– Дойдете там до фонарей, а за ними деревня. Ну, там, глядишь, и поймаете кого.
На улице было адски холодно. Джинсы я забыла дома, Ната шла в недошароварах.
Грузовик свернул и исчез в темноте, а мы остались наедине с дорогой, ледяными звездами и черной тишиной. От холода я вдарила вперед. Мне казалось, что там, впереди, под ярким светом фонарей, должно стать теплее. Ната хромала и не могла за мной поспеть. Я все равно гнала вперед на огромной скорости. Ее нервы сдали, и она отбросила попытки меня остановить. Под тихий мат в темноте загорелся оранжевый огонек сигареты.
Я пыталась стопить редко проходящие машины, но была проблема: при ближнем свете фар человек появляется в поле зрения водителя в последние две секунды, и он не только не успевает затормозить, но и пугается появляющейся из ниоткуда фигуры. Мы дошли до фонарей и поняли, что никакой деревни с «магазинами и остановкой» здесь нет в помине. Сами фонари стояли на мосту, где не было пешеходной части, и нам пришлось идти прямиком по проезжей. Дойдя до середины, мы убедились, что дальше только темная ночь и идти некуда. Наконец спустя полчаса «тотемных» танцев, чтобы не околеть, мы увидели вдалеке спасительный свет фар. По скорости приближающегося света было сложно сказать, остановится водитель или просто нас снесет. Слава богу, он остановился.
– Здравствуйте! Мы до Минска. Захватите?
– Я тоже. Залезайте, девчонки. Я сначала проехал мимо, но меня совесть замучила, поэтому развернулся, чтобы вас забрать.
– Спасибо огромное! Скажите, а можно от вас позвонить? А то у нас симки российские.
– Конечно! Звоните сколько хотите.
Я беру его телефон и набираю номер Ромы. Мне было стыдно. Мало того что мы напросились остаться у него дома, поскольку не знали никого в Минске, так еще и припремся поздно ночью. Каково было мое удивление, когда он, взяв трубку, тотчас же выпалил на испанском:
– Ola, amiga! Todo buen? A dónde vas ahora?[63]
– Todo tranquillo! Estamos cerca, en dos horas lo haremos![64]
Пока мы ехали, выяснилось, что водитель знает Рому. Белоруссия – вообще как одна большая деревня. Все друг друга знают. Водитель высадил нас прямо у Ромкиного дома. Так почти в два ночи мы наконец постучали в дверь.
Глава 8Герой моего времени
Когда-нибудь нарожаем детей, чтобы от всего этого избавиться. Будем иметь подлинный смысл, а не маяться в густой пустоте. Морщинами покрываться, стариться – лучшее, что может быть на земле. Нам повезло не виснуть в вечности. Мы отыграем большой концерт. В конце свет потухнет, и мы потухнем. Вахтерша закроет дверь. Люди разбредутся под впечатлением, а мы улетим наверх. Завязка – кульминация – концовка – 7.
В коридоре пахло машинным маслом. Я разглядела в углу велосипед, на который был нацеплен мотор – Рома с товарищем только что объехали всю Белоруссию на велосипедах и сняли об этом кино. Дверь открылась, и он наскочил на нас так, что я даже не успела прочувствовать этот момент – «человек с обложки» стал реальным. Его подруга по приключениям, Оля, приготовила огромный пирог, и мы уселись за одним столом.
Рома уехал в путешествие, когда ему было двадцать. Вот что называется «красиво уйти из универа». Послужной список его делишек варьировался от сплава на деревянной лодке по Меконгу до принятия аяуаски[65] где-то в джунглях Перу. Он автостопом добрался до Китая к моменту, когда к нему прилетела Оля, с которой они были знакомы лишь через интернет. Она писала тексты для того же журнала, что и он.
Поболтав о том о сем, мы с Натой в обнимку отключились на их диване. Только с утра, при свете солнца, я разглядела их волшебное жилье. Ребята спали наверху, под треугольной крышей. Внизу была идеальная рабочая зона в виде длинного стола с двумя ноутбуками. Вся квартирка была светлой и приятной. На балконе стояла огромная репродукция Васнецова «Иван-царевич на сером волке». Картина представляла собой иллюстрацию к русской сказке: Иван-царевич вместе с Еленой Прекрасной мчатся на сером волке сквозь темный лес, спасаясь от погони…
– Мы с Борей нашли эту картину в какой-то забытой богом деревне, я провез ее еще по половине Беларуси, и вот она здесь. Отец Оли говорит, что именно так я и украл ее из семьи, ха-ха!
Позавтракав, мы собрались прогуляться с Ромой по городу. Увидев Натин рюкзак в прихожей, он переспросил:
– Зачем тебе это?
– Ну как, для вещей.
Он хмыкнул и с улыбкой достал из шкафа маленький рюкзачок литров на тридцать.
– Вот с чем я объехал полмира. И мне этого было достаточно!
На самом деле действительно способность взять как можно меньше вещей – есть некий «апгрейд» путешественника. В Южной Америке я прокляла все с чертовой махиной на сто литров. Теперь на моем новеньком рюкзаке красовалось аккуратное число «55». Ромка кинул рюкзак обратно и вытащил тяжеленную кожаную байкерскую куртку.
– Ого! Видно, что у этой вещи есть история! Откуда у тебя такая куртейка? – поинтересовалась я.
