А ещё он вызвался сходить в городок за полмили отсюда. Городок был безлошадный – будь у них лошадь, они бы давно её съели. Казалось, местные жили только тем, что воровали друг у друга бельё с верёвок.
Там была площадь, совершенно жалкая. Просто расширенный перекрёсток, а на нём ратуша с часами. Ещё имелась таверна. Он в неё зашёл.
Поначалу все стихли, пока их разум не сосредоточился так, чтобы уделить ему место, и тогда его встретили с осторожным гостеприимством. Всё-таки новости разносятся быстрее под винцо с виноградом.
– Вы, видать, новый работник у госпожи Флитворт, – заметил бармен. – Господин Дверь, так, кажется?
– ЗОВИТЕ МЕНЯ БИЛЛ.
– Ага. Когда-то давно там была миленькая старая ферма. Мы и не думали, что бабка там останется.
– Ага, – согласилась парочка стариков у камина.
– АГА.
– Недавно в наших краях? – спросил бармен.
Внезапное молчание остальных посетителей напоминало чёрную дыру.
– НЕ ВПОЛНЕ.
– Значит, бывали уже у нас?
– ТОЛЬКО ПРОЕЗДОМ.
– Поговаривают, госпожа Флитворт чокнутая, – заявили со скамьи у потемневших от дыма стен.
– Поумней твоего будет, малый! – возразил другой сгорбленный пьянчуга.
– Ну да. Ума у неё палата. Но при этом чокнутая.
– А ещё говорят, у ней цельные ящики сокровищ в этой ейной гостиной.
– Да нет у неё денег. По любому поводу жмотится.
– Вот-вот! Богачи – самые жмоты на свете и есть.
– Ладно. Умная и богатая. Но всё равно чокнутая.
– Ежели ты богатый, то уже не чокнутый. Богатые бывают только эксцентричными.
Вновь повисла давящая тишина. Билл Дверь отчаянно искал, что сказать. В болтовне он никогда не был силён. Повода попрактиковаться не было.
Что люди говорят в такие моменты? Ах да.
– Я ПОКУПАЮ ВСЕМ ВЫПИВКУ, – объявил он.
Потом они научили его игре, состоявшей из стола с дырками и сетками по углам и шаров, тщательно вырезанных из дерева, и эти шары надо было сталкивать друг с другом, чтобы отскакивали в дырку. Игра называлась как-то вроде «миллиард». Играл он в неё хорошо. По правде говоря, идеально играл. Поначалу он просто не умел играть иначе. Но, услышав, как другие ахают, он исправился и начал совершать точно выверенные ошибки. Когда его начали учить игре в дротики, он уже отточил этот приём. Чем больше он ошибался, тем больше нравился людям. Так что он метал маленькие пернатые дротики с убийственной меткостью: ни один не попадал ближе фута к мишени. Одним он даже умудрился срикошетить от гвоздя и лампы и попасть кому-то в пиво. Все хохотали как безумные, а одному старику от смеха даже стало дурно, и пришлось его вывести на свежий воздух.
Его называли Стариной Биллом. Никто его раньше так не называл.
Какой удивительный вечер!
Был лишь один неприятный момент, когда тоненький голосок сказал: «Да это же шкилет!» Он обернулся и увидел маленькую девочку в ночнушке, которая глядела на него, сидя на барной стойке, – без страха, скорее даже с восторгом.
Владелец заведения, которого, как уже знал Билл Дверь, звали Лифтон, нервно хохотнул и извинился.
– Фантазёрка она у меня, – сказал он. – Чего только не лопочут дети, да? А ну, марш в постель, Салли. И извинись перед господином Дверью.
– Но он же шкилет в одежде, – упрямилась девочка. – Почему сквозь него пиво не проваливается?
Он едва не запаниковал. Кажется, его могущество слабело. Обычно люди не могли его разглядеть – он оставлял своего рода пробел в их ощущениях, и они заполняли эту пустоту в голове деталями на свой выбор. Но это касалось взрослых. Похоже, это не защищало его от подобных заявлений. Он ощутил, как вокруг все растерялись. Но тут мать девочки очень вовремя вышла из подсобки и забрала дитя. Сдавленное нытьё про «шкилета, у которого все кости торчат» стихло за поворотом лестницы.
А всё это время старинные часы над камином всё тикали и тикали, отрубая по секунде от его жизни. Ещё недавно казалось, что их так много…
В дверь амбара под сеновалом тихонько постучали. Он услышал, как она открылась.
– Ты там в приличном виде, Билл Дверь? – раздался голос госпожи Флитворт во мраке.
Билл Дверь проанализировал смысл вопроса, учитывая контекст.
– ДА? – предположил он.
– Я тебе парного молочка принесла.
– ДА?
– Давай, поспеши. А то остынет.
Билл Дверь осторожно спустился по лесенке.
Госпожа Флитворт ждала его с фонарём в руках и шалью на плечах.
– Я туда корицу добавила. Мой Руфус любил корицу. – Она вздохнула.
Билл Дверь имел о подтекстах и интонациях примерно такое же представление, как астронавт на орбите – о погоде на Земле. Всё видно, всё прямо тут, готово к изучению – но бесконечно далеко от фактического опыта.
– СПАСИБО, – сказал он.
Госпожа Флитворт огляделась.
– Я смотрю, ты тут уютно устроился, – бодро сказала она.
– ДА.
Она потеплее закуталась в шаль.
– Ну, тогда я в дом пойду, – сказала она. – Кружку можешь занести поутру.
