– Не выйдет. Слишком сырая, – отрезал Чудакулли.
– Оно прямо за порогом! Оно проедает дверь! Оно проедает дверь! – возопил преподаватель современного руносложения.
Волшебники попятились как можно дальше от двери вглубь зала.
– Надеюсь, оно не переест древесины, – пробормотал ошеломлённый Модо с искренней заботой в голосе. – Просто жуть что начинается, ежели в них много углерода. Он слишком разогревает.
– Знаешь, это просто идеальный момент для лекции по производству компоста, Модо, – проворчал декан.
Но гному незнакомо было понятие «ирония».
– А, ну, если так… Кхе-кхе… Значит, важны правильные пропорции содержимого, правильное расположение слоями согласно…
– Двери каюк, – объявил преподаватель современного руносложения, подойдя к ним на трясущихся ногах.
Груда мебели начала раздвигаться.
Аркканцлер в отчаянии оглядел зал, надеясь на чудо. Его взгляд привлекла знакомая тяжёлая бутылка на одной полке.
– Углерод, значит, – сказал он. – А это сойдёт за углерод?
– Откуда мне знать? Я не алхимик, – фыркнул декан.
Куча компоста вынырнула из обломков, испуская клубы пара.
Аркканцлер с любовью поглядел на бутылочку соуса Ухты-Ухты. Вынул пробку. Понюхал.
– Эх, не умеют местные повара готовить его как надо, – сказал он. – А из дома мне новый ждать несколько недель…
С этими словами он бросил бутылку в надвигавшуюся кучу. Она канула в сырой гуще.
– Жгучая крапива всегда полезна, – продолжал позади него Модо. – Добавляет железа. А ещё окопник, ну, его вообще много не бывает. Даёт, знаете ли, минералы. Ну а по личному опыту могу сказать, что если добавить чуточку дикого тысячелистника…
Волшебники высунулись из-за перевёрнутого стола.
Куча остановилась.
– Мне кажется или она становится больше? – спросил главный философ.
– И выглядит какой-то… довольной, – добавил декан.
– А пахнет мерзко, – добавил казначей.
– А чего вы хотели. Там была почти полная бутылочка соуса, – вздохнул аркканцлер. – Я её только-только на днях открыл.
– Природа творит чудеса, если подумать, – завёл своё главный философ. – И не надо так на меня коситься. Просто хотел это отметить.
– Бывают моменты, когда… – начал было Чудакулли, и тут куча взорвалась.
Ну, если это так назвать. Не было ни «баха», ни «бума». Вышел самый сырой и густой «плюх» в истории разрушительного газоиспускания. Багряное пламя, чёрное на излёте, ударило в потолок. Ошмётки кучи шрапнелью разлетелись по залу и влажно шмякнулись в стены.
Волшебники высунулись из-за своей баррикады, теперь густо покрытой чайными листьями.
Декану на голову мягко упала кочерыжка.
Он оглядел лужицу, вяло кипящую на плитках пола. И его лицо медленно пересекла улыбка.
– Ух ты! – сказал он.
Прочие волшебники тоже приходили в себя. Отходняк после адреналина сработал как чары. Они все заухмылялись и принялись игриво пихать друг друга в плечо.
– Пожри остренького! – ревел аркканцлер.
– К стенке тебя, мусор перебродивший!
– Вот тебе по мордасам! Можем повторить! – весело бурлил декан.
– Повторить-то как раз не можем. И не уверен, что у кучи компоста вообще есть… – начал было главный философ, но волна восторга охватила и его.
– Да уж, эта куча больше не посмеет задирать волшебников! – Декана несло. – Мы чёткие, мы дерзкие и как…
– Модо говорит, их там ещё три штуки, – перебил казначей.
Все смолкли.
– А давайте сходим за посохами, да? – предложил декан.
Аркканцлер потыкал ошмёток взорванной кучи мыском ботинка.
– Неживое оживает, – задумчиво произнёс он. – Не нравится мне это. Что дальше? Ходячие статуи?
Волшебники оглянулись на статуи покойных аркканцлеров, стоявшие вдоль стен Главного зала – да и, по правде, большинства коридоров Университета. Поскольку Университет насчитывал уже тысячи лет, а деканы в среднем могли протянуть месяцев одиннадцать, статуй тут хватало с лихвой.
– Знаете, вот зря вы это сказали, – заметил преподаватель современного руносложения.
– Так, просто пришло в голову, – отмахнулся Чудакулли. – Ладно, пойдём глянем на остальные кучи.
– Да! – воскликнул декан в приступе не присущей волшебникам бравады. – Мы дерзкие! Мы же дерзкие, да?
Аркканцдер приподнял брови, а затем повернулся к остальным волшебникам.
– Так что, мы дерзкие? – вопросил он.
– Эм-м… Я себя ощущаю умеренно дерзким, – заявил преподаватель современного руносложения.
– Я уж точно очень дерзкий, – похвастал казначей. – А всё потому, что без башмаков остался, – добавил он.
– Ну, если все дерзкие, то и я тоже буду, – сдался главный философ.
Аркканцдер снова повернулся к декану.
– Да, – сказал он, – похоже, все мы тут дерзкие.
– Йоу! – воскликнул декан.
– Что – йоу? – не понял Чудакулли.
– Не что, а просто «йоу», – пояснил главный философ у него из-за спины. – Это типичное уличное приветствие и выражение согласия, принятое в воинственных мужских группировках, которое содержит подтекст ритуала братания.
– Чего-чего? Ну, то есть бодро и весело? – уточнил Чудакулли.
– Полагаю, так, – неуверенно согласился главный философ.
