Я заметила, что никто из русских и украинок не использует главный трюк, которому научила меня Макани. Девочки закидываются стопками спиртного вместе с мужиками, не запивая вообще. Когда весь этот карнавал закончился, я забрала деньги и сбежала.
Пересчитала их в туалете. Двести восемьдесят баксов за три часа. Неплохо.
На выходе из клуба один армянин больно ущипнул меня за грудь через платье. Довольные глаза хозяина мира и наглая ухмылка… Мне нечего было сказать. Это унизительное движение как будто поставило меня на место. То место, на котором я не хотела быть.
Запрыгнув обратно в минивэн, я пожаловалась напарнице. Ее звали Мisty, в переводе с английского – «мистическая». Большинство девушек этой профессии точно так же, как проститутки и стриптизерши, выдумывают себе рабочие имена и никогда не называют настоящих.
– Oh, honey, тебе сразу надо было сматываться. Армяне – это всегда «shit show». Пройденный урок. Чертовы животные! Если захожу в комнату и вижу там армян – сразу разворачиваюсь и ухожу. Fuck it. Подвезти тебя домой?
Мы пересаживаемся в ее красный кабриолет. Она без умолку рассказывает все, что думает об этой профессии, я мотаю на ус. Она высаживает меня прямо у дверей дома Волшебника. К сожалению, это был единственный раз, когда я попала домой так легко. Больше такой халявы не перепадало.
Спустя несколько дней возвращения домой с голыми ногами под утро я заболела.
На лечение у меня времени не было, и я продолжала выходить на работу.
Волшебник закидал меня лекарствами и снова довез до места встречи с корейцем. На этот раз на мне было миленькое светло-розовое платье. Роковая ошибка. В таких заведениях никому не нужны «cute girls». Смотря в зеркало на козырьке, я поправляла макияж и гадала, что же исправить в своей внешности.
– Почему меня не выбирают, Кевин?
– Даса, я расскажу тебе про одну из моих самых успешных девочек. У нее был клиент, который выбирал ее каждый день в течение четырех месяцев. Он приходил в караоке-бар, звонил мне и просил привезти именно ее. За это время та девушка сделала состояние. Думаешь, она была красавицей? Нет. У меня были девушки куда красивее ее! Были и модели, и те, кто побеждал в конкурсах красоты! И даже их не брали. Брали ее. Потому что она тратила на макияж полдня, завивала длинные локоны и всегда была одета так, как будто идет на бал. Любой мужчина мечтал видеть ее рядом. Тебе нужно соответствовать. У тебя ведь даже волосы не завиты. Ну-ка, сделай их набок.
Я представила, как гоняю по миру с щипцами для волос, феном, вечерними платьями и дорогой косметикой. Suuure. Я зачесала волосы пальцами на одну сторону.
– Вот так?
– Да, так лучше.
Четыре часа бедный Кевин возил меня по клубам, но все напрасно. Меня никто не брал. И тут я проследила в себе огромную разницу в сравнении с предыдущими днями: я злилась и негодовала, что меня не берут. Теперь я уже совершенно спокойно заходила в комнаты. Я хотела, чтобы меня заказали. Во мне проснулась жадность до легких денег.
– It’s a gamble, – говорит Кевин.
И действительно, здесь работают такие же законы, что в казино: ты никогда не знаешь, что будет дальше, но продолжаешь играть. В мире, где все зависит только от удачи, всегда есть сотня поверий: до 23.00 Кевин целует наши ручки на удачу, после 23.00 мы трем его правое плечо. Будешь смеяться, но, когда я потерла это заплывшее жирком плечо, меня наконец-то взяли. И клиент оказался полной противоположностью диким армянам: это был добрый и культурный индус. Казалось, его занесло в этот порочный подпольный мир фейка по ошибке. Все два часа мы пели песни «Radiohead» и «Red Hot Chili Peppers». Особенно символично было петь слова «Californication»…
«Pay your surgeon very well to break the spell of aging. Celebrity skin, is that your chin or is that what you waging?»[94]
Я обняла низенького индуса за плечо и была бесконечно благодарна, что на эти два часа я спасена от всех уродов. Когда слышу эту песню теперь, будто возвращаюсь в тот момент. Мы говорили о странах и музыке, пили водку с колой (желудок болел от голода, и я решила позволить себе один стакан) и радовались жизни. Только вот здоровье мое было уже совсем подкошено… Я вышла из комнаты на своих огромных каблуках, села на лестницу и написала Никите: «Доброе утро». Пока Кевин не скажет, что можно выходить, я тусуюсь с черным охранником. Из security всех клубов, вместе взятых, этот мужик самый строгий. Мне нравится его серьезное отношение к делу. Он косится на меня одним глазом, продолжая следить за тем, что происходит на парковке:
– Ну, как идет ночь?
– Да как-то медленно…
– Что так?
– Надела миленькое платье. Видимо, это было ошибкой.
Он снова на меня косится:
– По мне, так отличное!
– Спасибо… Что ж тогда этим поганым корейцам не нравится?
Он улыбается и пожимает плечами. Кевин подъезжает, я залезаю в машину, и мы гоним в другой клуб. Время 2.40. Я чувствую, что тело мертво. Ему нужны постель, лекарства и покой.
