ала, что дед в реанимации, я не восприняла эту информацию как опасную. За несколько дней до этого я пришла к нему в больницу с огромным плюшевым слоном, которого мне на день рождения подарила Билли. У меня есть две большие игрушки, с которыми я сплю в обнимку. Медведь от папы и слон от Билли. В тот день я вернулась после очередного приключения. Мы только закончили снимать кино в Мышкине, и я переезжала обратно в Балашиху. Мама мне с этим помогала – у нее была машина. Она остановилась у больницы, чтобы я взяла у бабушки ключи.
– Только давай ты деда навестишь потом, доча. У меня много дел. Просто возьми ключи и выходи.
Мама везла в машине мои вещи.
Когда я встретилась с бабушкой, она сказала, что дедушка очень ждал, что я зайду:
– Он своему соседу про тебя все время рассказывает. Описывает, где ты была, прямо с таким захлебом. Я даже не знаю, как ему сказать, что ты не поднимешься…
– Ладно, ба, побежали.
И вот мы бежим вдвоем по крылу больницы, которое я знаю слишком хорошо после своих тринадцати лет и подозрения на гастрит. Если ты попал в нашу «Пехру», не факт, что выйдешь живым. Моя мама ненавидит ждать и способна вытворить что угодно, вплоть до того, что может выкинуть мои шмотки на улицу и уехать. Я несусь, спрашивая у бабушки ориентиры. Она еле поспевает за мной. Запыхавшись, захожу к дедушке. Мой дедушка – ужасный скромняга. Он любит меня больше океана, а проявлять это стесняется. Я пользуюсь случаем, что он не может встать, и крепко его обнимаю. Он, как ребенок, показывает огромный синяк на руке от шприцев: мол, смотри, они меня обижают.
Последний кадр с дедушкой в моей памяти: я оглядываюсь на него уже в дверях. Он с улыбкой смотрит на соседа по койке, наклонив голову в умилении и обняв одной рукой слона.
Слон вернулся. Дедушка не совсем.
Начинает светать. Мы выходим из храма за руку и садимся у догорающих углей. Сонные бернеры собрались здесь встречать рассвет. Уставшие дети. Они вдоволь наигрались и теперь, перед тем как уйти спать, хотят поприветствовать солнце. Досмотреть титры к этому кино длиной в одну ночь. Кто-то рядом играет на укулеле. Все сидят обнявшись в большом кругу. Небо стало розовым у горизонта, а дальше голубым. Было холодно. Мы прижались друг к другу. Экстази начало отпускать. Мы были вымотаны. Он предложил переночевать у него в палатке. Я согласилась. Он обнимал меня всю ночь. Точно так же, как Дэниел. А с утра мы с ним попрощались.
Мы договорились встретиться еще раз вечером, но на место встречи я не пришла. Не знаю, пришел ли он. Но, кажется, так было лучше. Круг замкнулся. Я сказала «гудбай», которое мне было так нужно. И прошлая я в этот момент улетела белым голубем вверх.
На следующую ночь мы жгли храм. Семьдесят тысяч человек сели вокруг него в полной тишине. И деревянную конструкцию охватил огонь. Наверное, это было самое энергетически насыщенное событие, на котором мне доводилось быть. Вверх поднялись вихри желтых языков, каждый из них закручивался, стремясь подняться выше. Огонь творил что-то невероятное. Я никогда такого не видела. Как будто все духи и вся наша к ним любовь взмыли в небо гигантским столбом. Мы плакали и прощались. И это осознание, что ты не один кого-то потерял, что такую же боль испытывают тысячи людей рядом с тобой, освобождает от нее навсегда.
Начинался последний день, который я провела за помощью в свертывании лагеря Moon Cheese. Роб уехал домой без меня по моей же просьбе. Я хотела помочь ребятам и вернуть подаренное мне за эти дни добро с помощью положительной энергии. Неважно, кто именно мне его дарил. Я всегда могла «заплатить другому». Энергия ходит по кругу, как светлая, так и темная. Например, человека обижали в детстве, а расплачиваться за это будут те, кто свяжется с ним в юности. Или сделали тебе что-то хорошее, и ты так счастлив, что готов каждого обнимать и дарить другим свою энергию.
