сы стало падать. Да и дневное тоже было ненамного лучше. Поэтому, как только Иветта оказалась в лесу, сразу почувствовала, что заблуждается и вот-вот окончательно заблудится. Это в Европе в лесу у каждого дерева подсветка, указатель и платный туалет. А здесь… здесь тоже мог быть туалет. Только бесплатный и под каждым кустом. Но это было совсем не то, что нужно сейчас.
— Лотта! Где ты, Лотта? — на ходу кричала Иветта, но никто не отзывался.
Она остановилась, прижалась спиной к стволу дерева и почувствовала что-то такое, о чём давно успела забыть. Страх. Не конкретный страх, а какой-то древний всепоглощающий ужас. Но разве ж монстры могут бояться? Всё ведь должно быть с точностью до наоборот.
— Она не могла уйти далеко, — попыталась успокоить трясущуюся Иветту Маша.
— А если на неё напали?
— Да кто? Тут же никого нет.
Иветта озиралась по сторонам, а затем шёпотом произнесла:
— Никто…
Прозвучалоэто по-настоящему жутко. Даже Машу передёрнуло, когда она вообразила себе этого «никто». И всё же оборотиня взяла себя в руки, которые пока ещё оставались руками, а не лапами, и произнесла:
— Надо разделиться.
— Я не хочу делиться! — взвизгнула Иветта. — Я личность цельная!
Но Маша стояла на своём.
— Смотри, здесь развилка. Лотта могла пойти туда, — она повела рукой вправо, — или туда, — оборотнэсса указала влево. — Нужно просто пройти по тропинке, а потом вернуться назад. Это просто. Ты справишься.
Маша перекинулась в рысь и оставила Иветту в гордом одиночестве. Никакой тропинки вампирэсса так и не увидела. Но оставаться на месте было ещё страшнее, чем идти. Поэтому она куда-то пошла. А потом побежала. Потому что бежать — это даже лучше, чем идти, особенно когда представляешь, что за тобой гонится… никто.
Ей начало казаться, что за ней наблюдает весь лес и даже тихонько подхихикивает. От этого вдруг стало не только страшно, но и обидно. А тут ведь даже зеркальца нет, чтоб посмотреть, не растрепалась ли причёска, не слишком ли её лицо перекошено, а может, и того хуже — косметика размазалась! Иветта даже забыла, что косметикой не пользуется. Это Лотта всегда была красивой, особенно по меркам эпохи Возрождения. А Иветта — умной. Но сейчас она не на шутку обиделась, что лес и этот никто над ней смеются.
Не сбавляя ходу, она даже погрозила округе кулаком. И тут же во что-то врезалась. Большое и мягкое.
Большое и мягкое громко ойкнуло.
— Лотта! — радостно выдохнула Иветта. — Живая и даже не понадкусанная!
— Да кто б посмел, — рассмеялась Шар-Лотта. — А этот, с иголками, не захотел отнести меня в Мрачново.
— Ты, наверное, хотела сказать отвести?
— Я сказала то, что хотела. А он убежал. Вот тебе и сервис.
Лес вдруг ожил, загудел, зашумел и захихикал. Теперь уже совершенно не таясь.
На ветку совсем рядом с вампирэссами откуда-то спрыгнула белка.
— Это вторжение! Чужаки в Мрачновском лесу!
Но у вампирэсс оказался не такой тонкий слух, чтобы различить писк белки. Они лишь видели, как зверёк забавно размахивает лапками.
— Смотри, какая смешная белочка, — Лотта ткнула в неё пальцем.
— Где? — Иветта закрутила головой по сторонам.
Шар-Лотта достала телефон из кармана и решила сфотографировать местную фауну.
— В атаку! — заверещала белка, когда её ослепило вспышкой.
Зверёк покачнулся на ветке, балансируя на одной задней лапке, и свалился.
Иветта, наконец, догадалась, что проблему с темнотой можно решить телефоном. Она вытащила гаджет и включила фонарик.
Белка лежала на земле без чувств.
— Ой, померла белочка, — вымолвила она, прикрыв рот рукой, затем наклонилась к зверьку, чтобы лучше рассмотреть. — Смотри, у неё на голове ореховая скорлупка. Будто касочка маленькая. Давай её с собой возьмём?
— Ты чего? Она ж мёртвая! — воззвала к разуму сестры Лотта.
— И что? У нас даже куклы ожили, и белочка оживёт. Никуда не денется.
Белка и не думала куда-то деваться. Стоило Иветте тронуть её пальцем, как зверёныш тут же пришёл в себя и вцепился в руку вампирэссы. Иветта взвизгнула, замахала руками, но белка держалась крепко.
— Она меня съесть хочет!
— Гляди-ка, вправду, ожила… — растеряно пробормотала Лотта.
И тут со всех сторон начался артобстрел шишками.
Прикрывая головы, обе вампирэссы рванули прочь, уже не разбирая тропы. Они перепрыгивали через кусты. Лотта даже пыталась взлететь, но забыла перекинуться в летучую мышь, так что выходило не очень.
Белка держалась намертво. Она ни за что не собиралась отпускать свою добычу. Но сусликам никак не удавалось окружить чужестранных вампирэсс. Почему-то окружение всегда оставалось позади бегущих. Артобстрел постепенно тоже иссяк. А сёстры всё продолжали бежать.
Лес закончился столь же внезапно, как и начался. Его окончание ознаменовали аккуратно подстриженные кусты, в которые влетела Шар-Лотта. И кусты эти оказались такие плотные, что пухлая вампирэсса едва не превратилась в блин. А затем в неё же врезалась Иветта с белкой.