– Моя знакомая написала, что еще две девочки нужны. Я и белая, – сообщает девушка-японка на соседнем сиденье, не отрываясь от телефона. Она работает здесь уже шесть лет и напоминает по внешности Люси Лью. Невозможно угадать, какой у нее возраст. Эти японки до сорока лет выглядят как девочки.
– Да, конечно. Поехали.
Если не соглашусь, все равно придется сидеть в машине и ждать, когда она закончит; пока все девушки не закрыли график, Кевин меня домой не повезет. Метро закрыто.
За пару дней до этого мне пришло сообщение от Ивана Кузнецова, тревел-журналиста. Он просил ответить на несколько вопросов для журнала. Ваня уже брал у меня интервью где-то год назад. Это был единственный случай, когда человек действительно поискал обо мне какую-то информацию, перед тем как задавать вопросы. На этот раз он решил запилить «чисто женскую статью»:
– Есть задумка сделать красивое интервью с девушками, которые путешествуют в одиночку, и делают это давно и круто. Выбрал трех героинь, с которыми уже беседовал, в том числе тебя. Хочешь ответить на несколько простых вопросов? Получится обзорный материал для нерешительных барышень. Разрушим все их сомнения. Кстати, как тебе слово «барышни»?
Я согласилась, и он прислал вопросы. Пока мы едем из одного клуба в другой, я открываю список и пробегаюсь по нему глазами. Каждый из них как будто подъебывал. Начинаю писать ответы наобум, просто чтобы отвлечься.
«У тебя есть парень?»
Нет.
«Ты влюблена?»
Следующий вопрос…
«Если бы ты путешествовала с парнем, кто твой идеальный спутник?»
Тот, кто запретил бы мне заниматься такой херней.
«Что ты скажешь девушкам, которые тоже хотят путешествовать?»
Вам пиздец.
Я чувствую, что температура уже больше тридцати восьми. Кости ломит. Я пишу короткое сообщение Никите, без расчета, что он прочитает сейчас. Обычно он отвечает раз в сутки, потому что заходит в интернет только с компьютера.
– Я умираю.
Телефон моментально вибрирует в ответ.
– Меня пугает отсутствие смайлов. Что случилось?
И, спрятанная за тонированным стеклом, я начинаю плакать. Хоть бы Кевин не заметил.
– Видишь, Даса, стоило потереть моё плечо, и появился клиент.
– Да… Спасибо, Кевин.
Вернувшись домой к утру, я доползла до своей комнаты и увидела, что на подушке лежит печенье в форме сердца. Его оставил для меня двенадцатилетний сын Лидии Армандо. Волшебник для него как второй отец, который балует больше, чем настоящий. Лидия – первая любовь Волшебника, и поскольку своих детей он так и не завел, об Армандо он заботился как о родном ребенке. Армандо часто зависал у нас дома. Волшебник сказал ему, что я работаю официанткой в ночную смену. Для Армандо я была милой девушкой… Хотя бы в его глазах мне нравилось такой оставаться.
Я залезла под одеяло и сразу позвонила доброму другу по скайпу. Оказалось, он наконец завел себе айфон и теперь мог передвигаться с камерой. Он сидел на балконе. Слышно было, как капли за окном стучат по фанере московского подоконника. Меня трясло от болезни и морального состояния. Москва казалась в тот момент далеким миром, оставленным в прошлом когда-то очень давно.
– Что случилось, Даш?
От его голоса и родной речи сразу становится легче. Меня отпускает.
– Ты опять куришь?
– Я всегда курю. Ты единственная, кто вечно меня об этом спрашивает…
– Может, это потому, что мне единственной есть дело до твоего здоровья?
Он ухмыльнулся.
– Маме еще есть, она тоже меня попрекает иногда. Так что случилось?
– У тебя браслетик новый?
– Ага. На встрече подарили. Так что случилось?
– Как там у вас с погодой?
– Понятно. Ты не хочешь отвечать.
У меня ломается голос.
– Я не знаю, что сказать. Если бы я могла собрать свои чувства в комок и передать тебе сейчас вот так, через экран, я бы это сделала. Но я не могу.
– Даш, что нужно сделать, чтобы тебе стало лучше?
Я долго молчу. Потом решаю сказать как есть. Полгода говорили как есть, что уж менять правила.
– Ну, если бы ты был рядом, было бы хорошо.
– А что-то менее географически сложное есть?
Я опять молчу.
– Нет.
Тишина. Холодный пот. Ему становится понятно, что я в него влюблена.
– Слушай, как же хорошо, когда люди правду говорят… – он тушит сигарету.
Мы молча смотрим друг на друга. Дождь продолжает бить по фанере, отмеряя тишину.
– Даш, ну ты же веришь в судьбу, когда-нибудь же мы встретимся. Не сейчас, так потом.
– Я не хочу потом… Откуда ты знаешь, что будет потом? Я продолжу жить, ты продолжишь жить. Все поменяется. Может быть, потом я не буду этого чувствовать. Но я чувствую сейчас. Я так редко такое чувствую…
Он опять молчит. Затем потупляет взгляд и отвечает:
– Я, когда говорю с тобой, вспоминаю себя настоящего. Это как портал в реальность. А здесь я как будто продолжаю играть роль. Мне нужно накопить полторы тысячи долларов, чтобы уехать. И если раньше это было сорок пять тысяч рублей, то теперь это все девяносто. Так что моя Москва может продлиться еще несколько месяцев, Даш.