Он говорит:
– Задавайте поскорее. У меня почасовая оплата, и мне надо отработать свои часы.
Я думаю зайти издалека, но, похоже, оно того не стоит.
– Вы были знакомы с Шерил Лэнсдаун?
– С какой еще Шерил? – Я вижу, как на виске у него начинает пульсировать вена. Мне хотелось бы, чтобы расстояние между нами было побольше, но отступать не собираюсь.
– Лэнсдаун. Она некоторое время была замужем за Томми Джарреттом.
– Я ее не знаю.
– Тогда откуда у нас видеозапись того, как ваш фургон по вечерам регулярно проезжает мимо ее дома, Дуглас? – Конечно, у нас нет такой записи, но он этого не знает. Я вижу, как он начинает нервно топтаться на месте. – Может быть, вы за ней ухаживали?
– Она была красивая, только и всего, – отвечает он. – Я ничего ей не сделал. Можете сами посмотреть на своем видео. Я даже никогда не останавливался у ее дома надолго. И уж точно никогда не заходил туда.
Просто сидел в фургоне, стоящем перед домом, достаточно долго, чтобы подсмотреть что-нибудь пикантное, как я подозреваю. Ничего удивительного, просто немного противно – с учетом того, что этот человек женат.
– Вы, случайно, не были там в ночь с воскресенья на понедельник, вскоре после полуночи?
Он некоторое время обдумывает это, потом качает головой.
– Я сидел в «Подлом псе» почти до самого закрытия. Потом по пути домой меня остановил патруль и запер в кутузку в Вэлери до самого утра. Можете проверить.
– Проверю, – говорю я. Это звучит угнетающе правдоподобно. И он не стал бы называть свой арест в качестве алиби, если б не был уверен в его надежности.
– Я слышал, что случилось с ее девочками… – произносит Принкер, и я поднимаю глаза. – У меня самого есть дочка. Это просто чистое зло. Я никогда такого не сделал бы. Ни за что.
На него подавали жалобы за то, что он избивал бывшую жену и бывшую любовницу, но я почему-то верю этим его словам. Даже у дурных людей бывают свои пределы, и это – его предел.
Принкер надевает свою каску и говорит:
– Надеюсь, вы найдете Шерил. И очень надеюсь, что поймаете того урода, который это сделал.
Я киваю и благодарю его; он залезает обратно в свою машину и включает мотор. От грохота содрогается земля у меня под ногами, и я отступаю назад и спускаюсь с холма.
Я уже убеждена, что трачу время на Дугласа Адама Принкера впустую, но мне нужно замкнуть этот круг и поставить галочку. После этого практически не останется направлений, в которых я могла бы двигаться. Может быть, Престер прав и нужно полностью отдать это дело ТБР…
Но, может быть, впереди маячит еще одна тропинка.
Вместо того, чтобы вернуться в участок, я заезжаю домой и принимаю душ, чтобы избавиться от вони свалки; этот запах просто невыносим, и я не сомневаюсь, что все остальные отнесутся к этому так же. Обнаруживаю на своей куртке большой, жирный потек чаячьего помета и отстирываю его, проклиная гнусных летучих крыс. Чистые джинсы, рубашка, куртка и обувь. Теперь я чувствую себя намного лучше.
Я поворачиваюсь к Буту, который наблюдает за моими хлопотами с большим интересом и немалым чувством удовлетворения от того, что я приехала домой. Чешу ему лоб, и он смотрит на меня большими карими глазами и тихонько пыхтит. Чует: что-то грядет. Затем, поднявшись на ноги, рысит к двери и выжидающе смотрит на меня.
– Ты совершенно прав. Прокатимся, приятель, – говорю я ему. Потом беру поводок, но не надеваю на Бута: здесь это не требуется. Открыв дверь, говорю: – К машине.
Он выскакивает во двор, мчится прямо к задней дверце моего неприметного черного седана и садится там, как и положено хорошему псу. Одна лапа приподнята в вежливом ожидании.
– Иди, – разрешаю я ему и указываю на его любимое дерево. Бут смотрит на меня, потом на дерево, опускает голову и неспешно идет по тропинке к стволу, вынюхивая путь; три раза обходит дерево, потом задирает лапу и делает свои дела. К этому моменту я уже открываю заднюю дверцу, и Бут с разбега прыгает в машину; автомобиль покачивается на рессорах, когда он приземляется.
Бут – это около семидесяти фунтов сплошных мышц, и в качестве поддержки он надежнее, чем большинство знакомых мне местных полицейских. Да и слушать он умеет лучше. Заводя машину, я испытываю укол беспокойства и решаю уделить этому чувству некоторое внимание. Звоню отцу. Он вполне здоров и ворчлив. Но даже когда он в таком настроении, после разговора с ним я чувствую себя лучше.
Бут просовывает голову между подлокотниками кресел и упирается подбородком в консоль.
– Хороший мальчик, – говорю я ему, и он отвечает низким гортанным ворчанием. Я смеюсь. – Тебя нужно было назвать Престером – ты ворчишь так же, как он.
Еще один тихий рык, и я слышу, как хвост Бута шлепает по обивке кресла.
– Ладно, напарник, давай займемся делом.
Я вывожу машину на дорогу.
