Ядвига не сопротивлялась. Спасение природы — дело, конечно, хорошее, но и себя от природы иногда тоже спасать надо. Особенно, когда оно уже почти до корней куст сгрызло. А там, может, оно ещё и бегать научится, кто этих растений знает?
— Это какие-то неправильные луковицы, — пробурчала Лизавета, отойдя на безопасное расстояние. — Надо было на упаковку производителя смотреть.
— Генно-модифицированное? — уточнила Ядвига.
— Какой ещё Гена? Который рассадой торгует? Не, тот, конечно, мог редиску вместо морковки подсунуть, но чтоб такое, — задумалась бабушка. — До такого он точно не домодифицировался бы!
Когда они оказались уже возле дома, Ядвига вновь заговорила:
— А может, это и правильно. Сколько растений люди поели? Вот, пришло время растениям есть людей. Круговорот еды в природе. Карма! Вегетарианцы были правы. Но и они своё получат. Их тоже быстрее съедят. В них, то есть в нас, меньше всякой гадости.
— Я тебе дам, круговорот! Не хватало ещё, чтоб нас какой-то лопух зубастый слопал. Баба Лиза так просто не сдаётся. У бабы Лизы лопата есть! — немного поразмыслив, старушка добавила. — И ружьё!
Тут обе заметили, что на пороге дома появилась Агата Карловна.
— И чего это вам ни свет, ни заря ружьё потребовалось?
Сонная, но уже при марафете, хозяйка повела пышными бровями. Телевизионная жизнь приучила её сначала позаботиться о внешнем виде, а потом уже разборки устраивать. А то вдруг внезапно камера какая включится и давай транслировать непричёсанную Агату на всю страну. И хоть телевизионных камер в посёлке не имелось, выглядела Карловна идеально. Даже едва проснувшись, она всегда была готова к съёмкам.
— Какое-такое ружьё? — Лизавета изобразила удивление. — Нет у меня никакого ружья. И лейки тоже нет… и луковиц…
— Каких луковиц? — настороженно поинтересовалась Агата. — И почему это чудище мои кусты жрёт?
— Так садовника своего и спроси! — перебила банши Лизавета. — Насмотрятся в своих интернетах, потом давай модифицировать.
— А всё потому, — не унималась Черепушкина, — что должен быть круговорот еды в природе. Сначала люди едят растения, потом растения людей. Закон природы. И нечего человеку в него вмешиваться. Бабушка, прабабушка, я предлагаю первым отдать на съедение садовника. Пусть ему стыдно будет.
Но Агата уже не слушала экоактивистку, до её ушей донесся хруст ломающихся веток и чавканье. Взгляд её так же устремился в сторону лабиринта из кустов. А вскоре и сама она направилась туда.
Лизавета и Ядвига посеменили следом.
— Так-так, — произнесла Агата, глядя, как гигантская росянка треплет живую изгородь. — А где, говорите, луковицы взяли? Уж не в шкатулке ли с пентаграммой?
Лизавета нахмурилась, пожевала губы.
— Я-то ж думала, тюльпанчики там вырастут, нарциссы… Кто ж знал-то, что оно… вот такое будет, — развела старушка руками.
— А я говорила, что природу беречь надо, — вновь завела свою песню Ядвига. — Когда человек природу не бережёт, она взбунтоваться может. Сколько можно терпеть? Этого стоило ожидать. Потравили всё химикатами и этой своей… — она сдвинула брови, пытаясь припомнить нужное слово, — радиостанцией! Теперь получите мутантов зеленокожих. И это они ещё не поспели! А потом… — девушка замолчала на полуслове, так и не придумав, что же будет потом. Но так даже страшнее.
— Вот же горе-огородники, — вздохнула Агата и подошла к садово-огородному чуду совсем близко.
Лизавета даже зажмурилась, ожидая, что зелёный монстр сейчас Агату проглотит. Черепушкина тоже насторожилась, готовясь бежать от чуда природы по первому же сигналу. Но Агата вдруг ласково погладила монстра по шипастой голове. Чудище огородное даже наклонилось, подставляя колючки под когтистую руку Карловны, и довольно заурчало.
— Потерпи, маленький, — произнесла она. — Сейчас тебя накормим… Семё-ё-ён! Ты где?
«Маленький? — подумала Лизавета. — Это что ж, он ещё расти будет?»
А Ядвига только глаза округлила. На раз может садовника и хватит, а где потом брать?
С криками она бегом рванула к дому.
— Семё-ё-ён! Подави восстание овощей! — кричала девушка. — Началось! Страшная месть природы! Спасайся, кто может, но если повезёт, первый же её монстр тобой и подавится! Исполни предназначение! Ответь за карму всего человечества!
Не ожидал садовник такой засады. Но хозяйка, как и в студии, не спрашивала. Работа есть работа.
Долго смотрела Агата то на внучку, то на правнучку, то на чудище зелёное, что закусывало её единственным садовником, а чавкало так, как будто позавтракало целой дивизией.
— Нет, ну где его манеры? — наконец спросила Агата и потянулась к телефону.
Появились вопросы к одному из клиентов. Пожалуй, самому рогатому за последнее время, но успешно те рога скрывающему.
— Алё, Сатана? — начала разговор Агата на деловой ноте. — Что же ты не сказал, что первое явление начнётся с моей изгороди? Это, смею заверить, напрямую позволяет мне повысить стоимость следующих курсов. Так что во вторник возьми с собой побольше наличности… Что ж, если помимо Конца Света больше ничего нового не предвещается, то во вторник жду как обычно… Нет, минералку свою возьми.
