— Нет-нет, я просто собираю информацию.
Уважение, которым она прониклась к нему в детстве, мгновенно включилось, как рефлекс.
— А, ну ладно. Тогда могу. Заходите. На улице сейчас слишком жарко. Вы совсем промокли. Надо мне отрегулировать эту поливалку.
Они вошли в холл, миновали кухню, пересекли гостиную и вышли на современную застекленную веранду. Она была обставлена со вкусом — в средиземноморском или, по крайней мере, южно-европейском стиле.
— Садитесь, я только что поставил кофе — хотите?
— С удовольствием, — ответила Эллен. Усевшись в одно из плетеных кресел, она оглядела фарватер Нючёпинга, где теснились всевозможные суда. На небольшом столике лежали вперемешку газеты, книги и справочники, что напомнило ей собственный рабочий стол. Среди всего этого хаоса стояла стеклянная банка с печеньем — похоже, домашним.
Она представила себе, как он сидит здесь целыми днями и решает кроссворды. Где-то негромко играло радио — как раз достаточно, чтобы слышать, что оно включено, слов было почти не разобрать. Эллен подумала, что это скорее для фона, — сама она любила либо включить на полную громкость и наслаждаться от души, либо не слушать совсем.
На столе лежал раскрытый дневник. Эллен осторожно заглянула в него, но не нашла ничего интересного — погода и время прихода-ухода судов.
— Как у вас тут чудесно, потрясающий вид! — сказала она, когда он вернулся с двумя чашками кофе.
— Спасибо. Это мое маленькое ателье.
Чель поставил перед ней чашку и уселся напротив.
— Вы пишете картины?
— Да — вернее, писал раньше. Большинство этих картин нарисованы мной.
Эллен посмотрела в сторону гостиной и заметила картины. Различные сюжеты, но один и тот же стиль и цветовая гамма.
— А сейчас я по большей части читаю газеты и книги да кроссворды решаю. Раньше мы делали это вместе с женой, но на Рождество она умерла. Она говорила, что этот вид за окнами помогает чувствовать себя, как дома. Она была француженка.
Оба посмотрели на залив Стадсфъярден и вход в порт Нючёпинга.
Эллен кивнула. Его горе ощущалось так явно. Тяжелое чувство, которое ей хотелось бы отфильтровать. Она пригубила обжигающе горячий кофе.
— Я поразмыслил об этом, пока ходил за кофе. На самом деле, я вовсе не удивился, когда ты позвонила в дверь. Меня скорее удивляет, что ты не пришла ко мне раньше.
— Почему?
Эллен распустила волосы — они рассыпались по плечам, словно защищая ее.
— Как получилось, что ты начала копаться во всем этом именно сейчас?
Она пожала плечами, не зная, насколько честно стоит отвечать.
— Пытаюсь вспомнить, что произошло, но у меня пробелы в памяти. Хочу двигаться дальше, но не получается. Мой психолог считает, что надо во всем разобраться и перестать вытеснять то, что произошло. Переработать свое горе. Не знаю — может быть, вы можете рассказать, что помните, и помочь мне заполнить пробелы. Если вы не против, конечно. Для нашей семьи это большое горе, от которого мы так и не оправились.
— Знаешь, я проработал полицейским всю свою жизнь, хотя это и было давно. Дел у меня было множество, так что не факт, что я смогу ответить на все вопросы, но если я правильно помню, тогда сошлись на том, что это был несчастный случай?
— Да, так и есть. А до того, как ее нашли, считалось, что это похищение.
В животе что-то сжалось.
Чель допил кофе и предложил ей печенье.
— Его испекла моя жена.
— Нет, спасибо.
Она не хотела расходовать печенье, которое осталось ему от жены.
— Если быть до конца честным, в этом деле были некоторые обстоятельства, по поводу которых я до сих пор недоумеваю.
— Вот как? — пробормотала Эллен с удивлением, которого он, по всей видимости, и ожидал.
— Деталей я не помню, но когда я десять лет назад вышел на пенсию, то взял с собой материалы дела. Между нами говоря, так поступать нельзя, но что они со мной сделают? Посадят за решетку?
Он рассмеялся.
— Мне следовало давным-давно все уничтожить, однако рука не поднялась. Особенно учитывая тот факт, что дело было закрыто, когда твою сестру нашли, но мне все равно никак не отделаться от этих бумаг. Осталось ощущение, что дело не закончено. Иногда я достаю их и просматриваю, но сейчас давно уже за это не брался.
— Я могу их увидеть? — спросила Эллен, чувствуя, как сердце забилось чаще.
— Нет, — он отрицательно покачала головой. — Но я могу ответить на твои вопросы.
Эллен размышляла над тем, стоит ли все же уговорить его показать ей документы, но потом отказалась от этой мысли.
— Почему вы никак не могли забыть это дело?
— Полицейский общается со многими людьми, и нередко трудно объяснить, что это — назовем это интуицией. Бывает, что кто-то ведет себя странно, или постоянно меняет свой рассказ, или, наоборот, судорожно держится за него. Иногда крошечные детали заставляют полицейского насторожиться.
— Вы помните, что заставило вас насторожиться в данном случае?
Она не могла не задать этого вопроса, однако не была уверена, что хочет услышать ответ. Казалось, она ступила на минное поле — каждый новый вопрос мог привести к взрыву.