Мы убирали до самой ночи. Организаторы фестиваля очень и очень серьезно относятся к понятию «убрать за собой». Не должно остаться ни крупинки. Ни кусочка от фантика. Ничего. Если на территории лагеря найдут хоть что-то, на следующий год весь лагерь банят. Или банят вообще, в зависимости от степени ущерба пустыне. В середине дня кто-то притащил нам две скляночки с белым порошком. В одной был кокаин, в другой, по всей видимости, экстази. Кто-то их просто оставил. Дело в том, что полицейские проверяют машины на предмет наркотиков, только когда они уезжают с фестиваля. На сам фестиваль тащи сколько хочешь, никто и ухом не поведет. А вот на выходе они начинают облаву. Те, кто в курсе этого жестокого прикола, оставляют все, что не успели употребить, здесь. Экстази мы не рискнули пробовать (кто знает, что именно там намешано), а вот кокаин пошел на ура. Солнце жарило нещадно. Когда все наконец было доделано, мы запрыгнули в канистру для воды все вместе, голые, с банками холодного пива в руках. Это было высшей наградой. Самый веселый день – это день после праздника. Я всегда считала, что 1 января куда круче 31 декабря. День, когда всем уже плевать, как они выглядят, и ты с друзьями и похмельем, счастливый, доедаешь салаты и травишь дурацкие шутки.
Ребятам нужна была помощь по разгрузке вещей для лагеря. Я вызвалась помочь и с этим. Взамен лагерь оплачивал нам ночь в отеле в Рино, втором самом известном после Вегаса городе-казино Америки. Когда мы зашли в отель, за нами по полу тянулся шлейф из песка. Волосы превратились в какую-то неудачную поделку из глины. Потому что каждый раз, как этот песок намокал, он превращался в натуральную глину. В итоге пришлось потом полоскать волосы в уксусе, чтобы грязь отвалилась. Короче, выглядели мы как лешие. Сложно было понять, чего мы хотели больше: есть или мыться. Я провела последние пять дней на трех кусочках хлеба и с влажными салфетками вместо мыла.
Передать не могу, что это такое: упасть на кровать в номере люкс после недели в пустыне. Мы с Уиллом сразу «отпраздновали» возвращение на мягких простынях кровати, а потом вместе побежали в душ и стонали под ним, как тюлени при спаривании. Кормили нас тоже за счет лагеря. Я заказала себе стейк. И огромный молочный коктейль. Кажется, это была лучшая еда в моей жизни.
Весь следующий день мы таскали из грузовика вещи и перекладывали их в гараж. Я почувствовала себя полноценным мексиканцем, который приехал в Америку на заработки. А поздно вечером я уже оказалась дома. Прощаться с Уиллом было невыносимо. Я вдруг вспомнила, что в путешествиях бывает и такое: встречаешь человека, рядом с которым счастлив, с которым вы четко на одной волне, и понимаешь, что еще сто лет бы с ним дружил. Но судьба распоряжается иначе. Завтра его ждал самолет в Австралию.
Прощай, Питер Пэн.
Машина уезжает. Я на пороге своего дома.
Захожу в темную комнату. Тишина давит на уши. Круг замкнулся.
Конец.
Глава 3Роман с Пало-Альто
Заметка в дневнике:
10 сентября 2015
Незнакомая пожилая женщина в раздевалке, проходя мимо, как-то невероятно многозначительно, загадочно и ехидно улыбнулась мне, пристально посмотрев в глаза. Этот взгляд занял мгновение. Но мне вдруг представилось, что она моя крестная фея, которая знает, что будет впереди, но пока не может мне этого сказать.
