Гонта вытянул огромные длани, с удовольствием сжал кулаки. Под гладкой кожей прокатились тугие мышцы. Сухожилия с готовностью напряглись.
– Нет, – ответил он, в голосе чувствовался смех. – Я им нашел и другое применение.
Мрак оглянулся на Медею. Та услышала или догадалась, опустила взор, на нежных щеках вспыхнул румянец. Она пополнела еще, и, чтобы ее обхватить, от смельчака в самом деле требовались очень длинные руки.
Глава 43
Прошло еще три дня. Однажды заскрипели ворота, во двор въехал всадник на рослом тонконогом коне. С середины двора закричал громко:
– Великий тцар Додон изволит звать боярыню Медею, воеводу Гонту и воителя Мрака на великий пир!
Мрак встрепенулся, а Гонта, что не отходил от него, поморщился:
– Дурак дураком, а на сей раз придумано хитрее. Мол, когда передали приглашение по-людски, то нам отказаться проще. А так, когда сразу всей челяди стало известно, то отказом вроде бы обидим доброго тцаря. Да только зазря усе! Все одно не поедем. Срубленные головы взад не прилепишь.
Медея сказала язвительно:
– Зачем тебе голова? Не на чем уши носить? А больше ни к чему.
– Ты готова ехать? – отпарировал Гонта еще язвительнее.
– Нет, но только чтобы не радовать Додона и Кажана, – отрезала Медея. – А гонца отправим обратно со словами, что…
– …здесь дурных нет, все переженились, – вставил Гонта.
Медея метнула яростный взгляд, продолжила ледяным голосом:
– Со словами, что людям, у которых головы на плечах, нечего делать в стране безголовых.
– А безголовые потому, – подхватил Гонта, – что подражают своему тцарю и его боярам.
Гонец смотрел то на одного, то на другого. Молвил наконец в раздумье:
– Тцарю это не понравится.
– А я не монета, – ответил Гонта дерзко и посмотрел на Медею, – чтобы всем нравиться.
Гонец вздохнул:
– Добро, что у нас не казнят за плохие вести, как у вас тут, у диких людей. Правда, и шубой с царского плеча не жалуют. Все передам в точности, не сумлевайтесь. У меня работа такая.
Ховрах поинтересовался, просто выпороть такого наглеца-гонца или еще и крапивы насовать в портки и так посадить на коня.
Мрак поднял на него покрасневшие глаза:
– Я поеду.
Гонта изумился:
– Ты хоть представляешь, что тебя ждет?
– От судьбы не уйдешь, – ответил Мрак сумрачно. – Что на роду написано, того и на коне не объедешь. Это у кошки девять жизней, а у волка только одна. Да и та коротка.
– Тем более! Что говорится насчет зеницы ока?
– От всего не убережешься.
– Но пусть мои враги умрут сегодня, – ухмыльнулся Гонта, – а я завтра!
– Пусть, – согласился Мрак. – Вели готовить коней на завтра.
– Твой конь на пастбище… Туда два дня ходу. Или тебе дать другого?
– Нет, – ответил Мрак досадливо. Конечно же, Гонта будет затягивать отъезд в ожидании, что разум возьмет верх. Но когда это разум брал верх? Тогда богом стал бы Олег, а не Таргитай. – Пошли ребят за конем сейчас же.
– Сделаю, – согласился Гонта. Он посмотрел в окно. – Уже темнеет, а завтра сразу с утра! Одна нога здесь, другая – там. А третья снова здесь.
Задул северный ветер. Все годы именно он в это время нагонял тяжелые снеговые тучи с севера, а те обрушивали наземь столько снега, что наутро не всякий мог отворить дверь.
Походная колдунья Медеи, старая иссохшая ведьма, с сочувствием сказала Мраку:
– Лучше бы ты оставался в своем сладком сне, сердешный.
– А что, бабушка?
– Еще четыре дня тебе посветит солнце, – сказала ведьма.
Мрак посмотрел вверх. Тучи затянули небо с запада на восток, не оставив щелочки. И по тому, как медленно ползли, чугунно тяжеловесные, было ясно, что небо очистится не скоро.
– Гм… Тогда я проживу дольше, чем думал.
Ведьма произнесла сварливо:
– Это так говорится. Солнце все равно светит, дурень. Даже тебе и даже сквозь тучи. Ничего-то ты не знаешь! В Книге Судеб, где записаны даже жизни богов, гор, рек и всей земли нашей, есть и твое имя, как имя всяк живущей твари… Никто изменить или подправить свою судьбу не властен, но посвященные в тайны – это я о себе – могут проникнуть внутренним взором сквозь толщу земли и узреть эти дивные огненные строки!
Мрак сказал угрюмо:
– Бабка, я все знаю. Всяк, кому через неделю лечь под дерновое одеяльце, проживет те дни по-своему. Один – в плаче к богам, другой – в загуле, третий поспешит набить морду обидчикам, четвертый… А я – пятый.
– Хочешь умереть с оружием в руках? – спросила ведьма понимающе.
– Дело не в том.
– Почему? Для мужчин это очень важно.
Мрак покачал головой:
– Для меня важнее… даже не знаю, что важнее. Чувствую, аки пес, но сказать не могу. Только пасть зря разеваю. Я ж из Леса, грамоте не обучен. Прости, бабка, но ежели четыре дня осталось, то устройство ли мира мне обсуждать?
Ведьма непонимающе смотрела в удаляющуюся спину человека, которому жить так мало. Мужчин понять трудно. Слишком разные. Когда миром правили женщины, было все проще. И мир стоял в спокойствии, никуда не рыпался.
