жизнь!
Несколько прохожих разных форм и национальностей натолкнулись на него. Кто-то из них открыл было рот, но тут же захлопнул и поспешил прочь.
…Ну и глаза, думали они. Как буравчики!
А затем из тени раздался голос:
– Привет, здоровяк! Хочешь хорошо провести время?
– О, да! – воскликнул заворожённый Ветром Сдумс. – О, да! Да!
Он обернулся.
– Чёрт побери! – Раздался звук, будто кто-то убегал по переулку.
Ветром понурился.
Жизнь явно предназначалась только для живых. Похоже, вся эта затея с возвращением в тело оказалась ошибкой. Глупо было и думать иначе.
Он развернулся и пошёл обратно в Университет, даже не утруждая своё сердце биться.
Ветром проковылял по двору в Главный зал. Аркканцлер уже знал, что делать…
– Вот он!
– Попался!
– Держи!
Поток сознания Сдумса упёрся в плотину. Он огляделся и увидел пять раскрасневшихся, тревожных, а главное, знакомых лиц.
– Ой, привет, декан, – сказал он хмуро. – А это у нас кто, главный философ? Ой, и аркканцлер, какая…
– Хватай его за руку!
– В глаза не гляди!
– За другую руку держи!
– Это для твоего же блага, Сдумс!
– Он не Сдумс! Он тварь из мрака ночи!
– Уверяю вас…
– Ноги держите?
– Хватай за ногу!
– За другую тоже!
– Ну что, все всё схватили? – рявкнул аркканцлер.
Волшебники закивали.
Наверн Чудакулли покопался в бескрайних глубинах своей мантии.
– Итак, бес в человечьем обличье, – прорычал он, – что ты думаешь об этом? А-га!
Ветром прищурился, разглядывая вещицу, которой аркканцлер торжествующе тыкал ему в нос.
– Ну, я… эм-м… – промямлил он. – Скажу… эм-м… что… да… хм-м… да, запах весьма и весьма узнаваемый, правда… да, определённо. Allium sativium, он же чеснок обыкновенный. Я угадал?
Волшебники поглядели на него. Затем на белый зубчик. Затем снова на Ветрома.
– Я угадал, верно? – сказал он и попытался улыбнуться.
– Ну… – протянул аркканцлер. – Да. Да, ты угадал. – Чудакулли огляделся, думая, что добавить. – Молодец, – сказал он.
– Отличная загадка, – сказал Ветром. – Мне правда понравилось. – Он шагнул вперёд. Волшебники пытались удержать его – но с тем же успехом можно пытаться сдержать ледник.
– А теперь мне надо прилечь, – сказал он. – День был долгим.
Он проковылял вглубь здания, со скрипом прошёл по коридорам и добрался до своей комнаты. Кто-то уже, похоже, въехал в неё со своими вещами, но Сдумс решил эту проблему, просто схватив их в охапку и вышвырнув в коридор.
Затем он улёгся на кровать.
Спать… что ж, он устал. Неплохо для начала. Но чтобы спать, надо было перестать контролировать себя, а он ещё не был уверен, что всё в организме работает как надо.
По правде говоря, а нужно ли ему вообще спать? Он мёртв, в конце концов. А это всё равно, что спать, только поглубже. Говорят, смерть похожа на сон, вот только у тебя что-нибудь может сгнить и отвалиться, если не следить за телом.
Чем там полагается заниматься во сне? Видеть сны… во снах вроде бы упорядочиваются воспоминания? С чего начать?
Он уставился в потолок.
– Никогда не думал, что быть мёртвым так утомительно, – сказал он вслух.
Через некоторое время слабый, но назойливый скрип вынудил его обернуться.
Над камином висел узорный канделябр, прикованный к кольцу в стене. Сдумс так привык к этому предмету обстановки, что не разглядывал его уже пятьдесят лет.
А теперь он отвинчивался. Он медленно поворачивался вокруг своей оси, издавая скрип при каждом обороте. После полудюжины оборотов он вывалился и с лязгом упал на пол.
Необъяснимые феномены сами по себе не редкость в Плоском мире[7]. Но как правило, в них чуть больше смысла или они поинтереснее.
Всё остальное как будто не двигалось. Ветром расслабился и вернулся к перебиранию воспоминаний. В них оказалось много такого, о чём он ранее абсолютно забыл.
Снаружи коротко пошептались, а затем дверь распахнулась…
– Хватай за ноги! За ноги хватай!
– Держите его руки!
Ветром попытался сесть.
– Ой, привет, народ, – сказал он. – В чём дело?
Аркканцлер встал в ногах его кровати, поковырялся в мешочке и достал крупный тяжёлый предмет. Поднял его на весу.
– А-га! – воскликнул он.
Ветром пригляделся.
– И что? – уточнил он.
– А-га… – повторил аркканцлер, уже не столь уверенно.
– Это… обоюдоострый топорик, символ культа Слепого Ио, – вспомнил Ветром.
Аркканцлер недоумённо поглядел на него.
– Ну да, – сказал он, – угадал. – Он бросил символ через плечо, чуть не отрубив при этом ухо декану, и снова порылся в мешке.
– А-га!
– Отличный образец Мистического Зуба Оффлера, бога-крокодила, – ответил Сдумс.
– А-га!
– А это… дайте погляжу поближе… точно, это пара священных Летящих Уток Ордпора Безвкусного. Слушайте, а это весело!
