Мать заметила, что демонёнок выпускал миниатюрный салют и пламенем, и искрами. Тот особенно красиво смотрелся на фоне закоптившегося потолка. Разноцветные звёзды яркими узорами рассыпались по черноте обновлённого покрытия над головой.
— О, новое освещение в доме, — прокомментировала происходящее Блоди. — И люстра не нужна. Тем более, она всё равно уже треснула. Слишком хрупкая оказалась.
— Это да, — согласился Михаэль, ненадолго прервав распевки. — Разучились крепкие вещи делать. Вот раньше, бывало, зарычишь на канделябр, а ему хоть бы хны. Чугунный потому что. Только огарком свечи в ответ плюнет. А современная техника силы искусства не выдерживает. Даже не знаю, как альбом-то записывать будем. Чтоб микрофоны-то не разорвало. А, может, у них есть монстроустойчивые микрофоны?
— А у слушателей должны быть монстроустойчивые колонки, — подсказала вампирэсса. — И монстроустойчивые барабанные перепонки, — добавила она. — Иначе они лишь первые аккорды оценить успеют. И больше никогда ничего не услышат.
— Ничего-ничего, изобретут, приспособятся — уверенно заявил оборотень. — Куда они денутся?
И, в самом деле, деваться от «Мрачновского кошмара» теперь было некуда.
Даймон выдал очередной залп огня, осветив помещение рыжим пламенем. Точно под цвет шерсти отца. Огоньки пробежали по стенам, слились под потолком и вдруг стали ослепительно белыми. Громыхнуло, будто во время грозы. Огонь эволюционировал в молнию.
— Кажется, температуру превысил, — произнёс юный демон.
К счастью для всех, дом был не деревянным, а выстроенным из негорючих блоков. Иначе группа бы давно зажгла в прямом и переносном смысле сразу. Правда, блоки всё же немного оплавились, но выдержали. Вот что значит настоящая монстроустойчивость.
Но наличие Пукса на территории загодя спасло всех от пожара на репетиционной точке… что ещё утром была кухней, где Блоди разбиралась с выпечкой.
— Жу-жу-жуть! — заикаясь, выдал фитнес-браслет Блоди, когда музыкальная композиция подошла к концу. — Давай сожжём их вместе с их калориями? Эти в плане спорта, может, и неплохи, но для общества давно потеряны.
— Да? Мне тоже понравилось, — произнесла вампирэсса. — Надо же, какие таланты раскрываются в наших детях. Но если фаер-шоу и драм-энд-бас мне ещё понятны, то что это за круглое чудо жрёт мою кровавую колбасу?
— Пусть, — снова подал голос фитнес-браслет, — пусть жрёт. Тебе же меньше достанется.
Михаэль, что только размял связки, посмотрел на колобка. Тот дожевал колбасу и улыбнулся почерневшими от приправ зубами. Для горчинки и цвета Блоди добавляла немного угля.
— А, это Чёпа, — отмахнулся от жены вокалист, прилизывая рыжую чёлку на лбу. — Странник. Музыкант. Поэт. Короче, будет жить с нами.
— Он налегке, что ли, прикатился? — прикинула вампирэсса, не разглядев на госте ни одежды, ни иных атрибутов современного человека.
Только зубы. И те в угле.
— Нам зато от него тазик прочный достался! — заявила Мара. — И из него тоже получится инструмент музыкальный. Чем больше тарелок, тем лучше!
Она забарабанила руками по кастрюле. Звук вышел громкий, но руки быстро пришли в негодность. Кисти отделились и теперь бегали на пальцах вокруг девочки.
— Ко мне! — басом скомандовала Мара и те послушно побрели к хозяйке.
— Тазик? Колобок? Да вы ещё с демонокозлом не разобрались в огороде! — возмутилась Блоди. — И почему никто не гуляет с Пуксом? Когда он последний раз взрывался на свежем воздухе? Про Оспу вообще все забыли. Мышоныш в возраст максимализма впал. Округу на бунт поднимает. О завоевании мира грезит. Мне нечего сказать только про чердачного. Топот там наверху вообще неизвестно чем занимается. А вдруг у него кризис среднего возраста?
— Известно шем, — тут же донеслось от люстры через дырку в плите-перегородке. — Смотрю, как гости с харей круглой как мяш колбасу нашу жрут! Гони его вместе с вёдром его ржавым! Меня вот Михаэль в баню не зовёт, лохмы не стрижёт. А его — пожалуйста. Шерте што и сбоку бантик!
— Точно, бантик! — добавил Михаэль и поправил дочке на голове бантик с черепом.
Мара улыбнулась. Улыбкой акулы.
Отец, а теперь ещё и лидер коллектива, тут же прокашлялся и взял слово:
— Нет, ну что я могу сказать, как отец этого чудного бэнда? У Мары определённо есть способности к музыке. Может быть, её следует записать в музыкальную школу? Или учителя пригласить. Нужно же таланту развиваться!
— Нет, в школах слишком хлипкие стены, — заговорил Даймон. — Не выдержат. Она даже прослушивание не пройдёт. Разве что его во дворе проводить. И то опасно. Для школы. А что касается учителя, то когда уже Дарья Сергеевна из отпуска вернётся? Машину ещё нашу любимую забрала. Как там Майки? Скучает по нам, наверное.
— Не забрала, а одолжила, — уточнил Михаэль. — Майки в отличие от внедорожника, не бензиновый, а всеядный. А то на топливе в свадебно-похоронном путешествии разориться можно. Далеко не уедешь.