Жаркое нетерпение съедало его, он велел оседлать любого коня и подвести к крыльцу. Надо успеть доскакать до Куявии, увидеть Светлану и умереть у ее ног!
Земля покрылась плотными сумерками. Небо стало темным, фиолетовым до черноты, но впереди между небом и землей текла широкая река из огня и горящего металла. О темный берег неба плескали багрово-красные волны, уже остывающие, затем переходили в пурпур, а посредине полыхала оранжевая река, горящая, из злого легкого огня, раскаленная, дальше снова был пурпур, за ним темно-багровое небо, что тяжело наваливалось на мрачную землю.
Гонта стоял на крыльце, багровые отблески плясали и на его лице.
– Кровь, – сказал он благоговейным шепотом. – Кровь богов залила полнеба!
– Приметы пророчат кровавую бойню и на земле, – отозвался Ховрах.
Страшно и трепетно было видеть это буйство огня. На мир ложились черные сумерки, темнело небо. На земле уже стало черно, но огненный закат зиял как огромная кровавая рана.
– В той стороне – Куявия, – произнес Гонта многозначительно.
Он сошел по ступенькам, припал ухом к земле. Сверху он напоминал распластанную в пыли лягушку. Мрак наконец бросил с нетерпением:
– Что учуял?
– Я слышу далекий стон, – ответил Гонта печально. – И тихий женский плач…
Послышались тяжелые шаги. Гонта вскочил, отряхнул одежду. Ухо осталось в желтой пыли, волосы припорошило красновато-желтым. Еще не поворачиваясь, Мрак уже знал, кто идет. Шелестели чьи-то голоса, наконец в поле зрения появился белокурый отрок, отступил в сторону.
Гакон Слепой держался особенно ровно, торжественно. Волосы были расчесаны и убраны под широкий бронзовый обруч. Он был в доспехе.
– Приветствую тебя, герой, – сказал Мрак. – Что скажешь?
Гакон широко улыбнулся. Это было как вспышка молнии, что осветила двор. Белые зубы блестели как жемчуг.
– Угадай!
– Угадал, – ответил Мрак сердито. – Тебя только там недоставало.
– Мрак, – сказал Гакон укоризненно, – ты же видишь, такая жизнь мне в тягость. Я живу в вечной тьме…
– Мальчишка стал твоими глазами, – ответил Мрак. – Ты даже не держишься за него, как слепцы.
Гакон кивнул, но улыбка была печальной:
– Мы придумали знаки. Я угадываю по его шагам, шарканью, притопыванию, куда идти, повернуть, подняться. Еще мы оба щелкаем пальцами… ну, и всякое разное. Но все равно, мужчины должны уходить со славой!
– Это со мной-то? – спросил Мрак иронически.
– Мрак, я чувствую, чем все кончится. Я хочу быть с тобой. И буду!
Он повернулся и ушел в ту сторону, где уже седлали коней. Мрак увидел, как там собираются люди, шепчутся, смотрят в их сторону. Все больше появляется людей с оружием. Наконец собралась целая дружина, ожесточенно спорят, чуть не дерутся. Злые голоса стали совсем озлобленными.
Мрак нахмурился, ибо все, что отвлекало от мыслей о Светлане, раздражало.
– Что надо? – потребовал он резко.
Из кучки ратников протолкался вперед сотник Кречет. Суровое лицо старого воина было сосредоточенным. Он кивнул, сказал коротко:
– Мы едем с тобой.
– Звали только нас троих, – бросил Мрак резко. – Поеду я, еще Гонта… если Медея отпустит. Вы останетесь охранять Медею.
– Бесчестье ехать вам без людей, – сказал Кречет. – Разве ж можно как простолюдины! А с Медеей и так останутся ее голоногие воины. Я посчитал, на каждого из вас должно быть не меньше чем по дюжине человек. Я подберу из добровольцев.
Мрак прямо посмотрел в глаза старого дружинника:
– А ты слышал, что говорят?
– Что никто не вернется живым?
– Да.
Суровая улыбка тронула губы сотника.
– Нас не спрашивают, когда забрасывают в этот мир. Но дальше мы сами решаем, как жить.
– Но здесь вы будете жить, – возразил Мрак.
Сотник удивленно вскинул брови:
– В бесчестье разве жизнь?
– Но я сам велю вам остаться, – сказал Мрак сурово.
Кречет покачал головой. Голос стал печальным:
– Ты обрекаешь нас на бесчестье. Воевода едет на верную смерть, а его воины из тепла и уюта смотрят вслед? Нет, воинская честь выше даже твоих приказов. Мы все равно поедем вслед. Так лучше уж вместе.
Мраку надоел бесполезный спор, отмахнулся:
– Мужчина должен знать, что делает. Поступайте как знаете.
Он ушел, а повеселевший Кречет строго опросил пять сотен богатырей из числа тех, кто рвался ехать с Мраком. Поляниц брать не позволил. Потеря женщин невосполнима, а мужики что: одного хватит, чтобы все окрестные веси обрюхатил. Таким образом, с ним вместе набралось сорок богатырей. Правда, одного пришлось погнать с позором: скрыл, дурень, что еще не женат вовсе, а Кречет отбирал только тех, у кого дома оставалось не меньше двух детей. Нельзя, чтобы хоть один род пресекся!
Все уже были на конях, разъяренный Кречет хотел кликнуть охочих на замену, но с крыльца весело заорали: