Над краем ямы выросло чумазое лицо аркканцлера.
– Небеса тебе на голову, декан, – воскликнул он, – я же велел со всем разобраться!
– Да я как раз попросил этого джентльмена развернуться и езжать другой дорогой, – ответил полупридушенный декан.
Развозчик фруктов повернул его, чтобы показать, сколько народу запрудило улицу:
– Когда-нибудь пробовал развернуть одновременно шестьдесят телег? – вопросил он. – Это непросто. Особенно когда никто не может тронуться с места, потому что из-за вас, ребята, телеги встали по всему кварталу. Никто не может никуда тронуться, потому что все друг у друга на пути, ясно?
Декан попытался кивнуть. Он и сам засомневался, мудро ли было рыть яму на перекрёстке Улицы Малых Богов и Широкой, двух самых людных дорог Анк-Морпорка. На тот момент это казалось логичным. Даже самая упорная нежить будет надёжно похоронена, если над ней такое движение. Единственная проблема была в том, что никто всерьёз не подумал, как трудно будет рыть посреди двух центральных улиц в час пик.
– Ладно, ладно, что тут у вас творится?
Толпа зевак расступилась, пропуская грузную фигуру сержанта Колона из Стражи. Он неудержимо шагал сквозь толпу, прокладывая себе путь животом. При виде волшебников, стоящих по пояс в яме посреди дороги, его багровое лицо просияло.
– Так, что это у нас? – спросил он. – Банда международных похитителей перекрёстков?
Он был в восторге. Наконец-то сработала его долгосрочная методика охраны закона!
Аркканцлер швырнул полную лопату анк-морпоркского щебня ему на ботинки.
– Не валяйте дурака, – огрызнулся он. – Это жизненно важно.
– О да. Так все вы говорите. – Сержант Колон был не из тех, кого легко свернуть с проторённой дорожки, по которой он уже мысленно разогнался. – Держу пари, в сотнях деревенек в поганых странах вроде Клатча хорошенько платят за престижный перекрёсток вроде этого, а?
Чудакулли поднял на него глаза, разинув рот.
– Вы что такое несёте, офицер? – сказал он и недовольно ткнул пальцем в свою остроконечную шляпу. – Не слышите меня, что ли? Мы волшебники. Тут ведутся волшебные работы. Так что не могли бы вы просто направить телеги в объезд, пока уважаемые люди…
– …Эти персики мнутся буквально на глазах, – раздался голос позади сержанта Колона.
– Эти придурки уже полчаса нас тут задерживают, – добавил погонщик скота, который уже давно упустил свой скот, и тот разбрёлся по окрестным улицам. – Их надо арестовать!
До сержанта вдруг дошло, что он невольно стал главным героем драмы, в которой участвуют сотни людей, причём часть из них волшебники и все из них в ярости.
– А что вы такое делаете? – вяло спросил он.
– Хороним нашего коллегу. На что ещё это похоже? – ответил Чудакулли.
Взгляд Колона остановился на открытом гробе, лежащем с края дороги. Ветром Сдумс помахал ему изнутри.
– Но… он же не мёртвый… разве нет? – Сержант наморщил лоб, пытаясь осознать ситуацию.
– Внешность обманчива, – сказал аркканцлер.
– Он мне только что помахал! – простонал сержант.
– И что?
– Это ненормально для…
– Всё в порядке, сержант, – сказал Ветром.
Сержант Колон подобрался ближе к гробу.
– А это не вы прошлой ночью в реку бросились? – прошептал он одними губами.
– Да-да. Вы мне очень помогли, – ответил Ветром.
– А потом вы, как бы сказать, из неё выбросились, – заключил сержант.
– Боюсь, что так.
– Но вы там целую вечность просидели!
– Ну, честно говоря, там очень темно. Долго не мог найти ступени.
Сержант Колон силился найти во всём этом логику.
– Что ж, полагаю, вы должны быть мертвы, – сказал он. – Невозможно так долго пробыть под водой и не умереть.
– Вот видите! – поддержал его Сдумс.
– Так почему вы всё ещё машете и разговариваете? – спросил Колон.
Из ямы высунул голову главный философ.
– Известны случаи, когда мёртвое тело двигалось и издавало звуки после смерти, сержант, – пояснил он. – Всё дело в непроизвольных мышечных спазмах.
– Главный философ совершенно прав, – согласился Ветром Сдумс. – Я тоже об этом читал.
– Ага. – Сержант Колон огляделся. – Ладно, – неуверенно сказал он. – Ну… полагаю, это логично…
– Ладно, мы закончили, – сказал аркканцлер, выбираясь из ямы. – Достаточно глубоко. Давай, Сдумс, тебе вниз.
– Знаете, я правда очень тронут, – сказал Ветром, снова ложась в гробу. Гроб был весьма хороший, из погребальной конторы на улице Вязов. Аркканцлер позволил Сдумсу выбирать самому.
Чудакулли поднял кувалду.
Ветром снова сел.
– Все так стараются ради меня…
– Да, да, ладно. – Чудакулли огляделся. – Так, у кого кол?
Все поглядели на казначея.
Казначей выглядел несчастным. Он пошарил в сумке.
– Я не смог его достать, – промямлил он.
Аркканцлер закрыл лицо рукой.
