– Бо/же/чки!
Где-то во дворе Сирил вытянул лысую шею, готовясь к очередному заходу. Билл Дверь улыбнулся и махнул косой навстречу звуку.
– Зу/ка/не/фу!
И опустил лезвие.
– ВОТ ТЕПЕРЬ ОСТРОЕ.
Он перестал улыбаться – по крайней мере, насколько в принципе мог.
Госпожа Флитворт обернулась и проследила за его взглядом – он упёрся в какую-то дымку на полях.
Выглядело это как бледно-серая мантия, пустая, но каким-то образом сохраняющая очертания носителя, как бельё на верёвке, раздутое ветром.
Оно помелькало и исчезло.
– А я видела, – сказала госпожа Флитворт.
– ЭТО ЕЩЁ НЕ ОН. ЭТО ОНИ.
– Кто – они?
– КАК БЫ СКАЗАТЬ… – неопределённо махнул Билл Дверь. – СЛУЖИТЕЛИ. НАБЛЮДАТЕЛИ. АУДИТОРЫ. ИНСПЕКТОРЫ.
Госпожа Флитворт прищурилась.
– Инспекторы? Типа налоговых?
– ПОЛАГАЮ, ДА…
– Что ж ты сразу не сказал? – просияла она.
– ИЗВИНИТЕ?
– Батюшка всегда мне говорил: никогда не помогай этим налоговнюкам! А ещё говорил, от одной мысли о налоговиках ему дурно становится. Говорил, есть две неизбежные вещи: смерть и налоги – но налоги хуже, ведь смерть хотя бы не приходит за тобой каждый год. Когда он заговаривал о налоговиках, всем приходилось выйти из комнаты. Гады, говорил он. Вечно расспрашивают, ищут, что ты там спрятал под поленницей и за потайными половицами в погребе, и всякое такое прочее, до чего никому дела не должно быть!
Она фыркнула.
Билл Дверь был потрясён. Госпожа Флитворт заставила слово «налоговик» звучать как «мразь», хотя оно и в два раза длиннее.
– Надо было с самого начала об этом сказать, – пожурила его госпожа Флитворт. – В наших краях налоговнюков не любят. В батюшкины времена, ежели какой мытарь совал к нам нос в одиночку, ему к ногам привязывали камни и бросали в пруд.
– НО ВАШ ПРУД ГЛУБИНОЙ ВСЕГО ПО КОЛЕНО, ГОСПОЖА ФЛИТВОРТ.
– Мы-то знали, а они-то нет! Надо было видеть их рожи! В общем, зря сразу не сказал. Тут все считают: к чёрту налоги.
– ЭТО НЕ СОВСЕМ НАЛОГИ.
– Ладно-ладно. Я и не знала, что есть Мытари Высших Сфер.
– ДА. В НЕКОТОРОМ РОДЕ.
Она подошла ближе.
– И когда он явится?
– ЭТОЙ НОЧЬЮ. ТОЧНЕЕ НЕ СКАЖУ. СЕЙЧАС ДВОЕ ЖИВУТ ПО ОДНИМ ЧАСАМ. ОТ ЭТОГО ВСЁ СТАЛО НЕОПРЕДЕЛЁННЫМ.
– А я и не знала, что можно отдать кому-то свою жизнь.
– ТАКОЕ ПРОИСХОДИТ СПЛОШЬ И РЯДОМ.
– Этой ночью, ты уверен?
– ДА.
– А коса сработает, да?
– НЕ ЗНАЮ. ШАНСЫ ОДИН НА МИЛЛИОН.
– Ой. – Она о чём-то задумалась. – Так у тебя остаток дня, выходит, свободен?
– ДА?
– Значит, урожай ты собрать успеешь.
– ЧТО?
– Чтобы без дела не сидеть. И отвлечься от всяких мыслей. К тому же я тебе деньги плачу. Шесть пенсов есть шесть пенсов.
Дом госпожа Торт был рядом, на той же улице Вязов. Ветром Сдумс постучался в дверь.
