Бросаться в бой, конечно. Но не спеша.
Центр груды тележек уже скрылся из виду.
Что-то происходило. Бледно-голубое сияние висело над исполинской пирамидой гнутого металла, из глубин которой периодически доносились сполохи молний. Тележки врезались в неё, словно астероиды, слепляющиеся в ядро новой планеты, но некоторые из них заходили дальше. Они ныряли в тоннели, открывающиеся в этой махине, и терялись в её сверкающем ядре.
Затем наверху груды что-то зашевелилось и пробилось сквозь изломанный металл. То был сверкающий столп, на котором высился шар двух метров в поперечнике. Он висел неподвижно пару минут, а затем, когда ветер высушил его, лопнул.
Наружу посыпались белые штучки, ветер подхватил их и осыпал ими Анк-Морпорк и глазеющую толпу.
Одна зигзагами пролетела над крышами и опустилась у ног Ветрома Сдумса, который как раз ковылял из Библиотеки.
Штучка была всё ещё влажной, и на ней красовалась надпись. Ну, или попытка сделать надпись. Она напоминала странные письмена на подножии стеклянных шариков – слова, начертанные тем, кто не понимал, что такое слова.
Ветром дошёл до ворот Университета. Мимо валом валила толпа.
Ветром хорошо знал анк-морпоркцев. Их хлебом не корми, дай на что-то поглазеть. Особенно на то, о чём пишут аж с тремя восклицательными знаками.
Он почувствовал, что на него смотрят, и обернулся. Из переулка за ним следила тележка. Она тут же развернулась и укатила прочь.
– Что творится, господин Сдумс? – спросила Людмилла.
На лицах прохожих застыло какое-то странное выражение. Как от неудержимого предвкушения. Необязательно быть волшебником, чтобы понять: что-то тут не так. А чувства Ветрома работали на полную, как генератор.
Люпин поймал в прыжке летящую по ветру бумажку и принёс ему.
Ветром печально покачал головой. Пять восклицательных знаков! Верный признак безумия.
И тут он услышал музыку.
Люпин сел на мостовую и завыл.
В подвале дома госпожи Торт страшила Шлёппель доедал третью крысу, но вдруг замер и прислушался.
Затем поспешно закончил обед и подхватил дверь.
Граф Артур Подмигинс Носпиртату трудился над склепом.
Нет, лично он вполне мог бы прожить, или пронежить, или непрожить, или как там это называется, безо всякого склепа. Но склеп был положен. Дорин твёрдо требовала склеп. Он задавал тон всему жилищу, по её словам. Нужен склеп, а ещё подземелье и форт, иначе уважаемое вампирское сообщество засмеёт.
Когда начинаешь вампирствовать, тебе всего этого не рассказывают. И что надо самому строить склеп из дешёвых досок, купленных в лавке стройматериалов тролля Мелка. Большинству вампиров этого делать не приходится. По крайней мере, настоящим вампирам. Вроде графа Якулы. Нет, такая шишка сама строить не будет. Когда деревенщины приходят сжечь его замок, граф не спустится самолично к воротам, чтобы рубить разводной мост. Нет-нет, он просто скажет: «Игорь, – например, – Игорь, буть лубезен, разруби его, вжух-вжух».
Эх. А ведь он повесил объявление на бирже труда господина Кибля ещё несколько месяцев назад. Требуется горбун – ночлег, трёхразовое питание, горб за счёт нанимателя. И ни ответа, ни привета. А ещё говорят, что кругом безработица. От такого со злости посереешь.
Он поднял очередную доску, развернул рулетку, поморщившись, и измерил длину. У Артура ломило спину с тех пор, как пришлось копать ров. Вот ещё о чём этим вашим знатным вампирам волноваться не надо.
Ров при такой работе тоже полагался, для стиля. И он должен окружать всё поместье. А у настоящих вампиров не бывает так, что с одной стороны улица, с другой – ворчливая госпожа Пиви, а с третьей – семья троллей, с которыми Дорин не здоровается. Им не приходится копать ров на собственном заднем дворе. Артур постоянно в него падал.
А ещё полагается кусать нежных дев за шею. Увы, как раз до этого так и не дошло. Но Артур в душе не сомневался, что к вампиршеству должны прилагаться девы, что бы там Дорин ни говорила. И непременно в батистовых пеньюарах. Артур не вполне представлял, как выглядит батистовый пеньюар, но читал об этом и решил, что обязательно должен такой повидать, пока жив… или не-жив…
И вряд ли у других вампиров жёны произносят «ф» и «у» вместо «в», потому что настоящие вампиры якобы именно так говорят.
Артур вздохнул.
Ну что это за жизнь, или не-жизнь, или послежизнь, у простого торговца фруктами и овощами, которого заразили аристократией!
И тут через дыру в стене, которую он пробил, чтобы вставить готическую решётку, до него донеслась музыка.
– Ой, – сказал он и схватился за зубы. – Дорин?
Редж Башмак топнул по своей переносной трибуне.
– …И, скажем так, мы не будем просто лежать и ждать, когда у нас головы травой порастут! – вопил он. – И вы, конечно, спросите: «Каковы же твои Семь Шагов к Равноправию с живыми?»
