Тем временем Фёдор Андреевич вылез из-под руля и достал очки. Но всё равно ничего не увидел. Шевелящаяся масса плотно закрывала обзор. И даже протирание очков не помогло.
— Майки, почему не едем?
Грузовичок снова жалобно бибикнул и включил радио. Ответом была известная песня, которая переводилась как «дорога в ад».
Фёдор тяжко вздохнул и понял, что из машины придётся вылезти. Но не успел он открыть дверь, как та сама вдруг распахнулась.
— Руки-ноги-щупальца или чего там у вас имеется — вверх! — вдруг скомандовал маленький суслик с громкоговорителем.
Он эту штуковину ещё во время концерта утащил. Полезная вещь оказалась. Теперь его тоненький голосок слышать могли не только нелюди с повышенной чуткостью слуха, но и вообще все-все. Суслику это человеческое изобретение очень уж приглянулось. Заложников захватывать удобнее. И сразу можно объяснить им, что они теперь будут использованы в революционных целях, а не погулять вышли. И выкуп, опять же, можно потребовать. А то пока сообразят эти люди, сколько сыру принести, можно и с голоду помереть всем отрядом. Но с громкоговорителем совсем иное дело — сказал и всё все поняли.
— Говорящий хомячок… — благоговейно улыбнулся Фёдор и потянул к зверьку руки. — Пойдём ко мне жить. Я тебе колесо поставлю, лесенки, качельки заведу.
Такого оскорбления суслик особого боевого подразделения «рви и кромсай» вынести не мог. Щёки его раздулись, будто он, и впрямь, хомяк. Но только он сам знал, что в щеках у него не орешки, а вся суслиная ярость. Которую можно было брать и сжимать в сусликовые таблетки и раздавать всем желающим.
— Это вторжение на земли имени императора всея земель Оспы и других грызунов орешков блага ради! — прокричал мохнатый воитель. — Вы — арестованы. И будете ликвидированы, если не пожелаете сотрудничать!
Суслик отбросил громкоговоритель и наставил на Фёдора палку.
— Ну, это вряд ли, — лишь улыбнулся бывший директор школы.
Ему на прежней работе и не с такими «адскими созданиями» приходилось дела иметь, как этот миленький суслик. Но у них всех были имена и фамилии, классные руководители, а если не помогало, то ещё и родители.
Но тут палка полностью оправдала поговорку о том, что и она раз в год становится артиллеристским орудием. То есть стреляет. Видимо, это был тот самый день в году. Фёдор ощутил сильный удар по ноге. Орехом.
— Ты чего хулиганишь, хомячок? — возмутился он.
— Я! Я тебе покажу хо… — но договорить мохнатый защитник леса не успел. Перемахнув через Фёдора, из грузовика вылетел гусь. Ухватил хомяка за шкирку и закинул прямо в гнездообразную причёску хозяина.
— Я его держу! — схватил суслик за волосы Фёдора, но сам запутался в шевелюре.
Кто кого держал — это был ещё большой вопрос.
Но суслик оказался вовсе не одиноким воином. Со всех сторон что-то запищало, заклокотало, и в Фёдора, да и в Майки тоже полетели снаряды. Шишки да орехи. Особенно опасны были шишки — от них тоже множились шишки. Только на лбу.
— Бежим! — крикнул Фёдор Андреевич, вывалился из машины, которая почему-то перестала тарахтеть и теперь спешно закрывала окна от пчёл.
Но далеко убежать не удалось. За ногу Фёдора ухватила лоза. Она извивалась змеёй и ползла всё выше, стремясь запутать всего Фёдора, который на ногах не устоял, а повалился на землю. Теперь он и сам ощутил себя как тот самый суслик, что всё ещё пребывал у него на голове.
Правда, мохнатый так и не понял, что сам угодил в плен, а продолжал голосить:
— Поймал! Держу! Далеко не уйдёшь!
Гусь высоко подпрыгнул. Летать он не особо умел и раньше, когда ещё перья были на месте, в виду чересчур обильного питания. Но в последнее время научился отлично прыгать, имитируя полёт. В экстремальных путешествиях и не такие фокусы освоишь, убегая от машин или духов.
Вот и теперь гусь взмыл вверх, отталкиваясь мощными лапами от земли, сделал сальто и спикировал прямо на Фёдора.
— Эй-эй, сейчас не время гнездования! — вскрикнул тот, утягиваемый лозой в лес. — Меня тут лиана в лес тащит! А у нас они расти не должны… климат не то-о-о-от!
Но гусь вместо приземления на голову впился клювом во взбесившуюся лозу.
Хватка моментально ослабла, и теоретически Фёдор мог встать. Но не хотел. Потому что шишко-ореховый артобстрел продолжался. И гусь тоже прилёг. Продолжая жевать поверженную лозу.
Одним глазом он поглядывал на Фёдора, а другим следил за обстановкой. Его острый гусиный глаз, словно сканер, скользил по лесу, словно в тепловом диапазоне.
Гусязавр-хищник поскользил. Полз на брюхе, отталкиваясь от земли лапками. Он так обычно передвигался после сытного обеда, но то в пруду. Теперь же приходилось учитывать силу притяжения. Она, знаете ли, не давала от земли оторваться.
Но сила притяжения действовала и на шишки с орехами. Которые тоже имели свойство не только притягиваться к земле, но и больно бить. Физика жестока и беспощадна. Как и география.
