Танга снова удивленно подняла брови, улыбнулась и сказала:
— О, спасибо, что вы мне напомнили. Я очень рада, что мистер Гелвада сможет приехать. Это великолепно.
— Очень хорошо. Он подходящий человек, чтобы быть рядом в плохую погоду. Ну, до свидания, графиня. Мои добрые пожелания.
— Спасибо. Вам тоже, — она повесила трубку и пошла в спальню. Иветта стояла у туалетного столика.
— Принесите мне, пожалуйста, полотняную куртку и юбку, Иветта, — попросила Танга. — Я пойду в гараж за машиной.
— Сейчас, мадам. Я могу узнать, что происходит? — Танга пожала плечами. Хотя она и улыбалась, глаза были отсутствующими и почти равнодушными. Она вынула изо рта сигарету и погасила ее в пепельнице. Пальцы у нее были длинные, белые и сильные.
— Я не знаю, что произойдет, — сказала она так тихо, как если бы говорила сама с собой. — Бог знает… и, вероятно, он сейчас не удостоит нас своей информацией.
Иветта пожала плечами.
— Нет… Но если бы это был человек, мадам… вы бы нашли способ заставить его говорить. Я не сомневаюсь.
— Я тоже, — сказала Танга сухо. Она села за туалетный столик.
О'Мара сидел на краю ветхой кровати, стоявшей у стенки маленькой и грязной комнаты, расположенной над главным входом в «Гараж Воланона», в которой он спал. С места, где он сидел, можно было видеть хвост «тайфуна», стоявшего за гаражом, где он оставил его после ремонта камеры. Он сидел, глядя на машину, и размышлял, каким будет следующее движение. Боль в левой руке ушла. Но ноги были не совсем устойчивы. Он встал и попробовал их. Шаги были более твердыми, чем он думал. О'Мара вспоминал, каким он был, прежде чем начались его приключения в этом заливе. И думал, сколько ему потребуется, чтобы вернуться к прежнему состоянию. Он подошел к окну, оперся о стену и замер, глядя через грязное оконное стекло.
Танга, идущая по узкой дорожке, попала в поле его зрения. О'Мара наблюдал, как она шла. Ему казалось, она движется с очаровательной уверенностью, как если бы ее совсем не интересовал процесс хождения в этом мире.
Она обошла вокруг «тайфуна», глядя на шины. Затем подошла к машине сзади и вытащила ключ из замка багажника, где О'Мара его оставил. Села за руль, развернулась и поехала в сторону главной улицы деревни.
О'Мара подумал, что Куэйл чертовски хорошо подбирает людей. Всегда он умудрялся найти нужных для дела. Его интересовало, какое положение занимала эта женщина в схеме Куэйла, что она должна была делать и что должна была сделать с ним. Это роковая женщина, — женщина, которая могла бы вызвать массу бед.
Он подумал, что, кроме жен рыбаков, довольно-таки странной служанки, которая присматривала за заведением Тирша, и Иветты дю Клосс — экономки де Шервази в Коте д'Ажур, с которой он разговаривал один или два раза, он не встречал ни одной женщины в течение последних месяцев, которая бы представляла для него хоть какой-нибудь интерес. Во всяком случае, можно долго бродить по всем странам мира и не встретить такой женщина, как Танга.
О'Мара отошел от окна, вышел из комнаты и по небольшому коридору прошел в комнату Воланона. Небольшие часы, стоявшие на стуле в углу и бывшие единственной целой вещью в комнате, показали, что было без двадцати шесть. Он стоял, глядя на часы и размышлял: если бы он сейчас, на пустой желудок, принял двойную дозу корамина, эффект наступил бы через 15 минут. Двойная доза корамина обычно стимулирует его разум и придает координацию движениям. Это означало, что он будет на ногах к шести часам. Но действие корамина длится на больше трети часа. Он думал, будет ли этого достаточно. Ему казалось чертовски несправедливым заниматься делами, смысл которых ему непонятен, взвешивать возможности, о которых почти не имеешь представления. В то же время он понимал, что с этим придется смириться.
Он вернулся в свою комнату, налил холодной воды из разбитого кувшина в еще более разбитый умывальник, умылся и вымыл голову. Вытерся не слишком чистым полотенцем, пошел к кровати, поднял туго набитый матрац и начал рыться под ним, вытащил бутылку корамина и шприц с иглой. Затем вернулся к умывальнику, вылил из бутылки остатки жидкости в чашку, взял ее в руку и, сказав с мрачной улыбкой: «Удачи тебе, О'Мара», — выпил снадобье, запив его водой.
Затем наполнил шприц из ампулы и, держа его в левой руке, порылся в карманах в поисках спички, зажег ее о свою брючину и прокалил иглу. Закатив левый рукав, медленно ввел иглу в руку повыше локтя и опустошил шприц. Затем положил шприц вместе с пустой бутылкой из-под корамина под матрац. Одел рваный и грязный пиджак, сел на краю кровати, сцепив пальцы и глядя на стену перед собой.
На него нахлынули воспоминания об Эвлалии Гуамарес, которая, казалось, была так далеко и так давно. Ему было трудно восстановить в памяти ее лицо. И только немного подумав, он понял, что эта трудность возникла потому, что лицо другой женщины — Танги — настойчиво возникало в его памяти. Он криво улыбнулся. Ему казалось странным, что в такое время мужчина может заниматься сравнением двух женщин.
