– Сколько тебе осталось?
– СЧИТАННЫЕ ЧАСЫ.
– А коса?
– Я ДАЛ КУЗНЕЦУ ЧЁТКИЕ РАСПОРЯЖЕНИЯ.
Она нахмурилась:
– Ничего плохого про Кекса не скажу, но ты уверен, что он всё сделает? Ему нелегко будет уничтожить такую штуку.
– ВЫБОРА НЕ БЫЛО. ЗДЕШНИЙ ГОРН ТАКОГО ЖАРА НЕ ДАСТ.
– Чертовски острая вышла коса.
– БОЮСЬ, ЕЙ МОЖЕТ НЕ ХВАТИТЬ ОСТРОТЫ.
– А никто не пробовал вот так уложить тебя?
– ЗНАЕТЕ ПОГОВОРКУ «С СОБОЙ В МОГИЛУ НЕ УНЕСЁШЬ»?
– Да.
– А МНОГИЕ ЛИ В ЭТО ВСЕРЬЁЗ ВЕРЯТ?
– Помню, как-то раз читала, – вспомнила госпожа Флитворт, – обо всяких языческих царях где-то там в пустынях, они строили себе здоровенные пирамиды и всякое в них запихивали. Даже корабли. Даже гель для прозрачных штанов и крышки от кастрюль. Только не говори, что они были правы.
– Я НЕ ВПОЛНЕ УВЕРЕН, КТО ЗДЕСЬ ПРАВ, – признался Билл Дверь. – НЕ УВЕРЕН, ЧТО ТУТ В ПРИНЦИПЕ ЕСТЬ ПРАВДА. ИЛИ НЕПРАВДА. ЕСТЬ ПРОСТО МНЕНИЯ.
– Ну уж нет, что правда, то правда, а что нет, то нет, – возразила госпожа Флитворт. – Меня так батюшка воспитал.
– ОН ЖЕ БЫЛ КОНТРА-БАНДИТ.
– Кто-кто?
– ПЕРЕВОЗЧИК КОНТРАБАНДЫ.
– Да что плохого в контрабанде?
– ПРОСТО ЗАМЕЧУ, ЧТО НЕКОТОРЫЕ ЛЮДИ СЧИТАЮТ ИНАЧЕ.
– Ну и плевать на них!
– НО…
Где-то на холме сверкнула молния. Раскат грома сотряс дом, пара кирпичей выпала из дымохода на каминную решётку. Окна задрожали от яростного рокота.
Билл Дверь вышел из комнаты и распахнул дверь. О порог и пол кухни ударили градины размером с куриное яйцо.
– О. ДРАМАТИЧНО.
– Ой, чертовщина!
Госпожа Флитворт поднырнула под его рукой.
– И откуда такой ветрина?
– С НЕБА? – Билл Дверь удивился такому возбуждению.
– Быстрей! – Она метнулась обратно в кухню и нашарила в буфете фонарь со свечой и горсть спичек.
– ВЫ ЖЕ СКАЗАЛИ, ВСЁ ВЫСОХНЕТ.
– После обычного дождя-то да. Но при таком урагане? Всё пропадёт! Разбросает к утру по всему косогору!
Дрожащими руками она зажгла свечу и бросилась назад.
Билл Дверь поглядел на бурю. Мимо него пролетали соломинки, вращаясь на ветру.
– ПРОПАДЁТ? МОЙ УРОЖАЙ? – Он выпрямился. – ЧЁРТА С ДВА.
По крыше кузни лупил град.
Нед Кекс раздувал меха, пока угли в горниле не раскалились добела с лёгким оттенком желтизны.
Удачный выдался день. Уборочный Комбайн работал лучше, чем он смел надеяться. Старик Пидбери настоял, чтобы он прошёлся завтра и по другому полю, так что Нед оставил машину снаружи, лишь надёжно прикрыв брезентом.
Завтра он научит работать с комбайном кого-нибудь из крестьян, а затем начнёт работу над усовершенствованной моделью. Успех гарантирован. Будущее близко.