Сусликовое войско к тому времени уже потеряло интерес к добыче. И только белка не собиралась сдаваться.
— Я держу её! Держу! — радостно прыгала она у Иветта на предплечье. — Держу…
Пыл зверушки иссяк, едва она поняла, что осталась одна. Лотта осторожно взяла её за шкирку и оторвала от Иветты.
— Мышь! — взвизгнула тощая вампирэсса.
— Где? — теперь Лотта завертела головой.
Иветта вся затряслась, зажмурилась и указала дрожащим пальцем на зверька, которого её сестра всё ещё держала за шкирку.
— Ты что, это же белочка. Только касочку свою она потеряла.
— Да? — с сомнением пригляделась к зверушке Иветта. — А так на мышь похожа.
— Ты же хотела её домой забрать.
— Нет! Давай её отпустим. Больно на мышь похожа.
Воинственная белка совсем не хотела, чтобы её отпускали. Потому что сама она отпускать никого не собиралась. Она махала лапками, пытаясь вырваться и одновременно снова вцепиться в чью-нибудь руку.
— Я никуда вас не отпущу! — возмущалась белка.
— И пищит как мышь. Может, она бешеная? — предположила Иветта.
— Тогда ты тоже уже бешеная. Она ж тебя покусала.
Иветта задумчиво нахмурилась, прислушиваясь к внутренним ощущениям.
— Нет, — наконец, выдала она. — Я точно не бешеная.
И в подтверждение своим словам добавила:
— Вампиры бешенством вообще не болеют… нам и так досталось.
— А, тогда ладно, — согласно кивнула Лотта и перекинула белочку через кусты, в которые они только что впечатались.
Не знала вампирэсса, что за этой живой изгородью уже созревает самое настоящее зло. И очень прожорливое зло.
Глава 21Первое явление
Только занимался рассвет, как бабушка Лизавета уже пробиралась к огороду. Она всегда рано просыпалась. Даже всю ночь могла не спать, потому что дремала, как правило, после завтрака, обеда и ужина. И потому перед завтраком всегда была бодрой, пока все спали или ходили сонными мухами. И в этот ранний час уже неслась она к грядкам. Но чисто по наитию, которое иные называют — привычкой.
Никакого огорода у неё больше не было. С тех пор, как Агата приехала, сразу садовника организовала. Лысого, молчаливого и неулыбчивого. Со злодейской натурой. А какой от него огород и тем более — сад? От одного его вида яблоки колючками покрывались. Вот весь огород и вышел.
Насажал этот садовник кустов с розами, которые были колючими, но почему-то не цвели, вместо огурцов с помидорами. Да ладно б кусты ягоды какие приносили. Хоть бы крыжовник, он тоже колючий, как и взгляд этого садовника. И то польза была бы. А так ни красоты, ни пользы, одна зелень колючая, через которую пока проберёшься, вся исцарапаешься. Ходи теперь по этим дорожкам, углы острые обходи.
— Так нет же! — бурчала старушка. — Бесполезных каких-то кустов насажал. Ни цветов от них, ни ягод.
Целый лабиринт из этих кустов нагородил. И давай целыми днями ножницами над ними чиркать. Вот так пойдёшь место свободное под посадки искать, то на колючку напорешься, то на ножницы. И для чего защита такая, когда на садовника только глянешь, уже бежать хочется без оглядки.
— Ну, кто так делает-то? Это ж сколько картошки можно было бы посадить? — сокрушалась Лизавета, глядя на творящееся на участке безобразие.
— Тебе, Лизавета, прокурором быть надо, — отвечала ей Агата. — С такой-то тягой сажать. Ну, какой тебе картофель сажать? Твой маникюр теперь стоит столько, что мешком картошки точно не окупится. А тебя всё к тяпке тянет. Брось тяпку! И мысли дурные брось!
Лизавета смотрела на наращенные когти ярко-зелёного цвета в тон волосам, улыбалась доводам веским и откладывала мечты о картофельном поле в закрома подсознания. Новый образ ей нравился, как и новая жизнь. Но всё же нет-нет, да вспоминала старушка, что огород должен быть. Столько земли и никакого урожая. Вот и тянуло поутру на грядки. И ничего с собой поделать не могла.
Время от времени тоска по садово-огородной жизни накрывала Лизавету с головой так, что тянуло к земле больше, чем к работе. Взяв на рынке рассаду, пробиралась она меж стриженных кустов, вооружённая лопатой и граблями и сажала, сажала, сажала… После таких выходок Агата грозилась закатать единственный пригодный для посадок участок асфальтом и снова отводила Лизавету на маникюр. А то и в СПА забрасывала. В себя прийти.
— Не понимаешь ты, Лиза, современной жизни, — корила Агата внучку. — Ну, какие огороды в двадцать первом веке? Для чего в посёлке супермаркет построили? Для красоты, что ли? Там ведь всё уже давно выращено. Выбирай, что душе, — она искоса глянула на своего помощника, обращённого в садовники, — ну, или бездушью вашему угодно. Как у этого. Видишь? Раньше политическим экспертом был на ток-шоу. А сейчас что? Только и может, что ножницами щёлкать. Хлебалом-то давно отщёлкал.
— А ежели никто ничего сажать не будет, откель оно в супермаркетах возьмётся? — возражала зеленоватая старушка, и Агата на пару минут впадала в прострацию. Говорить о поставках и ритейлерах — язык сломаешь.