Светлана слышала, как гости зашушукались, даже уловила восклицание, что Волк, какой скромный, даже не упомянул обо всех подвигах, столько их было… Другой возразил ехидно, что огненная девчушка могла все сама сделать, всех побить и прогнать, потому Волк и смолчал о ней, дабы свою славу не умалить!
– Благодарствую, – ответила Огневушка игриво.
Люди увидели только размытое движение, трепетное и настолько быстрое, что глаз не ухватит целиком. Пламя светильника взметнулось, затрещало, и все заметили, что этот светильник теперь горит ярче и веселее других.
В левой стене появилось свечение. Словно бы кто-то со свечой шел по ту сторону окна, затянутого бычьим пузырем. Эта стена единственная была не из глыб, а высечена прямо в скале, что переходила в гору. Дикарщики сделали насечку, расчертив стену на глыбы, украсив каменным кружевом, ибо стена из красного гранита редкой красоты, где в красно-багровом цвете часто блистают оранжевые искры и даже подобно ящерицам пробегают зеленые извилистые полоски.
Разговоры смолкли. Свет стал мощнее, кто-то приближался изнутри скалы, и даже неустрашимый Волк вздрогнул и отступил на шаг. От стены пахнуло горелым камнем. В граните выступило каменное изображение рослой женщины. Свет стал ярок настолько, что померкли светильники. Затем каменное изваяние выдвинулось, оставив стену на шаг позади, свет померк, искры заплясали над головой женщины и погасли. Теперь все видели величественную женщину редкой красоты, изваянную из камня, суровую и улыбающуюся грозно и властно. Она была в одежде золотых цветов, медно-красные волосы на лбу перехватывал золотой обруч с красным камнем. Сапожки на ней тоже желтые, украшены множеством дорогих камешков. Только ее лицо было из красноватого гранита, можно рассмотреть даже мелкие прожилки.
В толпе пронеслось:
– Хозяйка!
– Хозяйка пожаловала…
– Хозяйка Медной Горы явилась!
– Быть беде, неспроста такое…
Хозяйка Медной Горы окинула гостей холодным взором. Додон сутулился на троне, жалкий, как ворон под проливным дождем.
– Племянничек, – сказала она ядовито, – что-то ты невесел.
Додон смотрел исподлобья. Страх и недоверие в его глазах боролись с надеждой. Поступки богов непредсказуемы. Явилась ли она, чтобы помочь? А если да, то как? Она может счесть, что лучший способ помощи – задавить его прямо сейчас, чтобы не мучился.
– Это боги всегда веселы, – ответил он горько, – а в человеческой жизни бывают только веселые дни… а то и вовсе минуты.
– Так ли? – спросила Хозяйка громко. – Ты ведь выдаешь замуж свою любимую племянницу!.. Но что-то не вижу твоего спасителя.
Волк смотрел настороженно, играл желваками. Страха в его глазах не было, в то время как даже его воины пятились, старались вжаться в стены.
Додон кивнул в его сторону:
– Вот он.
– Где? – переспросила Хозяйка.
– Да вот он, Горный Волк!
– Да? – удивилась Хозяйка. – Что-то я его в своих владениях и близко не видела. А твой истинный спаситель сейчас как раз подходит к воротам. Вместе с простым… даже слишком простым людом. Их печет солнце, в глаза ветер бросает пыль, а увидят они только крыльцо твоего детинца.
Додон быстро посмотрел на Волка. Тот начал багроветь, покосился на советников, гостей. Потрясенные лица, боятся дышать, замерли, но в глазах жадное любопытство. Скоты, им бы только скандалы, свары, дворцовые драки!
В сторонке громко прокашлялся Рогдай. Бросил гулким басом, ни к кому не обращаясь:
– Народ стоило бы допустить… Пусть рассказывают, прославляют величие и красоту царского дворца.
Он посмотрел на Хозяйку. Та улыбнулась ободряюще. Рогдай уже увереннее взмахом длани послал гридней к воротам. Там заскрипели засовы, створки распахнулись. Ввалилась толпа простолюдинов, мужчины смеялись и вздымали кверху руки, женщины поднимали детей, показывали им тцаря и тцаревну. Шагах в трех от крыльца стражи выставили копья.
Хозяйка прошла через палату, перед ней расступались так поспешно, словно от нее несло жаром. Додон провожал взглядом, в котором было затравленное выражение. Она остановилась ближе к крыльцу, ее было видно как толпе народа, так и знати. Повернулась, сказала с холодным удовлетворением:
– Наконец-то зрю настоящего освободителя!
Светлана услышала, как ахнули во всем зале. А со двора донесся протяжный вздох, в котором облегчения было больше, чем изумления. Всюду, куда падал ее взор, были открытые рты и вытаращенные глаза. Волк сильнее стиснул пальцы Светланы. Она чувствовала его ярость, разочарование. Когда заговорил, голос был сдавленный от бешенства:
– Уходи! Ты не наша богиня. Тебе здесь не поклоняются.
Хозяйка на него не повела и бровью. Властно простерла длань в сторону тцаря:
– Что скажешь?
– О чем? – пробормотал Додон.
– О своем спасении. Много ли побито чудовищ, доблестно ли тебя освобождал сей герой?
– Об этом я сам наслушался, – сказал Додон. – Зачем ты меня мучишь?
В мертвой тиши Хозяйка сказала раздельно:
– Скажи правду.
Додон покачал головой:
– Глупо.
