Рогдай осматривал дорогу к городу, приложив ко лбу ладонь козырьком. Лицо было суровое, седые кустистые брови сдвинулись на переносице. Глаза смотрели зорко, и Додон невольно позавидовал, что старый воевода, который его младенцем на коня сажал, на стену все еще взбегает как мальчишка, брюхо не распустил, голос как у молодого быка.
– Что делать будем? – спросил он растерянно. – Как артанцы сумели пройти кордон незамеченными?
– Да какие артанцы, – отмахнулся Рогдай. – Это свои.
– Свои? – вскрикнул Додон жалким голосом. – Рогдай, лучше уж артанцы, чем свои. Сам знаешь, что у нас за свои. Что Горный Волк, что Руд, что Медея или Урюп… Только ты один верен по-настоящему. Да и то, я же знаю, верен не мне, а Куявии. Что будем делать, Рогдай?
– Что делать… что делать? – повторил Рогдай медленно. Всмотрелся еще, щуря глаза так, что превратились в щелочки, сказал громче: – Ворота распахивать пошире… Да как бы еще не пришлось и ковры стелить.
– Ошалел?
– Наши дурни не разглядели, что впереди войска едет Мрак. На своем черном, как он сам, коне.
Додон ахнул, всплеснул руками:
– Мрак!.. А поляницы чего?
– Узнаем.
Рогдай так же споро побежал по дощатым ступенькам вниз во двор, на ходу отдавал приказы. Бойцы бросились к воротам. Там заартачились, боялись поляниц, но Рогдай гаркнул, что самое страшное, если поляницы ворвутся в город, по праву победителей изнасилуют всех мужиков, и стражи ворот кинулись, сшибая друг друга с ног, снимать запоры.
Мрак видел, как ворота начали отворяться. Там стоял в блеске доспехов старый Рогдай, за его спиной толпились знатные бояре. Мелькнуло красное корзно Додона, но сам тцар куда-то скрылся.
– Чуть погодите, – сказал он Медее и Гонте. – А то у них там поджилки трясутся.
Конь весело понес к раскрытым воротам. Мрак покосился на высокую башню, прозванную Девичьей. Окошко с цветными стеклами распахнуто. В глубине видна девичья фигурка с золотой косой, перекинутой на грудь. Что-то говорит, обращаясь в сторону и вниз. Явно отбрыкивается от Кузи.
Он вздрогнул, потому что конь остановился, едва не оттеснив Рогдая в толпу бояр.
– Исполать, – сказал Мрак зычно. – Не пугайтесь, это союзники. Правда, союзникам тоже платить надобно. Где светлый тцар?
Рогдай повел дланью. По мраморным ступеням величаво шествовал, спускаясь во двор, Додон. Уже облаченный в красное корзно с золотым шитьем, золотой гривной на шее и в красных сапогах. За ним так же важно шествовала Светлана, крепко держа за тонкую ручку Кузю. Кузя, завидев Мрака, сразу с радостным писком начала рваться к нему.
Мрак соскочил на землю, поклонился тцарю:
– Исполать и доброго здоровья!
– Что с Волком? – вскрикнул Додон. – И что это за… войско?
– Это те, кто пролил свою кровь, защищая твое тцарство. Что скажешь им?
Додон со страхом смотрел мимо Мрака на грозные лица поляниц. В их руках длинные узкие дротики выглядели опаснее, чем мечи его бойцов. Кони под ними были такими же дикими, как их седоки. А в колесницах неподвижно сидели женщины-стрелки.
– Я приглашаю всех на пир, – сказал он осипшим голосом. – А воительницу Медею и этого… вожака Гонту в свою палату. Там соберутся лутшие люди.
Во взгляде его было, что этих гостей не назвал бы даже худшими.
Полдня резали волов, баранов и телят, выкапывали из земли бочки с медом и пивом. Потом все уселись за трапезу: старшие в покоях, а младшая дружина да молодежь – во дворе у костров. В покоях больше степенных бесед, у костров – веселья и задорных воплей, там раньше других запоют, пойдут в пляс, а девок будут сажать на колени.
Во дворе и в нижних палатах пировали по-настоящему. Вино лилось ручьями, на столы подавали зажаренными целиком быков и кабанов, печеных туров, без счета оленей, свиней, всякую птицу.
Но в верхней палате, где собралась знать, ели мало, пили еще меньше, дабы сохранить ясность ума. Бояре морщились, выражали недовольство: по ту сторону стола сидел не только Мрак, неизвестно откуда взявшийся, но и возмутительница Медея, самозваная царица, и – хуже всего! – вор и разбойник Гонта.
Додон искательно поглядывал то на Голика, то на Рогдая. Оба перед пришельцами глаз не опускали, но и не задирались зазря. Спокойно и неспешно вели разговор о делах в тцарстве и за его кордонами. На подхвате суетился Ковань, но до серьезных дел его не допускали.
Медея с удовольствием ела и пила, но, когда разговор коснулся земель Волка, произнесла с ледяной уверенностью:
– Сейчас там стоят мои дружины. И Волка туда не пустят. Или ты хочешь, чтобы пустили?
– Нет-нет, – сказал Додон поспешно, даже не успев понять, что попал в ловушку. – Но ты уверена насчет Волка?..
Медея покачала головой:
– Никто не знает, где он сейчас. Его еще в начале боя втоптали в землю, вбили по уши. Я знала, что ему нет равных, и, чтобы не терять людей, велела забросать палицами, камнями. Потом по нему пронеслась моя конница. После боя хотели отыскать, чтобы набить чучело… но так и не нашли.
