебе хочется пнуть волну ногой, сказать, что все козлы, и, задрав сгоревший нос, уйти. Пробирание через волны напоминает войну. Прешь до последнего со своим преданным конем-доской за повод! А они тебе: «Ба-а-ау по морде»! Мало? На еще!!! Глотни соли! Ни в чем себе не отказывай!