Надо только ещё с косой разобраться. Он подошёл к стене, на которой та висела. Загадочная штука всё-таки. Лучший образец инструмента, какой он видал. Даже затупить невозможно. Острота лезвия выходила далеко за пределы самого острия. И всё же ему полагалось её уничтожить. Разве это разумно? Нед Кекс почитал разум, по крайней мере определённого рода.
Может, Билл Дверь просто хотел избавиться от неё? Это можно понять. Даже сейчас она словно излучала остроту, хотя невинно висела на стене. Над лезвием мерцало бледно-лиловое сияние – это сквозняк толкал злосчастные молекулы воздуха ей на рассечение.
Нед Кекс очень осторожно снял её со стены.
Странный малый, этот Билл Дверь. Сказал, хочет быть уверен, что коса абсолютно мертва. Будто можно убить вещь.
Да и как вообще уничтожить такую? Нет, рукоять можно сжечь, а металл – кальцинировать обжигом, и, если после этого как следует постучать молотом, в итоге останется только горстка пепла и праха. Этого заказчик и хотел.
С другой стороны, в принципе можно её уничтожить, просто сняв лезвие с рукояти… Ведь после этого она формально уже не будет косой. Будет просто, ну… деталями. Из которых, конечно, можно собрать косу – ну так и из пепла с прахом можно, наверное, если знать как.
Неду Кексу эти рассуждения весьма понравились.
В конце концов, Билл Дверь даже не просил доказательства, что эта штука была, кхм, убита.
Он примерился и срезал косой краешек наковальни. Потрясающе. Абсолютная острота.
Он опустил руки. Так нечестно. Нельзя требовать от кузнеца уничтожить нечто столь совершенное. Это же произведение искусства.
Нет, куда там искусству. Бери выше. Это работа мастера.
Он подошёл к поленнице на другой стороне и засунул косу поглубже меж поленьев. Что-то резко и пронзительно пискнуло.
Ладно, всё будет нормально. Утром он просто вернёт Биллу этот фартинг.
Смерть Крыс материализовался за поленницей в кузне и засеменил к маленькому несчастному комку шерсти, который недавно был крысой и попал под косу.
Её испуганная душа стояла рядом. Гостю она, похоже, не обрадовалась.
– Писк? Писк?
– ПИСК, – пояснил Смерть Крыс.
– Писк?
– ПИСК, – подтвердил Смерть Крыс.
– [погладить усы], [покрутить носом]?
Смерть Крыс покачал головой.
– ПИСК.
Крыса в отчаянии поникла. Смерть Крыс положил ей на плечо костлявую лапку, пытаясь утешить.
– ПИСК.
Крыса грустно кивнула. Она прожила в кузне хорошую жизнь. Нед почти не прибирался и был, пожалуй, чемпионом мира по недоеденным из-за рассеянности бутербродам. Крыса пожала плечами и засеменила за фигуркой в капюшоне. Не то чтобы у неё был выбор.
Люди метались по улицам. В основном в погоне за тележками. Тележки были нагружены всем тем, что обычно люди грузят в тележки: дровами, детьми, продуктами.
Теперь они больше не уворачивались от людей, а слепо двигались все в одном направлении.
Тележку можно было остановить, перевернув её, но колёсики продолжали безумно крутиться в воздухе. Волшебники заметили, как пара энтузиастов пыталась сломать тележки, но те оказались практически неразрушимы – они гнулись, но не ломались, и пока оставалось хоть одно колёсико, они не оставляли героические попытки укатиться.
– Гляньте на эту! – крикнул аркканцлер. – В ней моё бельё! Нет, серьёзно, моё бельё! Копать-колотить!
Он протолкался сквозь толпу и вонзил посох в колёсики тележки, отчего та перевернулась.
– В такой толпе народу ни во что нельзя пальнуть, – простонал декан.