– Может быть, – спросил Додон полным надежды голосом, – его так втоптали, что не найти?
– Вряд ли, – ответила Медея сожалеюще. – Такого мужика да не найти?
Гонта презрительно фыркнул. Медея повторила с нажимом:
– Такого мужика трудно не заметить. Рост, плечи, доспехи… Нет, все-таки как-то оклемался и уполз. Или кто-то помог. Дело было к вечеру, а за ночь можно уйти далеко.
Рогдай покряхтел, осушил чару одним махом, сказал решительно, будто в холодную воду кинулся:
– Светлый тцар… Надо бы объявить народу, что эти земли отныне подарены Медее. Одним ударом двух зайцев… даже трех. Волка не пустишь обратно, буде объявится, народ перестанет служить Волку и не будет бояться помогать Медее… Да помогал, помогал, чего уж теперь таиться! И сама Медея будет обязана твоей милости.
Медея помалкивала, а Гонта внезапно стукнул кулаком по столу:
– Это каких таких зайцев? Кого этот трухлявый пень называет зайцами?
Голик утихомиривающе выставил ладони:
– Не надо ссориться. Так говорится в народе, а наш воевода целиком из народа, это ж за версту видно.
– Нет, пусть скажет, – заупрямился Гонта. – Медея, скажем, еще потянет на зайчика… гм… но чтоб меня сравнивали с косым? Или на что он намекивает?
Мрак поморщился:
– Ладно тебе. Он и меня назвал зайцем.
– Ты скромный, за себя не вступишься. Я за себя тоже не могу, но за друзей… А тут еще прямо сказал, что нас всех трех зарежет одним ударом. Это что?
Он с грохотом отодвинулся на стуле, смотрел горящими как уголья глазами. В них была готовность прыгнуть с мечом наголо хоть на тцаря, хоть на его воевод.
Додон сказал плачущим голосом:
– Да что вы в самом деле! Все так хорошо шло! Я завтра же велю объявить, что земли Волка со всеми городами и весями отныне принадлежат воительнице Медее. Со всеми пашнями, лесами, озерами, а также главной крепостью Волка – Гнездом. И что отныне я в ней вижу опору трона, а не угрозу мирным землепашцам нашей страны.
Гонта сел, все еще сердито всхрапывая и гневно вращая глазами. Рогдай буркнул напоминающе:
– А второй зая… гм… защитник трона – это я про этого храброго витязя – мог бы послужить при дворе.
– Собачки служат, – буркнул Гонта.
– Отчизне можно служить и как собачка, – ответил Рогдай сурово. – Мы усе здесь верные псы страны родной.
– Так то отчизне! А ты кому, старый хрыч, предлагаешь?
– Тоже отчизне… в лице нашего тцаря и его двора.
Гонта хмыкнул, но Мрак видел, как сдвинулись брови разбойника. Гонта раздумывал, как и что выторговать еще, прикидываясь то раздраженным, то недовольным, то обидчивым.
Додон помалкивал. Не личит светлому тцарю вести беседу с разбойником. Дело тцаря – казнить или миловать, но не общаться на равных. А беседа бывает только на равных, или же такая беседа уже именуется иначе.
– Нет, – сказал Гонта. – Я готов послужить отечеству… пусть даже как пес. Но не как дворцовая собачка. Я могу взять на себя охрану кордона со стороны Артании. Ты, тцар, будешь снабжать нас мукой, припасами и монет подкинешь, а мы мелкие отряды артанцев сами сдержим, а буде большое войско соберется, загодя тебя упредим.
Додон лишь качнул головой, а Рогдай воскликнул:
– Согласен! Светлый тцар всемилостиво изъявляет. Да-да, изъявляет.
Глава 33
Взвыли трубы, вдоль стены пошли девки с бубнами. Ряженые козлами и медведями принялись скакать, кувыркаться, орать похабные шутки. Над ними смеялись, швыряли кости. Сквозь их ряды протолкался Голик, разодетый так пышно, что тоже казался одним из ряженых.
Встречаясь взглядом с Мраком, пугливо ронял взор, а Додону низко поклонился:
– Великий тцар! Дозволь слово молвить.
– Говори, – буркнул Додон.
Голик взглянул искоса на страшноватых гостей:
– Дело радостное, потому сам скажешь непременно. А мне, скромному твоему слуге, пока дозволь словцо наедине измолвить.
Додон величаво поднялся:
– Пируйте, гости… гм… дорогие. Я вернусь с добрыми вестями.
Стражи почтительно подняли кресло вместе с тцарем на плечи. Кто-то охнул, тцар еще больше потяжелел за время обеда, и его унесли. Голик семенил следом. Спина была напряжена, будто вот-вот в нее воткнется брошенный сильной рукой нож.
Гонта бросил насмешливый взгляд вслед, покосился на Медею:
– Все они цари… любят ездить на плечах простого люда.
Медея презрительно фыркнула. Ее колесницу возили кони, хорошие кони, не чета простому люду.
Они продолжали насыщаться после долгих дней походов, а Додон, когда кресло занесли и оставили в уединенной комнате, взмахом длани отослал стражей.
– Что стряслось?
Постельничий поклонился снова.
– Наши воеводы отвоевали у проклятых славов могилу Льдана. Это сын Яфета… ну, со стороны его жены… Ладно, неважно, с чьей стороны. Ну, те потом отбили, но мы успели выкопать кости героя.
– Тьфу, – скривился Додон. – Я уж надеялся, ты придумал, как извести этих… героев. А ты про какие-то кости.