О приближении к владениям Ленточного Чу они, как и предупреждала Марта, были оповещены заранее. Даже слабый ночной ветерок, лениво играющий высохшей травой Безымянной пустоши, разносил шум колышущихся лент на довольно большое расстояние, пугая неопытных путников и радуя матерых путешественников.
Едва услышав знакомый звук, Марта остановилась и повернулась к своим спутникам.
– Мрак, обращаюсь к тебе, потому что из вас двоих ты более-менее разумный, – начала она и, пропустив мимо ушей очередное возмущение Карта, продолжила: – Веди себя вежливо с Чу – он очень ранимый и обидчивый. Сам понимаешь, он потерял своего друга, отца и создателя в одном лице. Перед тем как отправиться на ночь в дом, нам нужно будет с ним поговорить и выслушать несколько историй. Карт прав: иногда он бывает занудным, но игнорировать его ни в коем случае нельзя – все-таки в отсутствие Клифа он здесь хозяин. Теперь дай мне мой рюкзак.
Мрак сбросил с плеч свою ношу, и Марта принялась в нем копаться. Через несколько минут она извлекла из него три ленточки разной длины и цвета. Раздав всем по одной, свою она обвязала вокруг талии.
– И еще. Если не хотите спать на холодной земле, то не перебивайте Чу, не смейтесь над ним и вообще постарайтесь поменьше говорить. Я давно с ним знакома, поэтому доверьте это дело мне. Все понятно? Идем.
Через несколько минут, когда шуршащий звук стал довольно громким, Мрак различил на фоне горизонта силуэт небольшого дома и сразу радостно сообщил об этом Карту, который уже смирился с тем, что эту ночь им придется провести в обществе конкурента по говорливости – Ленточного Чу.
– Клиф, это ты? – послышался взволнованный, скрипучий голос из темноты.
– Нет, дорогой Чу, – тут же отозвалась Марта. – Это не Клиф, но я уверена, что однажды наступит тот счастливый день, когда он вернется и подарит тебе самую красивую ленту на свете.
– О, когда этот день наступит, я стану самым счастливым чучелом на всей Плоской равнине. Да что там на равнине! Во всем подзвездном мире!
Трое приблизились к источнику голоса, и наконец Мраку удалось рассмотреть того, о ком с таким уважением рассказывала Марта. Чу представлял собой незамысловатое огородное чучело, сбитое из двух перпендикулярных досок. Он был одет в старое потрепанное пальто, которое практически полностью скрывалось под ворохом разноцветных лент, привязанных к его деревянным рукам. Вместо головы на длинную доску был насажен тряпичный шар, набитый то ли песком, то ли опилками, на котором углем было нарисовано довольно грубое подобие человеческого лица. Образ завершала соломенная шляпа, водруженная кем-то на его голову.
– Не могли бы вы выполнить одну просьбу? – спросил Чу.
– Конечно. Мы с удовольствием сделаем все, о чем ты попросишь, – сказала Марта и тут же направилась к дому, видимо заранее зная, чего именно хочет чучело.
– Возьмите в поленнице у дома немного дров и разожгите передо мной костер. Возможно, его увидит Клиф, и тогда он скорее найдет дорогу домой.
Мрак, заметивший, что Марта уже тащит целую охапку дров, тут же ринулся к ней на помощь, а Карт тем временем принялся расчищать кострище от старых углей.
– Клиф любил разжигать костер по вечерам, – продолжил Чу. – Он разводил его именно здесь, на этом месте. Мы смотрели на огонь и разговаривали о разном. Вот ты когда-нибудь разговаривал с кем-нибудь о разном? – спросил он у Карта.
Тот уже хотел было ответить что-то резкое, но его опередила подоспевшая Марта.
– Думаю, мы вряд ли когда-нибудь это делали.
– Верно, – усмехнулся Чу, – ведь разговаривать о разном могут только те, у кого нет никаких секретов и тайн друг от друга. Это большая редкость – возможность говорить о разном, и далеко не каждый может похвастаться, что у него был в жизни человек, с которым он мог это делать. Ты можешь думать о разном, но говорить… Нет, это дано немногим. Скоро Клиф вернется, разведет костер, и мы снова будем всю ночь говорить с ним о разном, глядя на огонь.
– Ты все еще думаешь, что он вернется? – спросил Карт, за что тут же получил от Марты ощутимый тычок под ребра.
– Не трогай его, девочка, – снисходительным тоном произнес Чу. – Он не виноват в том, что начисто лишен веры. Наверное, ему никогда не приходилось ждать и, что важнее, он никогда не дожидался. Клиф вернется – в этом нет сомнений. Даже если я к этому времени сгнию и стану прахом, все равно наступит день, когда он снова войдет в свой дом, а утром выйдет из него, и эта пустынная земля превратится в цветущий сад. И ради этого стоит жить. Ради этого стоит даже умереть.
Выслушав это искреннее признание, Карт пожал плечами и направился к поленнице за очередной порцией топлива для костра, который уже принялась разводить Марта. Когда огоньки пламени подросли и потянулись к небу, трое гостей расположились вокруг огня, переглядываясь друг с другом и изредка посматривая на Ленточного Чу, который не умолкал ни на секунду, рассказывая все новые и новые истории о волшебнике Клифе.