– Ладно, – тихонько сказал он. – Знаешь, а я не удивлён. Вообще не удивлён. Что же ты достал? Бараньи лопатки? Кусочек бекона?
– Сельдерей, – прошептал казначей.
– Это у него из-за нервов, – поспешно вставил декан.
– Сельдерей, – произнёс аркканцлер, и его самообладанием сейчас можно было гнуть подковы. – Ладно.
Казначей протянул ему увядший зелёный пучок. Чудакулли взял его.
– Итак, Сдумс, – сказал он. – Прошу представить, что то, что у меня в руке…
– Ничего-ничего, я понимаю, – ответил Ветром.
– Хотя, по правде, не представляю, как вбить…
– Всё в порядке, я не против.
– Правда?
– Принцип тот же, – сказал Ветром. – Если просто передашь мне сельдерей, но мысленно забьёшь кол, этого должно хватить.
– Так благородно с твоей стороны, – сказал Чудакулли. – Какой величественный момент!
– Momento mori, – съязвил главный философ.
Чудакулли смерил его взглядом, а затем торжественно ткнул сельдереем в Ветрома Сдумса.
– Прими же его! – сказал он.
– Спасибо, – ответил Ветром.
– А теперь давайте закроем гроб и пойдём обедать, – сказал Чудакулли. – Не волнуйся, Сдумс. Обязательно сработает. Сегодня – последний день твоей оставшейся жизни.
Ветром лежал в темноте, слушая удары молотка.
Затем раздался глухой удар, и кто-то сдавленно обругал декана, что тот не удержал свой конец. Затем начала шлёпать земля на крышку, всё слабее и дальше.
Наконец отдалённый рокот возвестил, что движение в городе возобновилось. До Сдумса доносились приглушённые голоса.
Он постучал по крышке гроба.
– Эй, наверху! Нельзя ли потише? – ворчливо крикнул он. – Тут кое-кто умереть пытается!
Он услышал, что голоса смолкли. Затем донеслись убегающие шаги.
Ветром полежал так какое-то время. Он не знал, как долго.
Он попробовал отключить все функции организма, но так лишь стало неудобно. Ах, ну почему так трудно умереть? Другим это давалось легко даже без тренировки.
А ещё нога зачесалась.
Он попытался дотянуться и почесать, и его рука наткнулась на что-то маленькое, необычной формы. Ему удалось сжать это в пальцах.
Наощупь как будто связка спичек.
В гробу? Что, кто-то решил, что он тут сигару со скуки раскурит?
После долгих усилий ему удалось снять один башмак другим и подтянуть его поближе, чтобы схватить. Так у него появилась неровная поверхность, чтобы чиркнуть спичку…
Сернистый свет наполнил его тесный продолговатый мирок.
Оказалось, изнутри к крышке пришпилен кусочек картона.
Он прочитал его.
Он перечитал его.
Спичка погасла.
Он зажёг ещё одну, просто чтобы убедиться, что эта надпись действительно существует.
Надпись оставалась странной, даже если перечитать в третий раз.
Вторая спичка погасла – выгорели остатки кислорода.
Ветром полежал в темноте, размышляя, что делать дальше, и пожёвывая сельдерей.
Кто бы мог подумать?
На покойного Ветрома Сдумса вдруг снизошло, что не бывает чужих проблем, и когда кажется, что мир выкинул тебя на обочину, он оказывается полон странностей. Он по опыту знал уже, что живые не замечают и половины реально происходящего, потому что слишком заняты житьём. «Зрителю лучше видно игру», – сказал он себе.
Именно живые не обращали внимания на всё странное и чудесное, потому что жизнь полна скучного и обычного. Но она была странной. В ней были такие чудеса, как самооткручивающиеся болты и записки мертвецам.
Он решил выяснить, что же происходит. А потом… раз Смерть не приходит к нему, он сам пойдёт к Смерти. У меня есть права, в конце концов, подумал он. О да. Он устроит величайшую охоту за головами в истории.
Ветром ухмыльнулся во мраке.
Пропал: Смерть. Нашедшему…
Сегодня был первый день оставшейся жизни.
И весь Анк-Морпорк лежал у его ног. Ну, фигурально выражаясь.
Есть один путь – наверх.
Он приподнялся, нащупал в темноте записку, оторвал её и сунул в зубы.
Затем Ветром Сдумс упёрся ногами в один конец ящика, руками в другой и поднажал.
Влажный суглинок Анк-Морпорка слегка поддался.
Ветром собрался было перевести дух, но вспомнил, что смысла в этом нет. Он надавил снова. Гроб раскололся.
Ветром подтянул доску поближе и порвал сосновую древесину как бумагу. У него получился обломок, совершенно бесполезный для любого, не обладающего силой зомби.
Он перевернулся на живот, начал сгребать землю вокруг импровизированным совком и утаптывать ногами. Ветром Сдумс копал навстречу новому началу.
Представьте такой пейзаж: равнина с плавными изгибами.
В краях октариновой травы под сенью Овцепикских гор – конец лета. Преобладающие цвета – бурый и золотой. Равнину заливает жара. Кузнечики стрекочут, будто шкворчат на сковородке. Даже воздух слишком горяч, чтобы двигаться. Сейчас самое жаркое лето на памяти старожилов – а в этих краях это очень-очень долго.