Она уставилась ему прямо в глаза.
— Значит, вы не хотите, чтобы я сюда приходила?
Для нее это было как удар в лицо. Никто не хочет с ней общаться, никто ее не выдерживает — даже ее терапевт, или кто он там.
— Я этого не говорил. Ты можешь продолжать ходить ко мне, но я не уверен, что смогу тебе полноценно помочь.
— Вы считаете, я нуждаюсь в медицинской помощи?
— Да. Среди прочего.
— У вас нет сил со мной общаться?
— Вовсе нет, не пойми меня неправильно. Я готов продолжать наши беседы, но…
— Иногда я сама ломаю голову, как все это получилось, что со мной такое. Как я попала в эту западню? Что привело к тому, что все вышло именно так?
— Жизнь, — ответил он и осторожно улыбнулся. — Что произойдет, если ты попробуешь поговорить о случившемся со своими родителями?
— Никто не желает со мной говорить.
Она вытерла слезу, скатившуюся по щеке.
— Но, если я правильно понял, именно твои родители хотят, чтобы ты ходила ко мне и разбиралась в прошлом?
— Они просто больше не в состоянии со мной общаться.
Эллен слышала, что произносит это тоном упрямого подростка, но ничего не могла с собой поделать.
— Все хотят, чтобы все это скорее закончилось, но говорить об этом никто не желает.
Александра, 14:30
Александра припарковалась возле станции, между двумя другими машинами, приткнувшимися на маленьком островке рядом с рельсами. От большой парковки она предпочла держаться подальше, чтобы не столкнуться с кем-нибудь из знакомых.
В обеих машинах сидели одинокие люди. Либо кого-то ждали, либо не хотели ехать домой. Во всем этом была какая-то убийственная обыденность.
Александра заглушила мотор, однако без кондиционера в машине стало душно.
Мысли проносились в голове одна за другой, а время тянулось невероятно медленно. Каждый раз, когда она смотрела на часы, казалось, что стрелки остановились.
В окно постучали.
— Беа? — она опустила стекло.
— Что ты тут делаешь?
— Просто отдыхаю, прежде чем ехать домой. Книжку читаю.
Это было единственное, что она смогла сочинить на ходу.
— А где у тебя книжка?
Беа заглянула в машину, обыскала ее взглядом. От нее пахло сигаретным дымом.
Почему она не может просто взять и уйти?
— В сумке, я ее еще не доставала.
Глаза Беа казались почти черными. Александра опустила глаза и сделала глубокий вдох.
— Ты не могла бы оставить меня в покое? — прошептала она едва слышно.
— Что? Да у тебя совсем крыша съехала — торчишь тут как психованная.
Беа захлопнула дверцу машины и пнула ее ногой.
Александра вздрогнула — она все равно почувствовала боль, хотя Беа ударила не ее. Она схватилась за плечо и посмотрела вслед дочери. Та шагала между машинами, стоявшими на большой парковке.
Александра высунулась в окно:
— Беа!
Но та даже не обернулась.
«Ну и ладно», — подумала Александра, хотя в глубине души желала обнять дочь, прогнать этот мрак, разделявший их, который отчасти создала сама. Слова свекрови еще звучали в голове, и угрызения совести сдавили горло.
Стокгольмский поезд пронесся так же быстро, как проносились мысли в голове. Обычные люди, возвращающиеся домой с работы, вывалились на перрон. Александре хотелось быть одной из них. Нет, лучше сидеть в поезде, уезжающем прочь отсюда.
В машине было жарко, а опустив стекло, она добилась скорее противоположного эффекта.
Прямо с допроса Патрик послал ей эсэмэску и велел ехать на станцию. До поезда оставалось тридцать минут. Это очень в духе Ханны — всегда опаздывать.
Чтобы как-то убить время, она достала телефон и вышла в «Инстаграм», прокручивая фотографии красивых садов. Чудесные, спокойные картины во всех оттенках зеленого. Комментарии она не читала, считая, что фотографии говорят сами за себя. Она буквально ощущала запахи.
Минут через пятнадцать в машине стало практически невозможно дышать. Александра все больше нервничала, думая о том, как разочарована поведением Патрика. Все это — не ее дело, однако он до сих пор не вернулся с работы в Стокгольме.
И тут она увидела автомобиль Ханны, въезжающий на большую парковку перед зданием вокзала. Сердце забилось чаще. Не успев даже подумать, она вышла из машины и быстрым шагом устремилась к Ханне, вынимавшей из багажника чемоданы. К счастью, дети сидели в машине — им ни к чему слушать то, что она вынуждена сказать.
— Ты не можешь уехать, — выпалила она.
Ханна обернулась.
— Александра, что ты тут делаешь?
— Меня послал Патрик. Он не разрешает тебе уезжать с детьми. Поехали к нам домой, нужно поговорить.
— Нет, я все решила — не хочу здесь оставаться, и ты меня не остановишь.
— Боюсь, тебе придется остаться. Патрик не переживет, если ты уедешь с детьми. По его словам, полиция обнаружила на телефоне Лив твои отпечатки пальцев. Он послал мне эсэмэску. Вот, смотри!
Она протянула Ханне свой телефон.
— Судя по всему, полиция разыскивает тебя, поскольку ты не отвечала на телефон, я поехала сюда.