Она стремительно ушла в ночь.
Билл Дверь взял молоко с собой на чердак. Поставил на стропила, сел и стал наблюдать, как оно остывает и гаснет свеча. И ещё после этого.
Наконец он начал различать назойливый шелест. Он достал золотые часы и засунул их в дальний конец чердака, прикрыв копной сена.
Тише не стало.
Ветром Сдумс, прищурившись, вгляделся в цифры – не меньше сотни Считающих сосен пало ради одной этой улицы – и вдруг понял, что щуриться уже не надо. При жизни он привык быть близоруким, но сейчас его зрение стало острее некуда.
Дом № 668 удалось найти не сразу – адрес оказался на втором этаже над ателье. Вход был из переулка. Там на облупившейся стене кто-то прикрепил объявление с оптимистичным текстом:
«Заходите! Заходите!! Клуб „Новое начало“.
Смерть – это ещё не конец!!!»
За дверью оказалась лестница, где пахло старой краской и дохлыми мухами. Ступени скрипели даже громче колен Ветрома Сдумса.
На стенах кто-то оставил надписи. Слоганы были необычными, но общий настрой узнавался: «Покойники всех стран, подымайтеся, вам нечаво терять, окромя своих цепей! Молчаливое большинство требует Прав Мёртвым! Немедленно прекратить живизм!!!»
Наверху оказалась площадка с одной дверью.
Давным-давно тут кто-то повесил масляную лампу под потолок, но казалось, её никто не зажигал уже тысячи лет. Древний паук, вероятно питавшийся остатками масла, лениво наблюдал за ним из паутины.
Ветром снова поглядел на визитку, по привычке глубоко вдохнул и постучался.
Аркканцлер шагал обратно в университет, пылая яростью, а остальные безнадёжно плелись следом.
– Кого ему вызвать? Кого вызвать? Это же мы тут волшебники, а не кто-нибудь!
– Да, только мы по правде не знаем, что творится, верно? – уточнил декан.
– Так, значит, выясним! – рявкнул Чудакулли. – Уж не знаю, кого он вознамерился вызвать, но я, чёрт возьми, знаю, кого вызвать мне!
Он резко остановился. Остальные волшебники с разбегу влепились в него сзади.
– О нет, – произнёс главный философ. – Умоляю, только не это!
– Да это же проще простого, – ответил Чудакулли. – Не о чем волноваться. Я ещё прошлым вечером вычитал, по правде. Понадобится три щепки и…
– Четыре мэгэ мышиной крови, – траурно закончил главный философ. – И даже это не обязательно. Хватит двух щепок и яйца. Только яйцо должно быть свежим.
– А с чего вдруг?
– Так ведь мышке неприятно, когда кровь берут.
– Нет, я насчёт яйца.
– Ой, да кто эти яйца спрашивает?
– И всё равно, – заявил декан, – это слишком опасно. Мне вечно кажется, что он из октограммы не выходит лишь потому, что в ней смотрится лучше. Ненавижу, когда он пырит на тебя и как будто секунды считает.
– Да-да, – согласился главный философ. – Не надо нам такого. Мы обычно сами со всем справляемся. Драконы, чудовища всякие. Крысы. Помните прошлый год? Крысы запрудили буквально всё. Но лорд Витинари не стал нас слушать, нет-нет. Он заплатил оборванцу в полосатых лосинах, чтобы тот их прогнал.
– Так у него же получилось, – напомнил преподаватель современного руносложения.
– Конечно получилось, чёрт возьми, – воскликнул декан. – И в Щеботане получилось, и в Сто Лате. Даже в Псевдополисе прокатило бы, не опознай его кое-кто. Это же были «Изумительный Морис и его дрессированные грызуны»!
– Нечего менять тему, – перебил Чудакулли. – Мы собираемся провести Ритуал АшКент. Так?
– И призвать Смерть, – продолжил декан. – Ой-ёй…
– Да что такого в Смерти? – удивился Чудакулли. – Он же профессионал. Просто работа у парня такая. Ничего личного. Честный малый, спросим его прямо, и никаких проблем. Уж он-то знает, что творится.
– Ой-ёй, – повторил декан.
Они дошли до ворот. Госпожа Торт шагнула наперерез, загородив аркканцлерру дорогу.
Брови Чудакулли полезли на лоб.
Аркканцлер был не из тех, кто любит вести себя с женщинами грубо и невоспитанно. Если точнее, он был груб и невоспитан абсолютно со всеми, независимо от пола – можно сказать, так он поддерживал равноправие.
Всё могло случиться иначе, если бы один из участников разговора не слышал заранее, что ему скажут через несколько секунд, а второй слушал вообще хоть что-нибудь из сказанного.
Госпожа Торт начала с ответа.
– Я вам не «дамочка»! – огрызнулась она.
– А вам чего, дамочка? – спросил аркканцлер.
– Так не говорят с почтенной госпожой, – ответила госпожа Торт.
– И нечего тут обижаться, – заявил аркканцлер.
– Ой, божечки, я правда так делаю? – удивилась госпожа Торт.
– Мадам, почему вы отвечаете ещё до того, как я что-либо скажу?
– Что?
– О чём вы?
– О чём вы?
– Что?
Они уставились друг на друга: разговор зашёл в непреодолимый тупик. Наконец госпожа Торт поняла, что делать.
– Я чой-то опять провижу невпопад, – сказала она, сунула палец себе в ухо и покрутила там с пронзительным скрипом. – Вот так-то ладненько будет. Так вот, чего я…