Взгляд гуся упёрся в пень. Вместе с самим гусязавром. Но интересовал его не пень, а то, что в нём. Внутри прятался большой и толстый, и, наверняка, очень вкусный горошек. Причём с мини-рацией, что координировала весь театр боевых действий.
— Позиция раскрыта! — закричал в рацию генерал Горошек. — Повторяю, я обнаружен! Прекратить операцию. Диверсия прова…
Гусязавр просто сунул в расщелину пня длинный клюв и выдернул Горошка из укрытия. Подбросил вверх не хуже жонглёра, а затем поймал широко раскрытой пастью. И проглотил.
Обстрел моментально прекратился. А суслик дал дёру в кусты, более не удерживаемый врагом. И лишь зоркий взгляд мог с ходу подсказать, что никаких прочих сусликов, белое и прочей разумной фауна в районе не наблюдалось. Зато хватало безумной флоры, занимающейся диверсией на когда-то подконтрольной Оспе территории.
И та резко остались без командования. А те из фруктовощей, грибягод и порядком выросших в размере пчёломётов, кто поближе находился, ещё и разглядели гусязавра во всей красе. Мохнатый и лысый, одетый и голый одновременно, он вдруг поднялся из-за пня и, зажевав их генерала, заявил о желании продолжить охоту по лесу.
Только охота та была на зелёную армию.
— Алегуген! — кричал гусязавр, бегая по лесу как тиранозавр, и порядком выросшими лапками сносил пни, раскалывал сухие брёвна, а заодно и пожёванное бревно с дороги пытался убрать с криком. — Цап-цап-цапцаруген!
— А вы верите в бога? — вдруг раздалось рядом с директором.
Фёдор поднялся, озадаченно почёсывая причёску. Перед ним стоял мужик в пальто и шляпе. Без единого волоска растительности. Но даже когда наклонился, шляпа не упала с головы.
Диво. Но ещё больше удивлял гусязавр. Если бы их двоих попросили описать это существо, их показания противоречили бы не только друг другу, но и самим себе. Потому что всё противоречие гусязавра не укладывалось даже в маленьких овощных головах. А кабачки-диверсанты, всё-таки знали толк в удивлении.
Фёдор Андреевич, наконец, сообразил, что плен закончен, а его больше никто не держит. Он бодро вскочил на ноги и, перепрыгнув преградившее Майки путь бревно, хотел уже рвануть к магазину на своих двоих, но вынужден был замереть.
— Погодите, бойтесь муравьёв! — вдруг заявил лесной мужчина в шляпе.
— А чего их бояться? — не понял бывший директор, где детей как раз учили не бояться муравьев и прочих тараканов. Потому что самих тараканов в школе хватало. Взять хотя бы столовую.
— А чего они сусликов в плен захватывают? — ответил вопросом на вопрос мужик в шляпе и шляпу ту снял.
Директор так и застыл на месте. Так как перед ним стоял рогатый мужик. А те ровно вдвое интереснее мужиков без рогов. Но Фёдор в процессе боя потерял очки. И рога принял за причёску.
— Какая восхитительная укладка! — заявил он. — Не дадите адрес парикмахера?
— Конечно, — улыбнулся мужик и протянул договор и ручку. — Запишите тут, на листике.
Директор взял ручку и начёркал на листике каракули, чисто чтобы ручку расписать. Но неожиданно для себя подписал договор с Сатаной и стал третьим всадником Апокалипсиса. В отличие от доставщика-Армагедоныча, что никогда не читал договоров, или Михаэля, который поставил роспись за ребёнка, желая той славы, на этот раз рогатый снова воспользовался слабостью человеческой.
А именно — плохим зрением.
Посчитав дело сделанным, Сатана тут же исчез. А Фёдор вдруг увидел мир на много километров вокруг как на ладони. И никакие очки ему для этого не понадобились. Теперь у него в каждом глазу будто по микроскопу было. И видел он каждого муравья в округе. Те не таскали больше палочки, не носили листики и не сражались с букашками толпой на одну, но маршировали строями, сворачивались в клубки и катились в определённом направлении, а то и строились в полки и практиковали кунг-фу, используя все конечности.
Но ещё больше удивил гусязавр. Если раньше он и делал попытки маскироваться под гуся, то теперь этот гусь дышал огнём, а перепончатые лапки вдруг стали лапами тиранозавра. Да и сам гусязавр уже ни за что не влез бы грузовичок, став размером примерно, как Майки. И казалось, продолжал понемногу расти.
Бревно испытало неподдельный шок от преобразований гусязавра. Тот просто заявил:
— Я финиш хим! — и полил преграду огнём из клюва.
Бревно тут же покрылось трещинами, а затем вдруг решило прикинуться червячком и уползти.
Паникой отступающих диверсантов воспользовался Майки, смахнув с себя озверевших пчёл дворниками. Многие из пчеловоинов потеряли в битве с дворниками свои жала, но самим дворникам было нипочём. Они только шипами от этого покрылись.
Но самое интересное осталось на десерт. Пышная причёска директора вдруг стала рогами. Похоже, таинственный парикмахер объявился сразу, решив не ждать звонка.
Фёдор за рога вцепился и с криком:
— Дашка, за чт-о-оо??? — побежал по дороге дальше.
Многое повидал он на границе жизни духов и живых. И решил было, что Дарья Сергеевна ему рога наставила. Кто из тех духов знает, как у них неверность проявляется?