– Да тут сотни тележек! – сказал преподаватель современного руносложения. – Они прямо как дурностаи![15] А ну, брысь от меня, ты… корзина несчастная!
Он замахнулся посохом на тележку.
Поток тележек тянулся прочь из города. Люди, пытавшиеся его остановить, отстали или пали под вихляющимися колёсиками. Только волшебники продолжали преследование, покрикивая друг на друга и атакуя эту серебристую лавину заклинаниями. Это не помогало. Нет, магия работала отлично. Одна молния – и тележка превращается в тысячу маленьких проволочных головоломок. Но что толку? Миг – и на место павшей прикатят две новых.
Тележки вокруг декана разлетались в металлическую крошку.
– Он, похоже, лихо наловчился! – заметил главный философ, переворачивая вместе с казначеем очередную тележку.
– Особенно кричать «йоу», – добавил казначей.
Декан не помнил, когда он в последний раз был так счастлив. Шестьдесят лет он подчинялся всем строгим правилам волшебников и вот наконец мог отвести душу как никогда прежде. Он раньше и не знал, что в глубине души всегда мечтал разносить вещи в клочья.
С навершия его посоха срывалось пламя. Ручки, обрывки проволоки, беспомощно вертящиеся колёсики разлетались вокруг него. Целям не было конца, и это приводило его в восторг. Вторая волна тележек, сгрудившись в узком проходе, пыталась проехать поверх тех, что ещё стояли на земле. У них не получалось, но они всё равно пытались. Потому что сзади на них уже накатывала третья волна, сминая их и пытаясь переехать.
Правда, слово «пытались» тут не совсем уместно. Оно предполагает некое сознательное усилие, вероятность, что возможен и вариант «не пытаться». А их неумолимое движение, то, как они врезались друг в друга, ломясь вперёд, давало понять: тележки в этом деле решали не больше, чем вода – в вопросе, течь ли ей вниз.
– Йоу! – выкрикнул декан. Сырая магия обрушилась на скрежещущую груду металла. Колёса посыпались градом.
– Отведайте горячих чар, вы, грё… – начал было декан.
– Не ругаться! Не ругаться! – Голос Чудакулли перекрыл шум. Он как раз пытался прогнать Чёртова Засранца, который нарезал круги над его шляпой. – Никогда не знаешь, что из этого выйдет!
– Тьфу ты! – крикнул декан.
– Ничего не выйдет. Всё равно что пытаться остановить море, – признал главный философ. – Голосую за то, чтобы вернуться в Университет и вооружиться заклинаниями покруче.
– Согласен, – сказал Чудакулли, оглянувшись на лавину гнутой проволоки. – А есть идея, как это сделать?
– Йоу! Получите, негодники! – воскликнул декан. Он снова прицелился из посоха.
Раздался слабый звук, который можно записать примерно как «пффф». Жалкая искорка соскочила с навершия на брусчатку.
Ветром Сдумс захлопнул очередную книгу. Библиотекарь поморщился.
– Ничего! Вулканы, цунами, гнев богов, козни волшебников… Но мне не нужно знать, как другие города погибли, я хочу знать, как они кончились…
Библиотекарь взгромоздил на читальный столик очередную кипу книг. Вот ещё один плюс быть мёртвым, подумал Ветром, легко понимаешь языки. Он ощущал смысл слов, даже не зная, что именно они значат. В общем, смерть оказалась вовсе не глубоким сном. Скорее уж пробуждением.
Он оглянулся на Люпина, которому бинтовали лапу на том конце библиотеки.
– Библиотекарь? – тихонько сказал он.
– У-ук?
– Вот ты в своё время поменял биологический вид… а что бы ты сделал, если, для примера, встретил пару людей, которые… ну, допустим, один из них волк, который в полнолуние превращается в человека, а другая – женщина, которая превращается в полнолуние в волчицу… то есть принимают схожие облики, но в противоположных направлениях. И вот они встретились. Что бы ты им предложил? Или пусть сами с этим разбираются?