– Из Нью-Йорка. Стоила, по-моему, баксов пятьсот. Охренеть можно!
– И ты что же, ее купил?
– Не, я ее одолжил, – Ромка небрежно накидывает куртку на плечи и хватает звенящую связку ключей.
– То есть ты собираешься вернуть этот долг? – с усмешкой спрашивает Ната.
– Ну вот, сейчас возвращаю! – отвечает Рома, указав рукой на разложенный для нас с Натой диван, и в реверансе, означающем «после вас», открывает входную дверь.
Пока мы идем и болтаем, Ромка показывает нам свой город и помимо прочих достопримечательностей называет следующую:
– Европа. – Рома кивает в сторону магазина, мимо которого мы проходим. – Там одна из лучших мусорок города, всегда можно поесть.
– Серьезно, тут тоже есть такие мусорки?
– Да, я как приехал, сделал карту Минска, достаточно обширную, где выделил…
– Мусорки страны?
– Ну, не страны, а города. Десять самых лучших, и вот эта – одна из топовых. Можем даже щас подойти и стопудово ветку бананов заберем.
– Об этой теме знают все вокруг, и вечером реально очередь выстраивается, бывают даже драки. Правильное время для этих дел фактически в любой стране мира – это около девяти часов. Первый раз подъехали сюда, тоже, знаешь, много чего объехали, все посмотрели, ничего не нашли. Такие уже, ладно, давай последний – и домой. Открываем – два ящика хурмы, два ящика бананов, это как раз под Новый год было.
Мы гуляли с час и наконец дошли до его любимого бара при книжном магазине. Мы, конечно, забежали и в сам книжный. Среди стопок книг, поверх всех остальных, лежала книга Ромы. Продавщица приветливо кивнула ему. Интересно, что это за чувство – зайти в магазин и увидеть там свою книгу?
Когда мы зашли в кафе, Рома по привычке кинул взгляд по углам в поиске камер. Мы сели разговаривать дальше. Ромка заказал нам вина. Не с каждым можно выпить вина днем в удовольствие. Наша встреча была для меня настоящим праздником, но все же мы виделись с ним впервые, и я испытывала определенную неловкость. На тот момент это был единственный человек из ныне живущих, чьи тексты я не просто читала, но и уважала до глубины души. Мы говорили о многом, а потом речь зашла о заработке. Забавно, но, когда говоришь людям о своей «Жизни в дороге», большинство представляют себе утопическую картину. Чувак по мечте живет, думают они, не задаваясь вопросом о том, чего эта мечта стоит. Я уже тогда хорошо знала, что у всего есть своя темная сторона, и именно о ней мне хотелось расспросить Рому больше. У нас был долгий разговор. Я сохраню здесь только последнюю его часть.
– Как у вас было с работой в Штатах? Возможно было устроиться кем-то?
– Возможно, конечно. В Штатах возможно все. Это зависит от знания английского, от амбициозности вообще, от желания общаться с америкосами. Надо понимать, что до этого я три месяца ехал на машине, которая ломалась каждые 300 километров; я чинил ее жвачкой, и всю дорогу мы просили у американцев денег, попрошайничали на бензин, потому что у нас не было уже денег, чтобы доехать обратно до Аляски. Словом, работать не хотелось ни на тех, ни на других по разным причинам. Работа на дядю – это всегда прогибание. Ты должен быть polite с ним, ты должен играть в хорошего подчиненного, он должен играть в хорошего босса. Он должен тебя дрючить, ты должен прогибаться. Вот эта игра, а это всего лишь игра, не более, это лицемерие, оно меня душит по жизни. Поэтому я и сейчас никем не работаю. Хуйней занимаюсь просто, и непонятно, каким образом деньги ко мне приходят. Каким-то чудом еще приходят. Но в один прекрасный момент, наверное, перестанут. Вот, а там, в Штатах, выбора особого и не было. Можно было торговать наркотой, но это было уже слишком… Не с моральной точки зрения, здесь она меня не волновала, просто это был слишком рискованный бизнес. Это большие деньги, но уровень риска тоже большой. А можно было воровать в магазинах, и мы делали это четко, грамотно, в команде. Глупили иногда. Но тогда тьфу-тьфу-тьфу, нас проносило, и никто не поймал ни разу. В один момент мы просто уже реально стали перегибать.
Дальше он рассказал мне обо всех нюансах того «заработка». Это было очень интересно.
– Вы за этот период в два с половиной года как-то еще работали?
– Работали. Везде работали. В Китае в рекламе снимался… В Эквадоре в отеле сайты лепил для всех подряд…
– То есть вы не все время что-то пиздили?
– Да нет. Пиздили мы только в Нью-Йорке. Это был такой период…
– Ну, вы этим заработали и поехали дальше?
– «Заработали, поехали дальше…» Жесткое время это было, понимаешь? Самое страшное во всей этой штуке не факт того, что ты воруешь, не факт того, что ты переходишь черту. Все эти моральные перетягивания одеяла – это только вершина айсберга. Потом эта хуйня остается с тобой, ты на всю жизнь остаешься этим чуваком, который смотрит в магазинах на камеры, всю жизнь ты как бы чувствуешь себя за рамками, всю жизнь вынужден недоговаривать, и спустя время это становится ношей.