– А-га…
– А это… нет, не подсказывайте, не подсказывайте… священный лин-лон зловещего культа Сутти, угадал?
– А-га?
– Кажется, одна из трёхглавых рыб Очудноземского культа трёхглавых рыб.
– Мы выглядим как полные чудаки, – вздохнул аркканцлер и отбросил рыбу.
Волшебники поникли. Оказалось, что святыни не так уж надёжно защищали от нежити.
– Простите, если разочаровал, – сказал Ветром.
Декана вдруг осенило.
– Солнечный свет! – воскликнул он. – Это сработает!
– Хватай штору!
– Вторую тоже!
– Раз, два, три… давай!
Ветром Сдумс заморгал, когда комнату залило солнце.
Волшебники затаили дыхание.
– Извините, – сказал он. – Похоже, и это не сработало.
Они снова поникли.
– Ты совсем ничего не чувствуешь? – спросил Чудакулли.
– Не тянет, например, обратиться в прах и развеяться по ветру? – уточнил с надеждой главный философ.
– Ну, когда я долго загораю, у меня нос шелушится, – сказал Ветром. – Даже не знаю, считается это или нет. – Он попытался улыбнуться.
Волшебники переглянулись и пожали плечами.
– На выход, – скомандовал аркканцлер. Толпа поспешила наружу, Чудакулли за ней. В дверях он остановился и погрозил Ветрому пальцем.
– Подобное упрямство, Сдумс, тебе даром не пройдёт, – сказал он и захлопнул за собой дверь.
Через несколько мгновений четыре болта, на которых держалась ручка двери, очень медленно открутились. Затем они взлетели под потолок, покружили там по орбите какое-то время и упали.
Ветром поразмыслил об этом.
Воспоминаний у него было полным-полно. Сто тридцать лет одних воспоминаний. При жизни он не мог вспомнить даже сотую долю из них, но теперь, после смерти, его стройную, сияющую нить мыслей ничто больше не захламляло, и он обнаружил, что всё это ещё при нём. Всё, что он когда-либо читал, видел, слышал. Всё было тут, разложено по полочкам. Ничто не забыто. Всё на местах.
Три необъяснимых феномена за сутки. Четыре, если считать его собственную не-жизнь. Вот это поистине необъяснимо.
Это требовало объяснения.
Но это больше не его проблема. Всё на свете больше не его проблема.
Волшебники сгрудились за дверью спальни Сдумса.
– Всё принесли? – спросил Чудакулли.
– Почему обслуга не может этим заняться? – проворчал главный философ. – Это недостойно нас.
– Потому что я желаю, чтобы всё было сделано с достоинством, – огрызнулся аркканцлер. – Если надо похоронить волшебника на перекрёстке дорог, вбив ему в грудь кол, пусть его хоронят волшебники. В конце концов, мы его друзья.
– Кстати, это что за штука? – спросил декан, изучая прибор в своих руках.
– Это называется «лопата», – пояснил главный философ. – Я такие видел у садовников. Острым концом тыкаешь в землю, а дальше дело техники.
Чудакулли, прищурившись, глянул в замочную скважину.
– Опять лежит, – сказал он. Затем встал, стряхнул пыль с колен и взялся за ручку. – Ладно. По моему сигналу. Раз… два…
Садовник Модо катил полную тачку срезанных веток к костру позади здания Факультета Высокоэнергетической магии. Мимо него прошло полдюжины волшебников – по меркам волшебников, практически пробежало. На руках они несли Ветрома Сдумса.
Модо услышал, как тот спрашивает:
– Минуточку, аркканцлер, а это точно сработает?..
– Всё это ради твоего же блага, – ответил Чудакулли.
– Конечно, но…
– Скоро ты снова станешь прежним, – добавил казначей.
– Нет, не станет, – шикнул декан. – В том-то и суть!
– Скоро ты перестанешь быть прежним, в этом и суть, – промямлил казначей, и они завернули за угол.
Модо снова взялся за ручки тачки и задумчиво покатил её в ту уединённую часть сада, где обычно жёг костёр, сваливал компост и сухие листья и сидел в сарае во время дождя.
Когда-то он был младшим садовником при дворце, но тут работа оказалась намного интересней. Позволяла повидать жизнь.
Общество Анк-Морпорка живёт улицами. На них всегда что-нибудь интересное да происходит. Вот сейчас, например, возница двуколки, везущей фрукты, поднял декана на три вершка в воздух за шиворот мантии и угрожал пробить декановым лицом его же спину.
– У меня персики, ясно? – вопил он. – А знаешь, что бывает с персиками, если они залежатся? Они мнутся. Щас и вам тут чё-нибудь помнём!
– Я, знаете ли, волшебник, – произнёс декан, болтая остроконечными туфлями. – И если бы правила не запрещали мне использовать магию иначе как для защиты, вас ждали бы серьёзные неприятности.
– Да что вы там вообще делаете? – спросил возница, опуская декана так, чтобы тот мог украдкой глянуть через плечо.
– И верно, – добавил бригадир, пытавшийся управлять лошадьми, запряжёнными в фургон с брёвнами, – что там творится? Тут люди работают, вообще-то, время – деньги!
– Эй, впереди, проезжай уже!
– Я пытаюсь! – Лесовоз обернулся на козлах и обратился к выстроившейся за ним очереди телег: – Я-то тут при чём? Тут кучка волшебников роет посреди чёртовой улицы!