– Йоу!
– Йоу!
– Йо-йо!
Чудакулли вздохнул.
– Казначей?
– Да, аркканцлер?
– Ну ты хоть постарайся вникнуть, ладно?
Над горами сгущались тучи. Билл Дверь проходился взад-вперёд по первому полю, орудуя обычной крестьянской косой – ту самую, сверхострую, он пока спрятал в глубине сарая, чтобы не затупилась о воздух. Несколько жильцов госпожи Флитворт ходили за ним, увязывая снопы и складывая в стога. Как понял Билл Дверь, госпожа Флитворт никогда не нанимала на полную ставку более одного работника, а привлекала помощников лишь по необходимости, чтобы сэкономить хоть пенни.
– Впервые вижу, чтобы кто-то косил пшеницу косой, – удивился один из них. – Это же для серпа работа.
Они сделали обеденный перерыв и поели внизу под забором.
Билл Дверь прежде не уделял внимания именам и лицам людей сверх того, что нужно для дела.
По всему склону холма росла пшеница, она состояла из отдельных стеблей, и в глазах одного стебля другой мог быть замечательным, у него могли быть десятки ярких и необычных черт, выделяющих его среди других стеблей. Но для жнеца все они были… просто стеблями.
А теперь он начал замечать эти маленькие отличия.
Вот есть Вильям Крантик, а вот Болтун Виллс, а вот Герцог Боттомли. Все они старики, насколько мог судить Билл Дверь по коже, похожей на пергамент. Были в деревне и молодые люди, но с какого-то возраста они будто резко переходили к старости, не задерживаясь в промежуточной стадии. А потом оставались стариками очень долго. Госпожа Флитворт рассказывала, что, прежде чем устроить в этих краях кладбище, пришлось кого-то прихлопнуть лопатой по голове.
Вильям Крантик – тот, кто всегда пел за работой, начиная с долгого носового гудения, означавшего, что вот-вот начнётся народная песня. Болтун Виллс никогда ничего не говорил – за это, по словам Крантика, его и прозвали Болтуном. Билл Дверь не понял, в чём тут логика, но остальным, похоже, это было очевидно. Ну а у Герцога Боттомли родители были весьма амбициозны, но не улавливали суть сословий – поэтому его братьев звали Барон, Граф и Король.
Теперь они сидели в ряд под изгородью, оттягивая тот момент, когда надо будет вернуться к работе. С одного конца ряда раздался булькающий звук.
– Лето выдалось прям как в старые времена, – заявил Крантик. – И в кои-то веки погодка для хорошего урожая.
– Ай… не говори «гоп», пока не получишь в лоб, – отмахнулся Герцог. – Той ночью я видал, как паук в паутине задом наперёд вертится. Будет жуткая буря, это верная примета.
– Я чой-то сомневаюсь, что пауки такие вещи знают.
Болтун Виллс протянул Биллу Двери большой глиняный горшок. В нём что-то плескалось.
– ЧТО ЭТО?
– Яблочный сок, – сказал Крантик. Остальные засмеялись.
– А, – понял Билл Дверь. – КРЕПКОЕ СПИРТНОЕ, КОТОРОЕ В ШУТКУ ДАЮТ НИЧЕГО НЕ ПОДОЗРЕВАЮЩЕМУ НОВИЧКУ, ЧТОБЫ ПОСМЕЯТЬСЯ НАД НИМ, КОГДА ОН ПРОТИВ СВОЕЙ ВОЛИ ОПЬЯНЕЕТ.
– Ясен-красен, – признал Крантик. Билл Дверь сделал большой глоток.
– А ещё ласточки низко летают, – продолжил Герцог. – А куропатки ушли в лес. А ещё кругом много больших слизняков. А ещё…
– А мне вот думается, что никто из этих тварей ни бельмеса не смыслит в метеорологии, – перебил Крантик. – Думается, это ты ходишь по округе и говоришь им: «Эй, робяты! Приближается большая буря! Так что, господин Паукан, изобрази-ка что-нибудь похожее на примету».
Билл Дверь отпил ещё.
– КАК ЗОВУТ КУЗНЕЦА ИЗ ДЕРЕВНИ?
– Нед Кекс звать его, – кивнул Крантик. – Живёт на краю вон той лужайки. Но сейчас он, конечно, занят – сбор урожая и всё такое.
– У МЕНЯ ЕСТЬ ДЛЯ НЕГО РАБОТА.
Билл Дверь встал и направился к воротам.
– Билл!
– ДА? – остановился он.
– Бренди-то нам оставь.
В деревенской кузне было темно и мутно от жара. Но Билл Дверь отличался хорошим зрением.
Посреди сложной груды металла что-то двигалось. Это оказалась нижняя половина человека. Верхняя половина скрывалась в глубинах машины, откуда порой доносилось ворчание.
Когда Билл подошёл, из глубин вынырнула рука.
– Так. Дай-ка мне заглушку на три восьмых.
Билл огляделся. По всей кузне валялась масса разных инструментов.
– Давай, давай, – поторопил голос из машины.
Билл Дверь схватил случайный кусок металла и сунул в руку. Та втянулась в машину. Раздался металлический лязг, стон и ворчание.
– Я же сказал, заглушку! А это не… – раздался скрежет ломающегося металла, – ай, палец, мой палец, из-за тебя… – что-то звякнуло, – а-а-ай! Теперь по голове! Ну, погляди, что я из-за тебя наделал. Храповая пружина снова отломилась от цапфовой арматуры, понимаешь?
– НЕТ. ПРОШУ ПРОЩЕНИЯ.