— Нет, с ходу не скажу.
— А меня вы помните?
— Да, конечно. Помню и твоих родителей, и брата. Твою бабушку. Приятелей твоего брата. Соседей по острову. Это была ужасная трагедия для тебя и всей вашей семьи. Понимаю, что ты по-прежнему не оправилась от горя.
Эллен смотрела вниз на газеты, пытаясь скрыть чувства, от которых слезы наворачивались на глаза.
— Странно встретиться вот так, через много лет.
— Понимаю, — кивнул он. — Воспоминания оживают.
Она кивнула.
— Больше, чем я ожидала. Что вы помните?
— Помню тебя хорошенькой девочкой, которая очень любила сестру. Ты была безутешна. Подозреваю, что связь между близнецами еще крепче, чем мы можем представить. Вокруг исчезновения твоей сестры поднялась такая буча. СМИ стояли на ушах, вся Швеция следила за поисками.
Эллен вспомнила, как фотограф тайно подкарауливал их и даже шел за ней по дороге из школы. Она помнила, что об их семье писали в газетах и говорили по телевидению. Восьмилетнему ребенку трудно было все это понять.
— Тебе пришлось очень тяжело. Мы предлагали помощь — встречи с психотерапевтом и все такое, но, насколько я помню, твои родители решили взять все это на себя.
Ей хотелось плакать, но она сдерживалась.
— По правде говоря, я не верю, что это был несчастный случай.
В состоянии ли она его выслушать? Пойдет ли ей на пользу эта встреча? Эллен сложила лежавшую перед ней газету и продолжила, надеясь, что этот разговор поставит точку в ее размышлениях:
— Так вы не верите, что она утонула?
— Я не воспринял это как обычный несчастный случай на воде. На теле у твоей сестры были обнаружены повреждения, которые так никто толком и не смог объяснить.
— Вы их задокументировали?
— Да, но в те времена у нас не было цифровых фотоаппаратов, так что я снимал обычным. Качество снимков оставляет желать лучшего.
— Вы помните, что это были за повреждения?
— В моих глазах это были очевидные травмы при самообороне — царапины на руках и теле, но врач утверждал, что она могла порезаться тростником. Я настаивал, чтобы тело направили на судебно-медицинскую экспертизу, однако врач констатировал — чересчур поспешно, — что она утонула. В легких была вода, именно от этого она и умерла.
— У вас сохранились эти фотографии?
В ответ он покачал головой, но Эллен поняла, что они до сих пор у него. Однако ей лучше их не видеть. Она начала щелкать пальцами.
— Я хотел послать экспертов-криминалистов на то место, где ее нашли, но следствие было закрыто.
Чель откинулся на спинку кресла, глядя на залив.
Эллен пыталась переварить то, что он только что сказал. По какой-то непонятной причине она не была удивлена.
— Смерть, смерть, смерть, — прошептала она, пряча лицо за прядями распущенных волос.
— Меня не поддержали, и я не мог продолжать расследование. Доказательств не было. Понимаю, что это может прозвучать странно, однако с правдой зачастую легче иметь дело, чем с ложью.
— Что вы имеете в виду?
— Что-то привело тебя сюда. Не хочу зря мутить прошлое, но если ты спросишь, я отвечу.
Эллен сделала глубокий вздох и приготовилась задать следующий вопрос.
— Как вы думаете, что произошло?
— Думаю, ее убили. Возможно, это произошло непреднамеренно. Не знаю.
— Что-то еще, помимо повреждений на теле, заставляет вас так думать?
— Показания не сходились.
— Какие показания?
Эллен ущипнула себя за руку.
— Показания твоей семьи на допросах. Друзья твоего брата, которые были у вас в тот вечер. Люди, работавшие в усадьбе, и так далее. Как я уже сказал, подробностей не помню, но что-то во всех этих историях не вязалось. Кто-то лгал.
— Кто и почему?
— Доведи мы следствие до конца, результат мог бы быть другим. Во всяком случае, если интуиция правильно мне подсказывала. В те времена мы не очень-то умели допрашивать детей. Образы того, что вы видели и пережили, были смутными, ваши рассказы менялись от раза к разу. Мы подолгу допрашивали свидетелей. Ты уж извини меня за прямоту.
— Нет-нет, что вы! Расскажите, что вы помните!
— Помню, что тебя было очень сложно допрашивать. У тебя был совершенно отсутствующий вид. Потом мы догадались, что родители давали тебе успокоительное, чтобы помочь пережить горе.
— Что? Они пичкали меня лекарствами? — Эллен почувствовала себя совершенно сбитой с толку.
— Думаю, они делали это из добрых побуждений. Учитывая обстоятельства, им было велено прекратить давать тебе лекарства. Кажется, это были лекарства твоей мамы, так что они совсем не годились для ребенка. Но я понимаю их намерения.
Он откинулся в плетеном кресле.
— Сигнал поступил рано утром. Помню, как мы с коллегой приехали в Эрелу. Работать в таком месте было трудно. Немногочисленные следы — например, одежда Эльзы — были обнаружены далеко за пределами оцепленного участка. Полицейский патруль, прибывший на место, оградил довольно большую территорию — и тем не менее, этого оказалось недостаточно.