Но было ли это действительно странным? Было ли вообще что-либо странным? Он, казалось, просидел так долгое время. Разум его начал проясняться. Сказалось действие корамина и укола. О'Мара глубоко вздохнул. Он испытывал приятные ощущения силы, полного контроля над собой, координации движений, которые неизбежно приходили к нему, когда корамин начинал действовать. Некое удовлетворение, ни на чем не основанное, ни от чего не зависящее.
Внизу зазвонил телефон. Почти сразу же он испытал реакцию, внезапную умственную депрессию, которая пришла с пониманием, что этот звонок означает. Он сидел на кровати, глядя прямо перед собой.
Внизу телефон продолжал звонить. О'Мара подумал, что у него много времени. Не нужно спешить, коммутатор будет звонить, пока кто-нибудь не ответит. Так всегда бывает. Он вспомнил вечера, когда и он, и Воланон были слишком пьяны, чтобы двигаться, а телефон продолжал раздражающе звонить, как мрачное сопровождение его собственных алкогольных снов.
«Это, должно быть, Тодрилл», — подумал он. Затем задумался о Тодрилле, пытаясь представить себе, какой он. Наконец пожал плечами, оттолкнулся руками от кровати, пересек комнату, спустился по грязной деревянной лестнице в гараж. Там он прошел к ветхой конторке в углу и взял трубку.
— Здравствуйте, — произнес он, — это гараж Воланона… Филипп Гареннс.
— Мсье Гареннс, — ответил чей-то голос, — меня зовут Тодрилл. Вы, возможно, слышали обо мне?
— Да. Мне сказали, что вы позвоните в шесть часов.
— Я всегда пунктуален.
— Ну и что?
— Положение, мсье Гареннс, достаточно напряженное в настоящий момент. Думаю, очень скоро у вас будут посетители. Полагаю, у вас есть уже представление о человеке, который придет к вам.
— Да, некоторые предположения есть, — ответил О'Мара.
Он облокотился о деревянный стол, его прошиб пот.
— Я не думаю, — продолжал голос, — что у вас есть причина очень уж беспокоиться. Понимаете, что я имею в виду?
О'Мара цинично ухмыльнулся.
— Да, но я не могу совсем не беспокоиться.
— Конечно, — отозвался Тодрилл. — В данный момент я нахожусь в 40 милях от вас, но у меня превосходная машина и дорога хорошая. Я буду у вас максимум через 45 минут. Не думаю, что наши друзья успеют досадить вам.
— Надеюсь, вы правы. — Наступило молчание.
— До свидания, мсье Гареннс, — попрощался Тодрилл.
— До свидания, — ответил О'Мара и повесил трубку.
Он сидел на деревянном стуле, глядя прямо перед собой. Вот так, — подумал он. Ему вспомнилось несколько случаев времен войны, когда он попадал в тяжелые ситуации, когда дела шли очень плохо, но это его не слишком тревожило в те дни. Он был О'Марой тогда — тем самым О'Марой. Теперь… Он вытянул правую руку — она дрожала. Его бросало то в жар, то в холод. Боль в ноге возобновилась.
Он ухмыльнулся и прочитал про себя: «О, какой дурак он был, мой соотечественник». Да, Шекспир явно обладал чувством юмора. И о любой ситуации, которая могла возникнуть в жизни, у Шекспира можно было найти соответствующее высказывание.
Он встал со стула и подумал, что сказал бы Шекспир обо всем этом.
Вскоре он покинул конторку, пересек гараж, вышел наружу и сел, глядя через залив. Был теплый вечер, садилось солнце. «Все вокруг, — подумал О'Мара, — выглядело очень красиво». Сначала он вспомнил Тангу. Затем его мысли переключились на Эвлалию Гуамарес. Он размышлял, почему в таких ситуациях, как сейчас, лица женщин неизменно стоят у него перед глазами. Спустя некоторое время, он отошел от ворот гаража и сел на землю, опершись спиной о низкую белую стенку. Так он сидел ожидая.
Была половина седьмого, когда пришла машина. Она выехала с главной улицы деревни, на скорости промчалась по дороге к заливу и с визгом тормозов остановилась у гаража. Это был видавший виды «опель». Человек на пассажирском сидении открыл дверцу и вышел. Закрыв ее, он прислонился к машине, глядя на О'Мару. Это был высокий, худой человек с оливкового цвета лицом, на котором выделялись тонкие черные усики. Судя по его одежде, он мог быть кем угодно.
Водитель вышел с другой стороны, обошел капот и встал в нескольких футах от машины, глядя на О'Мару. Он был примерно пяти футов и шести дюймов роста, очень худой. У него была мощная выдающаяся вперед челюсть и впалые щеки. Казалось, будто кто-то натянул мертвенно-бледную кожу на череп скелета. Глаза были узкие. Дешевый французский костюм был слишком велик для него. Мягкая черная шляпа сдвинута на бок. Он был похож на мелкого чикагского гангстера из фильмов 30-х годов, но было и отличие.
Разница была в том, что лицо этого человека ничего не выражало. Оно было мертвым. Неподвижные, мертвые глаза напоминали тусклые фары. Он стоял, свесив руки вдоль туловища, и равнодушно смотрел на О'Мару. Казалось, его мертвая голова существует отдельно от тела, делающего движения, неподвластные ему самому.
О'Маре показалось, что этот человек вообще был мало похож на живое существо.