Прошел месяц, как я вернулась с Бернинг Мэна. Я все так же живу преимущественно в Пало-Альто. По утрам плаваю в бассейне. Взяла абонемент за 30 долларов на месяц. Не так уж много. Завтракаю в «Whole Foods», пытаюсь писать, но вечно что-то происходит, и я просто не успеваю все записывать. Обзавелась красивым ретровелосипедом сиреневого цвета. Это как ретромашина, только велосипед. По мне, так многим даже лучше авто. Правда, на нем нет тормозов, и я периодически лезу под колеса машинам. Забрала его бесплатно с Бернинг Мэна. Знаешь, по сути, если захотеть, можно вернуть все деньги за билет, просто набрав в последний день великов, оставленных другими, и распродав их в городе. Люди оставляют тысячи велосипедов в лагере Bike Rental, бери, какой пожелаешь.
Меня умиляет простота жизни в Пало-Альто. Весь город, по сути, – маленькая деревня. По улице можно спокойно ехать на велосипеде – едва ли тебя задавит проезжающая раз в три минуты машина. В газетах за завтраком ты прочитаешь, у кого пропала собачка или сумочка, у кого украли велосипед. Где что происходит, у кого свадьба, у кого похороны. Все друг друга знают. Двери никто не запирает. Заборами никто не пользуется. При этом здесь живут создатели и работники Yahoo, Apple, Google и Facebook. На каждую улицу по миллионеру. Все эти шишки – сейчас мои соседи. Но здесь к этому относятся нормально. Все ведь из одной песочницы. Людям, которые здесь не работают, в Пало-Альто делать нечего, поэтому тут не Беверли-Хиллз, где забор вокруг каждого дома такой высокий, что даже крыши не видно.
Я жила в той же самой стэнфордской коммуне студентов, что и четыре года назад. Здесь такие штуки называют «коап», от слова «cooperation». Ужин готовим вместе, вместе убираем. Поем друг другу песни и читаем сказки на ночь. Каждый житель чем-то примечателен. Есть чему поучиться. В нашей коммуне около двадцати человек. Получается, я каким-то образом умудрилась окружить себя интересными людьми, каждый из которых стал деталью моего собственного пазла. Достаточно зайти к любому из них в комнату – и ты попадаешь в маленький мир этого человека. Разнообразие характеров заставляет меня чувствовать себя более живой. Сил на скучных людей уже совсем нет.
Раньше я взахлеб общалась с любым водителем, ловя попутки или просто в маршрутке. У меня было желание вдохновить каждого и сделать его день лучше. Но теперь я поняла, что огромного смысла в этом нет. Люди все равно живут так, как они сами хотят. И на данный момент я просто наслаждаюсь палитрой людских историй.
У меня интересные отношения с Робом. Все студенты относятся к нему немножко с опаской и благоговением. Неудивительно, ведь это его территория, и он решает, кому он сдаст место, а кому нет. А наша коммуна довольно популярна, и многие хотят здесь жить. Потому что на территории Стэнфорда хоть и здорово, но все-таки бывает утомительно: если ты и живешь и учишься в одном месте, то, получается, никогда его не покидаешь. Но для меня Роб – это не «лэндлорд», я ему не плачу и бояться мне его не надо. Студенты удивляются, как я с ним так задружилась и почему мы в таких хороших отношениях. Они просят меня рассказать, как выглядит его комната, и что он вообще любит, и какой он. А все на самом деле потому, что я давно просекла одну простую фишку: возраста не существует. Это иллюзия. Относись к каждому, как к самому себе. Будь проще. И все вокруг станет проще. Людям будет легко с тобой сходиться. Роб на самом деле просто кот. Вылитый кот в человеческом обличье. Собаки на него лают, а кошки его обожают. У нас вся территория заселена кошками. Роб – простой старый кот-одиночка. Он любит есть рыбу по утрам, гулять сам по себе и лазить по крышам. Мне плевать на его деньги и связи. Я ни черта не смыслю в технике. И пока для многих парней он пример для подражания, кладезь знаний и связей – для меня он просто кот, с которым я люблю играть на гитаре.