Уходя из дома, Ветром Сдумс мог поклясться, что слышал призрачный голос, распевающий песни.
Тележка остановилась. Повиляла туда-сюда, словно рассматривая волшебников. Затем резко развернулась на месте и покатила прочь во весь опор.
– Держи её! – возопил аркканцлер.
Он прицелился посохом и выпустил огненный шар, превративший часть плитки на дорожке в нечто жёлтое и пузыристое. Разогнавшаяся тележка бешено качнулась, но продолжила катиться, дребезжа и скрипя одним колёсиком.
– Это тварь из Подземного Измерения! – крикнул декан. – Раскатаем корзинку!
Аркканцлер положил ему руку на плечо, пытаясь успокоить.
– Не неси чепухи. У Подземных Тварей всегда полно щупалец и всякого такого. Они не выглядят так, будто их изготовили.
Они обернулись на звук очередной тележки. Та беспечно катила по боковому коридору, но остановилась, увидев или как-то ещё почуяв волшебников, и очень убедительно притворилась обычной тележкой, которую тут просто забыли.
Казначей подкрался к ней.
– Не притворяйся! – прошипел он. – Мы знаем, что ты умеешь двигаться.
– Мы видывали тебя! – добавил декан.
Тележка продолжала не отсвечивать.
– Не может же она думать? – спросил преподаватель современного руносложения. – Тут даже места для мозга нет.
– А кто говорит, что она думает? – возразил аркканцлер. – Она только двигается. Разве для этого нужен мозг? Креветки и те двигаются.
Он провёл пальцами по металлу.
– Вообще-то, креветки довольно умны… – начал было главный философ.
– Заткнись, – отрезал Чудакулли. – Хм-м. А она точно изготовлена?
– Она из проволоки, – влез главный философ. – Проволоку-то надо изготовить. А ещё колёса. В природе ни у чего колёс не бывает.
– Но если приглядеться поближе, она выглядит…
– …Как единое целое, – закончил преподаватель современного руносложения, который скрючился и ползал на коленях, изучая её поближе. – Без швов. Сделана одним куском. Будто эту машину кто-то вырастил. Но это же бред.
– Может быть. Но говорят, в Овцепиках водится кукушка, которая вместо гнёзд строит себе часы, – вспомнил казначей.
– Да, но это у них просто такой брачный ритуал, – отмахнулся преподаватель современного руносложения. – К тому же их часы безбожно отстают.
Тележка рванулась в прореху между волшебниками и удрала бы, не окажись в этой прорехе казначей, который испустил крик и бросился прямо в корзинку. Тележка не остановилась и покатилась дальше к воротам.
Декан выхватил посох, но аркканцлер перехватил его руку.
– Ты так попадёшь в казначея!
– Ну хоть маленький файербольчик?
– Понимаю, как тебе хочется, но нет. Вперёд! За ней!
– Йоу!
– Можно и так.
Волшебники поковыляли вдогонку. За ними летела, порхала и жужжала, покуда незамеченная, целая стайка ругательств аркканцлера. А чуть подальше Ветром Сдумс вёл в Библиотеку скромную делегацию.
Библиотекарь Незримого университета подбежал, опираясь на костяшки, к двери, которую сотрясал громогласный стук.
– Я знаю, что ты там! – донёсся голос Ветрома Сдумса. – Впусти нас. Это вопрос жизни и смерти!
– У-ук.
– Ах, не откроешь?
– У-ук!
– Тогда ты не оставил мне выбора…
Древняя каменная кладка медленно расступилась. Клубами пыли посыпался раствор. Наконец часть стены рухнула внутрь, и в центре дыры в форме Ветрома Сдумса появился Ветром Сдумс. Он откашлялся от пыли.
– Жаль, что пришлось так поступить, – сказал он. – Не люблю подтверждать все эти дурацкие предубеждения насчёт нежити.
Библиотекарь бросился ему на плечи. К изумлению орангутана, это не подействовало. Обычно 140-килограммовый орангутан на плечах мешает человеку передвигаться, но для Ветрома он был словно не тяжелее воротника.
– Полагаю, нам нужен отдел древней истории, – сказал он. – Слушай, может, хватит откручивать мне голову?
Библиотекарь изумлённо выпучил глаза. Откручивание головы ещё никогда его не подводило.
И тут его ноздри вздулись.
Библиотекарь не всегда был обезьяной. Работать в магической библиотеке – дело опасное, так что в орангутана он превратился из-за взрыва магии. Человеком он был весьма безобидным, но теперь люди настолько привыкли к его новому облику, что позабыли, каким он был. А со сменой внешности ему достался целый ворох новых ощущений и генетической памяти. Одно из древнейших, базовых, въевшихся в самые кости воспоминаний связано с силуэтами существ. Оно зародилось ещё на заре обретения разума. Если у существа длинная морда, острые зубы и четыре лапы, обезьяний разум автоматически относит его в категорию «Дурные вести».
Через дыру в стене вошёл крупный волк, а за ним – красивая девушка. Библиотекарь окончательно завис.
– А ещё, – пригрозил Ветром, – вообще-то, могу руки тебе связать узлом.
– И-ик!
– Он не совсем волк. Уж поверь мне.
– У-ук?
– Да и она не совсем девушка, – шёпотом добавил Ветром.
Библиотекарь поглядел на Людмиллу. Его ноздри снова вздулись. Лоб наморщился.