Мой план довольно прост: пройти по следу, оставленному одноразовым телефоном того, кто звонил в 911, – Гвен отметила этот след по вышкам связи. Я знаю, что это, скорее всего, напрасная трата времени, но поскольку дело Шерил Лэнсдаун ушло к тем, кто стоит в «пищевой цепочке» следствия намного выше меня, то это последняя ниточка, за которую я могу потянуть. Звоню Престеру, чтобы сообщить ему, куда я направляюсь; он говорит, что это, вероятно, бесполезный труд. Но мне все равно. Я еду дальше, потому что других срочных дел, требующих моего внимания, сейчас нет.
Доезжаю до лесного пруда. Желтая ограждающая лента трепещет и щелкает на ветру, но вокруг никого нет. Тэбээровцы давно уехали, а ФБР еще не прибыло. Полагаю, когда федералы появятся в городе, они захотят поговорить со мной, так что, наверное, лучше пока воспользоваться относительно свободным временем. Я сверяюсь с картой, которую прислала мне Гвен, и направляюсь дальше по дороге.
Бут садится, чтобы посмотреть в окно; я опускаю стекло, чтобы он мог высунуть голову – но не настолько, чтобы сумел выпрыгнуть, если решит погнаться за чем-либо. Пес, похоже, доволен. Мы минуем развалины двух брошенных домов, потом особняк, где недавно произошло двойное убийство. Здесь все еще ведутся следственные работы. Я не останавливаюсь. Двое помощников шерифа косятся мне вслед, когда я проезжаю, но я делаю вид, что не заметила их. Они меня не знают, и, судя по мрачному выражению лиц, мое присутствие им вряд ли понравится.
Дорога идет под уклон, петляет в сумерках среди деревьев, а потом вдруг вырывается на яркое весеннее солнце. Ухабистая грунтовка переходит в более широкую асфальтовую дорогу, по которой фермеры возят товары на рынок. Я сворачиваю на юг, еду мимо полей и стоящих в отдалении ферм; потом показывается еще парочка зданий. Я сбрасываю скорость и сверяюсь с картой – да, я уже близко от окончания проложенного Гвен маршрута. Почти на месте.
Останавливаюсь у первого здания – заправочной станции – и покупаю бутылку минералки. Когда пожилой чернокожий владелец станции выбивает мне чек, мы затеваем дружеский разговор ни о чем. Я показываю ему свой жетон и вежливо спрашиваю, можно ли взглянуть на записи его видеокамер, и вид у него делается унылый.
– Мэм, я бы с радостью показал вам записи, если б эти камеры были настоящими. Но это фальшивки. Висят тут только для виду. Я не могу позволить себе настоящую технику.
– А что, если вас ограбят?
Он пожимает плечами.
– Парни толкутся здесь почти все время. В основном они ведут себя вежливо, потому что я знаком с их матерями. Ни один черный парень не станет меня грабить. Только белые приезжие – время от времени.
– Хорошо. Вот моя визитка; позвоните мне, если у вас будут неприятности, – говорю я, протягивая карточку. Он кивает и прячет ее в карман. – Вы не помните, никто не проезжал тут рано утром в понедельник? Во сколько вы открываетесь?
– В пять, – отвечает он. – Но в понедельник я принимаю товар, часа в три или в четыре утра. Я живу прямо тут, наверху. – Я подозревала это – в здании два этажа. – Обычно так рано тут никто не ездит, однако в тот день я видел одну машину.
– Какую?
– Какой-то большой черный внедорожник. Извините, больше я ничего не знаю. Водителя я не видел – он сюда не заезжал, потому что свет у меня не горел. Он поехал дальше.
– В какую сторону?
Хозяин молча указывает в том же направлении, куда ведет остаток следа, начерченного на карте. Я киваю, благодарю его и покупаю еще пару бутылок воды, чипсы, лакомства для собак и мелкую пластиковую миску. Я не собираюсь ездить так уж долго, но, судя по всему, владельцу этого места деньги не помешают. Расплачиваюсь и ухожу, сложив в багажник все покупки, кроме минералки для меня, воды для Бута и собачьей миски. Наполовину наполняю ее водой, ставлю на землю и выпускаю пса из машины. Он направляется прямиком к миске и с хлюпаньем лакает, потом оживленно обнюхивает землю и оставляет несколько меток в ближайших окрестностях. Потом я свистом подзываю его, и он бегом мчится обратно. Я выплескиваю из миски недопитую воду, и мы снова выруливаем на дорогу.
Проехав пару миль, я вижу впереди шоссе с довольно спокойным движением. У обочины виднеется маленький универсальный магазин, еще ближе – руины старой автомастерской, закрытой уже довольно давно. У самого перекрестка располагается стоянка для грузовиков. Я проверяю карту и вижу, что след обрывается на этой самой стоянке.
Именно здесь тот человек остановился и избавился от своего телефона или, по крайней мере, вытащил сим-карту. Я чувствую, как мой пульс учащается. Если он остановился, возможно, ему нужно было заправиться; у него не имелось других причин выбирать такое оживленное место, кроме вполне очевидной – у него был на исходе бензин. А я по собственному опыту знаю – на сотню миль в обе стороны нет ни одной заправки, так что ему волей-неволей пришлось свернуть сюда.
Я тоже заправляюсь и вхожу в здание. Сейчас здесь явно затишье, однако с полдюжины дальнобойщиков и несколько человек в обычной одежде закупают еду и напитки. Еще с десяток водителей сидят у стойки сандвич-кафе в дальней части зала. Я иду прямиком к кассе, расплачиваюсь за бензин и прошу позвать управляющего.