— А чего директор на самолёт билеты не достал, или на какой-нибудь поезд захудалый? — спросил Даймон. — Зачем по трассе молодожёны катаются?
— С милым и за рулём неплохо. В мире тоже будет всё хорошо… Когда границы из потустороннего мира откроют, — ответила Блоди. — Карантин там у них. Кашляют духи. Сопливят души. Но границы крепки. Оттуда учителя не взять. Столько классиков простаивает лишь потому, что ни умереть дважды не получается, ни вернуться, на белый свет посмотреть.
— Тогда найдём нормального живого учителя музыки, — предложил Михаэль. — У учителей-то нервы покрепче, чем школьные стены. Выдержит.
— Хочу учиться. Но не всякой фигне, а петь! — радостно вскрикнула Мара и несколько раз хлопнула в тарелки. — Хочу учителя! Но мёртвого. Как Дарья Сергеевна. Но чтобы тыкать пальцем можно было.
— Можно на кладбище поискать, — подсказал Даймон. — Учителей там много. Они почему-то долго не живут. Наверное, им выделяют слишком мало бумажек. А в соцсетях не донатят электронной монетой.
— Почему сразу мёртвый учитель нужен? — возмутилась Блоди. — Зомби это уже не модно. Давай живого, а?
— Проклятье моё, живые учителя порою не уступают мёртвым. Кто-то же должен картинно вздыхать, когда тебя будет поправлять. К тому же живой рано или поздно становится мёртвым, так что всё поправимо, — заметил Михаэль. — А пока я сам займусь твоими музосновами. Дорогая, скажи «до».
— До… стали! Даёшь хардкор! — рявкнула басом Мара и снова заколотила крышками по кастрюлям так, что задрожали стёкла, заплясали стены, а пол заходил ходуном.
И никакие усилители ей не требовались, чтобы задать жару всему посёлку. Вот, что значит — талант. Мара прыгала и кружилась вокруг крышечно-кастрюльной ударной установки, выдавая низкие басы такой силы, ковровое покрытие вздыбилось и застыло в виде звуковой волны. Ещё немного и доски под ним тоже пошли бы волнами. А всё потому, что искусство способно менять мир вокруг. Конечно же, в лучшую сторону. Знать бы еще, где эта сторона.
Михаэль на всякий случай поспешил открыть окна, чтобы звук выходил наружу, а то ведь не ровен час, стёкла могут треснуть. Столько мощи — слишком много для одного помещения. Да и чего это одни Адовы музыкой наслаждаются. Пусть и соседи послушают, какое юное дарование по соседству завелось. Это тараканы там всякие сами заводятся, а музыкальный талант на первой грядке не откопаешь. То редкость большая, ценить надобно и наслаждаться при каждой возможности. И не отлынивать.
Соседи, те что из людей, безусловно, наслаждались. Но предварительно засунули головы под одеяла, подушки и матрасы, чтоб те от звука не полопались. А то люди — существа хрупкие, а искусство — сила страшная, мощная и всепроникающаяя. Чуть переусердствуешь — и нет слушателя, один призрак от него остался.
Некоторые в землю закопались головой вниз, уподобившись страусам. Но это их не спасло. Потому что истинное искусство трогает каждого. Проникает в самое сердце и вызывает инфаркт.
Стоило створкам распахнуться, как первые же слушатели не заставили себя ждать. На подоконник запрыгнул здоровенный рыжий котяра. Звуковая волна заставила шерсть вздыбиться, завибрировать в такт музыке, но цепкие когти вцепились в оконную раму.
Кошара едва заметно, как умеют только коты, улыбнулся, показав клыки, пригладил лапой шерсть и расправил усы.
— А я сразу понял, где самое веселье, — произнёс сосед Леонид, постепенно возвращая себе человеческий облик. — Привет смешенному семейству! Или вы больше интернациональное?
С подоконника спрыгнул уже совсем человек. Только уши от кота остались.
— Привет, сосед! — поздоровался Михаэль с бывшим работодателем по рынку и товарищем по рыбалке. — Мы пока о мировых гастролях не думаем. Репетируем помаленьку, по-домашнему. Заходи, Леонид. Кота даже человек не в силах прогнать. Куда уж нечисти? Нежити и прочим монстрам и мостроидам?
Мара, надев кастрюлю на голову, застучала по ней половником. Так было ещё громче. Голос разнёсся по кухне:
— А вот и кот-я-я! На уж-и-и-н!
Девочка начала пританцовывать в такт металлическим ударам и врезалась в Леонида. Кот-оборотень снял с маленького чудовища кастрюлю, едва увернувшись от взмаха половником. Девочка невинно посмотрела на него, хлопнула ресницами и оскалилась.
— Будешь моим учителем музыки? — прохрипела она голосами демонов. — Чур, мёртвым! Это же два в одном. Кошатинка и учителятинка!
— Мара, мы же договаривались на живого, — напомнил отец. — Хотя бы попробуем дать шанс дожить до конца первого урока.
— Ага, пробовать я люблю, — согласилась девочка. — А учителя вкусные?
— Тыр-гыр-брык, вилкой тык! — заявил колобок, прокатился по комнате, подпрыгнул, как мячик, и угодил прямо в кастрюлю, которую всё ещё держал в руках Леонид. — Целым был, но поник!
— О, а это ещё что за чудо? — удивился сосед.
— Криповенько, — добавил Чёпа, выглянув из посудины и уставившись на мелкого оборотня. — Хил или кил?
— О, да у вас пополнение в семье! — произнёс кото-оборотень. — Поздравляю! А когда это вы кругляша завели?