Ветер ерошил сухую траву кладбища. Единственным, кто явно интересовался Реджем, был одинокий ворон.
Редж пожал плечами и понизил голос:
– Могли бы хоть как-то отреагировать, – сказал он в пустоту, загробному миру в целом. – Я тут надрываюсь, пальцы до костей стираю, – он продемонстрировал руки, – и хоть бы слово в ответ!
Он сделал паузу – на всякий случай.
Ворон – один из тех огромных и жирных, что населяют крыши Университета, – повернул голову набок и задумчиво оглядел Реджа Башмака.
– Знаете, – вздохнул Редж, – порой уже хочется всё это бросить…
Ворон прочистил глотку.
Редж Башмак оглянулся на него.
– Только попробуй, – процедил он, – только вякни…
И тут он услышал музыку.
Людмилла осмелилась убрать ладони от ушей.
– Какой ужас! Что это, господин Сдумс?
Ветром пытался натянуть себе на уши остатки шляпы.
– Понятия не имею, – ответил он. – Похоже на музыку. Для тех, кто музыки раньше не слышал.
То были не ноты. То был организованный шум, которым, видимо, пытались изобразить ноты – всё равно как если рисовать карту страны, которую и на карте-то не видел.
Хньип! Йньип! Хвьёмп!
– Звук доносится из-за города, – заметила Людмилла. – Оттуда, куда все… идут… Не может быть, им что, нравится?
– Не могу представить, кому это понравилось бы, – признал Ветром.
– Похоже на… помните тот случай с крысами в прошлом году? Когда парень с дудкой утверждал, что его музыку слышат только крысы?
– Да, но это же всё был обман. Это оказались Изумительный Морис и его учёные грызуны…
– А если бы вдруг это стало правдой?
Ветром покачал головой.
– Музыка, притягивающая людей? Ты к этому клонишь? Но такого не может быть. Нас-то она не притягивает. Даже, я бы сказал, отпугивает.
– Да, но вы не человек… не совсем человек, – заметила Людмилла. – А я… – Она запнулась и покраснела.
Ветром похлопал её по плечу.
– Конечно. Конечно. – Вот и все слова, что пришли ему в голову.
– Вы уже знаете, да? – спросила она, не поднимая глаз.
– Да. И если это важно, я не считаю, что этого нужно стыдиться.
– А матушка говорила, позор будет, если узнают!
– Пожалуй, это зависит от того, кто именно узнает, – произнёс Ветром, глядя на Люпина.
– Почему ваш пёс на меня так глядит? – удивилась Людмилла.
– Он у меня очень умный, – выкрутился Ветром.
Он пошарил в карманах, вытряхнул оттуда пару горстей земли и наконец раскопал свой ежедневник. Итак, до следующего полнолуния двадцать дней. Люпин будет ждать с нетерпением.
Груда искорёженного металла начала рушиться. Вокруг неё вились тележки, а толпа анк-морпоркцев стояла кругом поодаль, пытаясь разглядеть, что там внутри. В воздухе разливалась немузыкальная музыка.
– Даже господин Достабль здесь, – заметила Людмилла, протискиваясь вместе со Сдумсом через толпу, которая расступалась довольно легко.
– И что он продаёт на сей раз?
– Кажется, ничего, господин Сдумс.
– Не может быть! Значит, дела совсем плохи.
В одной дыре в груде вспыхнул голубой свет. Обломки тележки покатились по земле как железные листья.
Ветром, кряхтя, нагнулся и подобрал остроконечную шляпу. Ей явно досталось, по ней проехалась орда тележек, но в ней ещё узнавался предмет, который по праву должен находиться на голове.
– Волшебники рядом, – сказал он.
На груде металла засверкал серебристый отсвет. Он тёк по ней, словно масло. Ветром протянул руку – и здоровенная искра соскочила с груды на его пальцы.
– Хм-м, – сказал он. – Сколько тут энергии…
И тут он услышал голоса вампиров.
– Ау-у, господин Сдумс!
Он обернулся. К нему приближалась чета Носпиртату.
– Вы… то есть уи тоше стесь? Мы бы раньше пришли, но…
– …Но я не мог найти чёртов воротничок, – проворчал Артур, который явно разгорячился. Он был одет в складной театральный цилиндр, которому отлично давалось складываться, а вот с цилиндричностью были проблемы. Казалось, будто Артур взирает на мир из-под баяна.
– Ага, здрасьте, – сказал Ветром. В верности Подмигинсов традициям вампиризма было нечто умилительное.
– Унд кто ше сия юная тама? – спросила Дорин, оглядев Людмиллу.
– Что-что, извините? – не понял Ветром.
– Тштоу?
– Дорин, то есть графиня, спросила, кто эта юная дама, – устало перевёл Артур.
– Главное, чтобы я поняла, что сказала, – огрызнулась Дорин нормальным голосом человека, родившегося и выросшего в Анк-Морпорке, а не в каких-то трансильванских дебрях. – Дай тебе волю, ты бы от традиций камня на камне не оставил…
– Меня зовут Людмилла, – вставила Людмилла.
– Ф уосхищении, – любезно ответила графиня Носпиртату. – Усегда приятно устретить сфешую крофь. Если пошелаете сочную косточку на прогулке, наши дфери усегда открыты.