– Вы развели хороший огонь. Его будет видно издалека, а это значит, что Клиф обязательно его увидит.
Он произнес это так убедительно, что даже Карт невольно оглянулся, чтобы рассмотреть в темноте приближающийся силуэт старого волшебника. Но степь, как и прежде, была пустынной и безжизненной.
– Однажды вечером мы сидели с Клифом у огня, и к нам подошел человек. Он стал смеяться над Клифом и его мечтой. Он говорил, что невозможно превратить пустошь в сад, и был уверен, что никому в целом свете это не под силу. И знаете что? Клиф даже бровью не повел. Он только устало улыбнулся и спросил у человека: «О какой пустоши ты говоришь?» Путник удивился и указал рукой на окружающую нас степь. Тогда Клиф произнес слова, которые я запомнил на всю жизнь. Он сказал: «Даже мертвая земля сможет когда-нибудь ожить и превратиться в сад, если бросить в нее семя, но тысячи зерен добра и надежды погубит пустошь, которая находится в человеческой душе. Нет во всем мире места страшнее, чем пустая душа». – Чу ненадолго замолчал, а затем, вздохнув, продолжил: – С тех пор я стал присматриваться к душам людей, которые останавливались здесь, и среди них я видел много пустых. Они с презрением смотрели на Безымянную пустошь, они ненавидели ее и старались как можно быстрее ее покинуть, но они не замечали безжизненную пустыню внутри себя, а над теми, кто пытался подарить им семена света, они смеялись и издевались так же, как и над Клифом, который хотел сделать этот мир немного ярче и красивее. Иногда я думаю, что Клиф просто устал от этих людей и отказался от своей мечты, чтобы эта пустошь напоминала им о том, что творится внутри них самих. Но все же я верю, что настанет день, когда в последней пустой душе пробьется маленький зеленый росток, – и тогда Клиф вернется, чтобы расправиться с последней пустошью в мире. Она превратится в зеленый сад, а мы сядем с ним у костра и будем говорить о разном. Мы будем с ним говорить… о разном…
Тряпичная голова чучела наклонилась вперед, а речь стала тише и неразборчивее.
– Он засыпает, – шепнул Мрак девушке.
Та кивнула и, медленно поднявшись на ноги, подошла к Чу. Развязав ленту на своей талии, она аккуратно, стараясь не разбудить чучело, привязала ее к деревянной руке. После чего она знаком дала понять Мраку и Карту, что им нужно сделать то же самое. Карт накинул свою ленту на шею чучела и направился к домику вслед за девушкой, а Мрак задержался на несколько мгновений, завозившись с узлом.
– В твоей душе растет трава, – неожиданно прошептал проснувшийся Чу и посмотрел прямо в глаза опешившего Мрака. – Твоя душа вся покрыта зеленым ковром, а в самом центре к свету пробивается маленький росток. Ты должен сберечь его во что бы то ни стало. Убереги его от бурь и ураганов, которые ждут тебя в будущем, и тогда этот росток превратится в сильное дерево. Большое и сильное дерево. И тогда ты тоже сможешь… сможешь говорить… о разном…
Угольные глаза чучела снова закрылись, и голова опустилась на деревянную грудь. Мрак привязал ленту и, немного постояв рядом с уснувшим Чу, размышляя над его словами, медленно побрел в дом, где уже вовсю хозяйничали Марта и вурдалак. Место на единственной деревянной лавке Мрак и Карт уступили девушке, а сами расположились на полу. Не прошло и получаса, как Марта затихла, перестав ворочаться на неудобном ложе, а упырь засопел, погрузившись в глубокий сон. Мрак еще долго лежал с открытыми глазами и смотрел в окно, за которым ему чудился силуэт высокого сгорбленного старика, бродившего по пустоши. Наконец уснул и он.
18
Смерть стояла прямо в центре огромного помещения, стены которого от пола и до самого потолка были увешаны картинами. Все они были помещены в искусно вырезанные рамы, идеально подобранные к цветовой гамме полотна, с которым сливались в одно целое. Работы художников были размещены по стенам в каком-то определенном порядке, неуловимая суть которого почему-то ускользала от цепкого взгляда темной гостьи. Как только ей начинало казаться, что она вот-вот поймет принцип, уловит замысел того, кто развешивал картины, – эта догадка тут же ускользала от нее, сменяясь чувством разочарования от неспособности понять, казалось бы, очевидную, но неуловимую вещь.
Тяжело вздохнув после очередной попытки, она покачала головой и еще раз окинула взглядом все четыре стены помещения. Странно, но только сейчас она заметила, что одна из картин висит не совсем ровно. Работу неизвестного художника слегка перекосило, чем она и выделялась среди остальных. Решив исправить это упущение, Смерть направилась к ней, внимательно вглядываясь в изображение на холсте. Чем ближе она подходила к картине, тем резче и прерывистее становилось ее дыхание. Она пока не могла разобрать, что именно было изображено на холсте, но с каждым шагом в ней крепло ощущение, что она приближается к самому выдающемуся шедевру всех времен и народов.
Она ускорила шаг, а через несколько секунд перешла на бег, задыхаясь от пьянящего чувства, которое захлестывало ее, от предвкушения, что сейчас она увидит нечто такое, что, возможно, навсегда изменит ее жизнь