Глава 22Поймать колобка
Адовы-старшие, не зная ни о пожаре в доме, ни о явлении овощного монстра, пробирались в лес, следую за шаровидным товарищем по искусству. И пока Михаэль раздвигал кусты и ветки, а Блоди выбирала хоженые тропинки, где просто удобнее идти, они не переставали разговаривать.
— Я вот не понимаю сказку про колобка, — признался оборотень. — Почему он от всех уходил? Типа, как ни ставь круглого, он всё равно куда-нибудь укатится? Да я его даже подпирал!
— А чего тут понимать? Это сказка про взросление. Наш колобок уже взрослый и пока не протух, всячески себя проявляет по жизни, — с умным видом объяснила вампирэсса.
— Это как? — хлебобулочные изделия с взрослением Михаэль никак не мог связать.
— Да так! Заяц у него был этапом социализации в общество. Волк проявлял себя работой. А медведь ассоциировался с бытовыми трудностями.
— А чего сразу медведь то? — возмутился Михаэль. — Не такой уж я и трудный. Нет, ну, в детстве, может, был трудным ребёнком. Так у нас, оборотней, простых не бывает. Но я уже подростковые кризисы давно перерос. К тому же там и лиса была!
— Лиса — это женщина, — тут же не растерялась вампирэсса. — А с женщинами всегда сложности. И если у колобка не было колобкини, то я не удивляюсь, почему он к нам в одном чугунке прилетел, не стриженный и похожий на перебродившие дрожжи. Одинокие мужчины всегда так выглядят.
— Погоди, Блодь, а родители-то зачем хотели его сожрать? Такие голодные были? Есть им было нечего? Тяжёлые времена в истории?
Вампирэсса вдруг появилась из-за дерева и зыркнула красными глазами:
— Гиперопека и нежелание принимать ребёнка как личность убивают колобков так же верно, как желание одного медведя заставить его петь, когда тот не хочет.
— Хочешь сказать, мне не стоило давить на него? — виновато произнёс Михаэль.
— Не стоило, — кивнула вампирэсса. — Вот, чтобы повидло не полезло, он и слинял.
С новообретённым конечностями укатываться Чёпе оказалось не очень удобно. Руки всё время цеплялись за траву и кустарники. С непривычки они немного мешали, но в то же время колобок умудрялся отталкиваться ладошками от земли и высоко подпрыгивать, созерцая округу. Этот процесс так увлёк его, что он даже о погони в виде оборотня позабыл. Скакать ему понравилось даже больше, чем кататься до головокружения.
Пальцы Чёпы вдруг ухватила что-то мягкое. И это мягкое вдруг заверещало нечеловеческим голосом:
— Вторжение! Это вторжение!
Человек речь суслика бы не разобрал, а вот Чёпа мог бы всё понять, так как в нём по сусекам наскребли одинаково пыли и от людей, и от животных, и от всего прочего. Иногда он даже подозревал, что в нём есть и мышиные какашки. Уж очень характер сложный. Но слышать — ещё не значит понимать.
Однако колобку понравилось слово «вторжение». На него сразу рифмованный ответ в голову пришёл.
— Это вторжение! — повторил колобок. — Никакого движения! Пришло твоё поражение!
Дозорный суслик перепугался не на шутку, попытался вырваться из цепких лап Чёпы, но безуспешно. Только лапками по воздуху бил. Но тут подоспела помощь от белок.
— Пусти нашего собрата!
— Не путю!
— Ну, сам напросился. Пеленай его!
Сверху колобка накрыло рыболовной сетью, которую они, по всей видимости, из гаража Адовых утащили. Но это ничего, у Михаэля ещё удочки остались.
Однако белочки немного не подсчитали — заодно и суслика пленили.
— Меня-то за что? — запищал суслик.
— Издержки революционного движения, ничего не поделать, — ответила одна из белок. — Терпи брат. Умри достойно.
— Тогда скажите, что я умер героем! — радостно кричал дозорный суслик в сетке. — Скажите всем, что я его поймал!
Колобка же плен совершенно не смущал. Он продолжал подпрыгивать, несмотря на сетку, что стала ему скорее платьем-ниточкой. Только теперь прыгал вместе с сеткой. И сусликом под боком.
Белки спустились с веток, суслики выбрались из укрытий. Лесное зверьё думало, что это они несут колобка в свой штаб, но на самом деле колобок просто скакал в свободном направлении. О местонахождении штаба он и не подозревал.
Зверьки бежали следом, но были уверены, что бегут в нужном направлении — в штаб. Дозорный суслик, что так и не выбрался из сетки, искренне верил, что именно он поймал округлого диверсанта. И уже представлял себя представленным к награде. Не каждый день такая крупная добыча в лесу попадается. Теперь отметят хлебом, а то и сыром. А то и гляди, в звании повысят.
На постамент, сооружённый из пустых коробок, вскарабкался Оспа. Крыс взял в руки веточку, изображавшую микрофон, и заговорил:
— Народ мой лесной! Что самое главное в нашей борьбе? — суслики заворожено глядели на своего предводителя, но отвечать не спешили. — Припасы! Я ведь уже говорил вам. Победит тот, у кого больше припасов. Провиант — наше всё! Любая крепость неприступна ровно до тех пор, пока в ней не закончится запас продовольствия. А какой наш главный припас? Сыр! А вы что принесли? Хлеб? Хлеб и морковка, это конечно хорошо, но всё суета тленного мира. Весь цимус в сыре. У кого сыр, тот и прав!