Через некоторое время его окликнул приглушённый голос:
– Есть там кто?
– Стукните один раз, это значит «да», – предложил Шлёппель.
Ветром приоткрыл крышку щели для писем.
– Извините, это госпожа Торт?
Дверь открылась.
Хозяйка оказалась не такой, как представлял себе Ветром. Она была крупной, но не в том смысле, что толстой. Просто её будто лепили в увеличенном масштабе. Таким людям всю жизнь приходится слегка сутулиться и смущаться, когда они невольно нависают над другими. Волосы у неё оказались просто роскошные, они венчали голову и плащом ниспадали за спиной. Ещё у неё были острые уши и клыки – белые и красивые, но блестели как-то зловеще.
Ветром изумился, с какой скоростью обострённое чутьё зомби привело его к этим выводам. Он опустил глаза. Люпин сидел у его ног, прямой, как палка, такой восхищённый, что не смел даже вилять хвостом.
– Полагаю, вы вряд ли госпожа Торт, – предположил Ветром.
– А, вы к маме, – сказала высокая девушка. – Мама! Тут к тебе господин!
Бормотание вдалеке сменилось бормотанием вблизи, и вот госпожа Торт появилась рядом с дочерью, как луна, вышедшая из тени планеты.
– Чиво вам надо? – спросила госпожа Торт.
Ветром невольно отшатнулся. В отличие от дочери, госпожа Торт была небольшого роста и почти шарообразна. Но если дочь изо всех сил старалась казаться меньше, то мадам, наоборот, буквально нависала над вами. Отчасти дело было в шляпе, которую, как он позже узнал, она упорно носила всюду, подобно волшебникам. Шляпа была огромной, чёрной и украшенной всякой всячиной, вроде крылышек птицы, восковых вишен и шпилек – Кармен Миранда могла бы надеть такую на похороны целого континента. Сама госпожа Торт маячила где-то под ней, как гондола под дирижаблем. Люди порой невольно разговаривали с ней, глядя ей в шляпу.
– Госпожа Торт? – заворожённо спросил Ветром.
– Вообще-та я тута, внизу, – ответил укоризненный голос.
Ветром опустил глаза.
– Енто я, да, – признала госпожа Торт.
– Я имею честь беседовать с госпожой Торт? – уточнил Ветром.
– Знаю, знаю, – ответила госпожа Торт.
– Меня зовут Ветром Сдумс.
– И енто я знаю.
– Я, видите ли, волшебник…
– Ладно, только ноги вытирайте.
– Могу я войти?
Ветром Сдумс запнулся. Он заново прокрутил последние строки разговора в контрольном центре своего мозга. А потом улыбнулся.
– Так и есть, – сказала госпожа Торт.
– Вы часом не ясновидящая от природы?
– Обычно секунд на десять, господин Сдумс.
Ветром снова запнулся.
– Вам надобно задать вопрос, – поторопила его госпожа Торт. – Ежели я провижу, шо люди зададут вопрос, а они его внаглую не задают, у мене мигрень начинается.
– А далеко ли вы провидите будущее, госпожа Торт?
Она кивнула.
– Ну, ладненько, – сказала она с явным облегчением и повела их по коридору в крохотную гостиную. – И страховидла может заходить, токмо пусть дверь снаружи оставит и прячется в погреб. Не люблю, когда страшилы по дому шастают.
– Батюшки, да я столько лет не бывал в настоящем погребе! – воскликнул Шлёппель.
– Там пауки.
– Шикарно!
– А вы хотите чашечку чаю, – сказала госпожа Торт Ветрому. Кто другой спросил бы «Не хотите ли чашечку чаю?», но она сказала это утвердительно.
– Да, если можно, – согласился Ветром. – Мне бы чашечку чаю.
– Это вы зря. От этой дряни зубы портятся.
Ветром задумался и понял:
– И две ложки сахару, пожалуйста.
– Да, неплохо.