– У-ук?
– Ой, кажется, я неудачно выразился. Ладно, пусти их, они славные ребята.
Библиотекарь очень осторожно разжал лапы и спустился на пол, стараясь держаться так, чтобы между ним и Людмиллой оставался Ветром.
Ветром отряхнул мантию от пыли и кусочков раствора.
– Нам нужно узнать о городской жизни, – заявил он. – А в особенности…
Раздался едва заметный звон.
Из-за массивного книжного шкафа как ни в чём не бывало выехала проволочная тележка, гружённая книгами. Она остановилась, поняв, что её заметили, и сделала вид, будто вовсе и не думала двигаться.
– …О мобильной стадии, – выдохнул Ветром Сдумс.
Тележка пыталась отпрянуть, продолжая делать вид, что не двигается. Люпин зарычал.
– Это о них говорил Один-Человек-Ведро? – спросила Людмилла.
Тележка скрылась. Библиотекарь заворчал и погнался за ней.
– О, да. О чём-то на вид полезном, – ответил Ветром, которого вдруг охватило необъяснимое веселье. – Вот как это работает. Сначала – то, что люди заходят оставить и запихнуть куда-нибудь подальше. Из этих штук тысячи не попадут в нужные условия, но это и не важно, если их будут тысячи. А на втором этапе появится что-то полезное, такое, что может поехать куда угодно, и никто не заподозрит, что оно попало туда без посторонней помощи. Но всё это происходит не вовремя!
– Но как город может быть живым? Он же состоит из неживых частей! – удивилась Людмилла.
– Как и люди. Взять хоть меня. Я-то знаю. Но, думаю, ты права. Такого не должно происходить. Всё дело в этой лишней жизненной силе. Она… она нарушает равновесие. Делает реальным то, что нереально. И происходит это слишком рано или слишком быстро…
Библиотекарь издал писк. Тележка выскочила из-за очередного ряда шкафов, бешено крутя колёсиками, и метнулась к дыре в стене. Суровый орангутан держался за неё одной рукой и болтался позади тележки, словно очень некрасивый флаг.
Волк прыгнул.
– Люпин! – крикнул Ветром.
Но у псовых в крови неудержимая тяга гоняться за всем, что на колёсиках, – ещё с тех пор, как первобытный человек скатил с холма обрубок бревна. Люпин уже вцепился в тележку.
Его челюсти сомкнулись на колёсике. Раздался вой, затем крик Библиотекаря, и наконец обезьяна, волк и тележка свалились грудой у стены.
– Ой, бедняжка! – Людмилла бросилась к поверженному волку и опустилась рядом на колени. – Ему лапу отдавило, посмотрите!
– И наверняка он недосчитался пары зубов, – добавил Ветром и помог Библиотекарю встать. Глаза орангутана пылали яростью. Тележка пыталась украсть его книги. Пожалуй, для волшебников это стало бы лучшим доказательством, что мозга у тележки нет.
Он нагнулся и выдрал у тележки колёса.
– Раз – и готово, – произнёс Ветром.
– У-ук?
– Нет-нет, никаких «вкусен и скор».
Людмилла гладила Люпина, уложив его головой себе на колени. Бедняга потерял зуб, а его шерсть выглядела так, будто её взбивали. Он приоткрыл глаз и заговорщицки подмигнул Ветрому. Пес неплохо устроился, подумал Ветром. Сейчас ещё лапку приподнимет и поскулит для большего эффекта.
– Ну ладно, – сказал Ветром. – Итак, Библиотекарь… ты, кажется, собирался нам помочь.
– Бедный мальчик, храбрый мальчик, – причитала Людмилла.
Люпин жалобно приподнял лапку и заскулил.
Шатаясь под грузом орущего казначея, другая тележка так и не смогла развить скорость своей покойной товарки. Одно её колёсико бесполезно болталось туда-сюда и чуть не отвалилось, когда тележка выкатилась за ворота, забирая вбок.
– Вижу цель! Вижу цель! – кричал декан.
– Не стреляй! Попадёшь в казначея! – вопил ему Чудакулли. – И повредишь имущество Университета!
Но декан не слышал его – непривычный рёв тестостерона в венах заглушал всё. Пронзительный шар зелёного огня поразил перекошенную тележку. Колёсики взмыли в воздух.
Чудакулли вдохнул поглубже.
– Ах ты, тупой… – крикнул он.
Слово, которым он закончил, оказалось незнакомо остальным волшебникам, которые, в отличие от аркканцлера, не выросли на ферме и не имели представления о тонкостях спаривания скота. Но оно сразу же воплотилось у него перед лицом: жирное, круглое, чёрное, лоснящееся и с чудовищными бровями. Новорождённое насекомое дерзко бзднуло ему в лицо и улетело прочь, влившись в рой прочих ругательств.
– А это какого хрена сейчас было?
Возле его уха появилась тварь поменьше.
Чудакулли схватился за шляпу.
– Чёрт! – К рою прибавилась ещё одна мелочь. – Меня укусила какая-то херовина!
Эскадрилья свежевылупившихся Чертей, Блинов и Ваших Матерей героически рванулась на волю. Он беспомощно замахал на них руками.
– Убирайтесь, грё… – начал было он.
– Тихо! Не говори! – цыкнул на него главный философ. – Заткнись!
Никто ещё никогда не смел затыкать аркканцлера. «Заткнись» го