Эллен, 22:00
На остров Эрелу спустилась ночь, не ощущалось ни ветерка. Воздух был влажный, жара еще не отступила. Казалось, на острове совсем пусто — слышалось лишь жужжание насекомых. Машины Маргареты на парковке не было, и Эллен поначалу испытала облегчение — сегодня она не в состоянии больше ни с кем разговаривать, она слишком уязвима, хотя ей и одиноко.
Что она делала после того, как побывала сегодня у доктора Хиральго, она и сама толком не помнила. Как и прежде, просто кружила без всякого плана, пытаясь собраться, упорядочить мысли. Несколько раз звонила Джимми, но он не отвечал, и это ее огорчало, но она приняла это чувство и позволила себе погрустить.
Эллен вошла в замок со стороны кухни — дверь, как всегда, была не заперта. Скинув обувь, выпила стакан воды и прошла дальше — мимо гостиных, библиотеки, и вышла в большой холл. Она была босиком, а заходить в большие залы без обуви ей не хотелось. Еще с детства она слышала, что дерево бывает ядовитым. Если посадишь занозу, в ней может оказаться яд. Эти слова она не переосмыслила во взрослом возрасте, они так и остались в сознании в неизменном виде — независимо от того, правда это или нет, она продолжала с ними считаться. В любом случае, темные залы выглядели не очень-то уютно.
Она остановилась перед большой изогнутой каменной лестницей, ведущей на второй этаж. Этой лестницей пользовались редко — только когда приходили гости, а с тех пор, как пропала Эльза, гостей они не приглашали. Эллен уставилась в темноту.
Вокруг все похрустывало и пощелкивало, словно старый замок пытался ей что-то сказать. Ей пришлось собрать волю в кулак, чтобы не поддаться страху. К этим звукам ей так и не удалось привыкнуть. Она представить себе не могла, как мама живет тут одна.
— Есть тут кто? — крикнула она, но ей ответило только эхо. — Кто здесь?
И снова только эхо между каменных стен.
Старинные росписи на стенах было трудно различить в темноте, и хотя она знала каждый сюжет, сейчас в них будто таилась угроза.
Эллен подумала о том, что было сказано сегодня. Попыталась разобраться во всех необъяснимых вещах, но не знала, с чего начать. Несколько раз покрутившись вокруг себя на каменном полу, она вошла в темную гостиную. Потрепанное кресло Маргареты пустовало. Включив лампу, она оглядела стопку кроссвордов на журнальном столике. Почему-то вдруг защемило в груди — так очевидно стало одиночество Маргареты. На стенах висели фотографии. Эллен стала разглядывать их одну за другой. Это были семейные портреты. Эллен и Эльза, а также их старший брат Педер — красивые позы, безукоризненные наряды. Словно бы время остановилось.
Подойдя к письменному столу, она зажгла настольную лампу. Зеленый свет осветил пустой стол. Когда она была ребенком, ящики и шкафы всегда были заперты, но сейчас, когда Маргарета живет одна, ей, наверное, нет смысла закрывать их на ключ? Эллен повернула ручку и выдвинула верхний ящик, но тут же машинально задвинула его обратно. Ей не дано право рыться в вещах своей матери — это заложено на каком-то подсознательном уровне. Однако через пару секунд она все же снова выдвинула ящик.
Он был набит доверху, и Эллен невольно улыбнулась этому контрасту — идеальный порядок снаружи и полный хаос внутри.
Здесь были книги о близнецах. Однояйцевых близнецах. Эллен взяла в руки одну из них. «Что близнецы испытывают друг к другу?» Старые книги, изданные в восьмидесятые годы. Эллен подумала, что наука с тех пор сильно продвинулась вперед. «Потерять близнеца». Она прочла аннотацию на задней стороне обложки. «Оставшийся в живых нередко испытывает чувство вины за то, что выжил, хотя могло получиться и наоборот». «Пустая болтовня», — подумала Эллен и положила книгу на место. Хотя на самом деле так и было, просто ей не нравилось об этом читать — словно существовал некий образец, которому все должны были следовать.
В те времена рождение близнецов было делом редким. Во всяком случае, к этому относились по-другому. Сегодня чуть ли не у каждой второй пары рождаются близнецы. Эллен буквально видела, как мама гордилась тем, что у нее близнецы. Та, которая родила близнецов. Хозяйка замка — мать девочек-близняшек. Эллен и Эльза фон Платен, как их тогда звали. Возможно, этот образ самой себя у Маргареты разрушился, когда Эльза умерла?
Помимо книг, в ящике лежало множество документов и конвертов, которые Эллен стала рассеянно перебирать.
Там были маленькие спичечные коробочки и прочая ерунда, которую мама собирала всю жизнь. Эллен взяла толстый конверт, пролежавший там, похоже, не один год.
Тут до нее донеся какой-то звук. Эллен вздрогнула, конверт выпал у нее из рук, и все его содержимое рассыпалось по полу.
Присев на корточки, Эллен принялась собирать бумаги и заметила, что это счета. Взяв один из них, она прочла, что на нем написано. Это был счет от Дидрика. Тогда она взяла другую бумагу. Снова счет от Дидрика. Зерно. Последний счет был выставлен две недели назад. Суммы большие. Зачем ее мама покупала зерно у Дидрика? Новый звук прервал ее размышления. Эллен засунула счета в конверт и как раз собиралась положить его обратно в ящик.