– У вас тут очень миленько, госпожа Торт, – поспешно продолжил Ветром, соображая на ходу. От привычки мадам отвечать на вопросы, едва вы о них подумали, любой мозг закипит.
– Он умер лет десять назад, – ответила она.
– Эм-м? – поперхнулся Ветром, но вопрос был у него уже на языке: – Надеюсь, господин Торт в добром здравии?
– Да ничего. Мы с ним иногда ещё общаемся, – ответила госпожа Торт.
– Мне очень жаль.
– Ладно, если вам так удобнее.
– Эм-м… госпожа Торт, я уже немного запутался. А вы не могли бы… отключить… это ваше ясновидение?
Она кивнула.
– Извините. Вечно забываю его выключать, – сказала она. – Обычно-то тут токмо я, да Людмилла, да Один-Человек-Ведро. Это призрак, ежели что, – добавила она. – Я ж знала, что вы это спросите.
– Да, я слыхал, что медиумам служат проводниками духи туземцев, – кивнул Ветром.
– Он-то? Да какой он проводник, так, дух на полставки, – махнула рукой госпожа Торт. – Я, знаете, не люблю всю эту мишуру с картами, трубами, досками вуй-джа, или как их там. А уж эктоплазма – просто гадость, я такого в доме не терплю. Потом ничем с ковра не выведешь. Даже уксусом.
– Да уж не сомневаюсь, – кивнул Ветром Сдумс.
– И завывания ещё эти. Терпеть их не могу. И вообще иметь дело со сверхъестественным. Оно неестественное, это сверхъестественное. Мне этого не надо.
– Эм-м, – осторожно начал Ветром. – Я знаю многих, кто сказал бы, что медиумы немного работают со… ну… сверхъестественным.
– Что? Что?! В мертвецах нет ничего сверхъестественного. Чепуха какая. Мы все рано или поздно умираем. Это естественно.
– Надеюсь, что так, госпожа Торт.
– Так чего вы хотели, господин Сдумс? Я сейчас не ясновижу, так что придётся вам сказать.
– Хочу знать, что происходит, госпожа Торт.
У них под ногами раздался приглушённый стук, а затем тихий голос восхищённого Шлёппеля.
– Ого! Тут ещё и крысы!
– Я ходила к этим вашим волшебникам и пыталась рассказать, – холодно начала госпожа Торт. – Но никто меня не слушал. Я заранее знала, что они не послушают, но надо же было попробовать, иначе откуда бы я это узнала.
– С кем вы говорили?
– Здоровенный малый в красном платье и с такими усами, будто кота проглотил.
– А. Это аркканцлер, – кивнул Ветром.
– И ещё там был такой толстяк. Ходит вразвалку, как утка.
– И правда, как утка. Это был декан, – добавил Ветром.
– Они назвали меня «дамочкой», – фыркнула госпожа Торт. – И сказали заняться своими делами. Не представляю, с чего бы мне помогать волшебникам, которые дамочками обзываются, хотя я тут единственная пытаюсь помочь.
– Боюсь, волшебники редко к кому-либо прислушиваются, – признал Ветром. – Я и сам никого не слушал сто тридцать лет.
– А почему?
– Думается, чтобы не слышать, какую чушь я сам несу. Так что творится, госпожа Торт? Мне можете сказать. Я хоть и волшебник, но уже мёртвый.
– Ну…
– Шлёппель мне сказал, что дело в жизненной силе.
– Она копится, понимаете ли.
– Но что это значит?
– Её стало больше, чем надо. И получилось… – она неопределённо махнула рукой, – ну, то, что бывает, когда грузы на чашках весов не одинаковые…
– Неравновесие?
Госпожа Торт отстранённо кивнула, будто читала какой-то сценарий.
– Да, что-то такое… понимаете, порой это по мелочи случается, и появляются привидения, потому что жизнь уже больше не в теле, но и не ушла… Причём зимой этого бывает меньше, потому что жизнь как бы немного уходит, а по весне возвращается… А в некоторых вещах она копится…