– Скажи правду!
Он повторил устало:
– Глупо… Боги слишком просты. У них была только правда. Потом от людей узнали еще и неправду… Но у людей кроме правды и неправды есть еще множество полуправд, правд во имя спасения, горьких правд, лечебной лжи, лживой правды, правдивой лжи, лжи во имя правды… Боги не понимают, как правда может разрушить то, что спасла бы ложь. Но мне все обрыдло! Пусть катится все в пропасть, я скажу тебе правду, раз уж ухватила за горло. Да, меня вывел из каменного мира другой. Не Волк.
В палате пронесся вздох. Повеяло холодом. Волк страшно заскрежетал зубами. Его воины поправили пояса так, чтобы все видели вблизи их ладоней рукояти мечей.
Рогдай нашелся первым.
– Не Волк? – Голос воеводы был радостным. – А кто?
– Другой, – ответил Додон нехотя. – Я предпочел бы, чтобы это был Волк. Потому и сказал. Волк мог бы в самом деле меня найти и вывести на свет. Но удача выпала… рабу и разбойнику! Тому самому, который сбежал с ристалища, тем самым лишив и вас радости зреть удалой бой!
Снова в палате пронесся полустон-полувздох. Хозяйка покачала головой:
– Странно делитесь на знать и рабов… Для богов различимы только мужчины и женщины. Ты клянешься встретить его достойно?
– Царское слово, – ответил Додон, – крепче адаманта. Не дал слово – крепись, а дал – держись. Слово не воробей… Да-да, не двигай бровями, понял. Клянусь здоровьем и короной, хоть требуешь чрезмерного. Ну, где мой настоящий спаситель?
Хозяйка повернулась к толпе. На каменном лице глаза вспыхнули красным огнем, будто в черепе бушевало пламя. Она повелительно вытянула руку:
– Вот он!
Глава 27
От пальца Хозяйки Медной Горы словно бы метнулся горящий дротик. Толпа расшарахнулась в стороны. В глубине стояла кучка мужчин в лохмотьях, с нечесаными волосами, угрюмыми лицами. Двое держали под руки тучного воина в шлеме и кольчуге. Он все норовил лечь, его с трудом вздергивали на ноги. Когда он мотнул головой, разбрасывая слюни, Светлана с удивлением узнала пьяного, как чип, Ховраха. Похоже, все они проделали долгий путь. Когда поняли, что палец Хозяйки указывает на них, то отступили, утаскивая с собой Ховраха.
Последним отодвинулся человек с длинным чубом на бритой голове и золотой серьгой в левом ухе. Оставшийся мужчина, видимо, решил, что бесполезно горбиться и опускать лицо, выпрямился.
Он был высок, по-звериному силен, черные, как вороново крыло, волосы падали на лоб. Глаза прятались под черными сдвинутыми бровями, лицо с перебитым носом было в шрамах, по-разбойничьи красивым, злым и яростным.
На плече сидела крупная толстая жаба. Выпученные глаза были прикрыты пленкой, но гребень на спине угрожающе вздыбился.
Додон несколько мгновений угрюмо смотрел на этого варвара в звериной шкуре. Настолько прост, что ломится через жизнь, как могучий лось через кустарник. И все ему удается, головы ни над чем не ломает, сердце от боли не рвется, по ночам не просыпается в холодном поту.
Зависть ударила в голову, настолько черная и нежданная, что он заорал дико:
– Разбойник!.. Вор!.. Убивец!.. Хватайте его!
Гридни, выхватывая мечи, бросились со ступеней. Мужчины, отступившие за спину Мрака, выхватили из-под одежды мечи и длинные ножи. Ховрах всхрапнул, как конь, высвободился и вытащил из перевязи топор. Его шатало, но голос был зычный, как у злого дива:
– Слава тцарю Додону! Бей…
Гридни остановились, ошарашенные таким кличем. Ховрах готов драться с ними, но он тоже за Додона! А Хозяйка, не давая времени раздумывать, проговорила властно:
– Ты тцар… или не тцар?
Додон застыл с раскрытым ртом. Лицо стало синюшного цвета. Грудь вздулась, как у петуха урюпинской породы, руки бессильно задергались, а пальцы стиснулись в кулаки.
– Э-э-э, – прохрипел он, – погодите вязать…
Гридни с облегчением попятились. Мужики за спиной Мрака спрятали оружие и, видя, что ему пока что смерть не грозит, растворились среди простого люда. В толпе стоял гул, все лезли друг на друга, стараясь рассмотреть, что происходит, но не переступали невидимую черту, и Мрак стоял в одиночестве, пока не подошел пьяный Ховрах, встал рядом.
– Твой настоящий спаситель, – сказала Хозяйка властно.
Додон смотрел исподлобья. Глаза блистали, как у паука, выгнанного из темного угла на яркий свет. Воеводы растерянно переглядывались, только на лице Рогдая проступило облегчение. Пусть разбойник, пусть тать, пусть гном или чудо лесное, только бы не Горный Волк!
В толпе уже послышались выкрики, слились в общий радостный шум. Матери поднимали детей над головами, чтобы те увидели героя, спасшего тцаря. Героя, который совершил подвиг и не явился за наградой.
Додон стискивал кулаки, ощутил, как пахнуло знакомыми благовониями. Это, оттеснив Рогдая, придвинулся Голик. От него мощно несло душистыми маслами, но и они не могли заглушить запах степных трав и едкой дорожной пыли.