– Вы ведь знаете, что Аннет убита? – очень внятно спросила Рагозина.
Константин Фёдорович дрогнул. Так вот, значит, какова причина удара княгини. Аннет мертва. Но как такое может быть?
– Теперь вижу, что не знаете. Варя не сказала, – холодно отметила Рагозина.
За спиной генерала послышались сдавленные рыдания.
– Простите меня, не смогла я и рта раскрыть, чтобы сказать… Бедная, бедная Аннет…
– Лиза, – с усилием вымолвила старуха, – выведи её и дай рюмку настойки. Пусть успокоится.
Из тёмного угла комнаты выплыл ещё один женский силуэт и, обхватив Варю за плечи, увлёк за собой. В комнате остались только трое.
– Матушка, да как же это, – принялся причитать Зорин, – да кто ж на такое злодеяние отважился?
Княгиня повелительно подняла руку.
– Ольга, помоги мне сесть.
Лисина тут же завертелась и засуетилась.
– Да нельзя ж вам, Анна Павловна, голубушка. Доктор не велел…
– Цыц, окаянная! – напрягаясь от усилий, прохрипела старуха. – Делай или убирайся. А я с Константином лёжа разговаривать о таком не стану. Или ты хочешь, чтоб я встать вздумала?
– Нет, нет, матушка, уж лучше сидя, – покорно согласилась Ольга Григорьевна и, припав к княгине, помогла ей сесть, подоткнув под спину побольше подушек. – Вот так, кажется, хорошо.
– Отойди, не мельтеши здесь, голова от тебя кружится. – Княгиня попыталась отбросить одну из подушек, но сил не хватило. – Дай-ка мне микстуры, да поживей.
Проглотив лекарство с ложки, Рагозина немного посидела с закрытыми глазами, набираясь сил. Наконец, тяжело вздохнув, она обратилась к Зорину:
– Конец мой близок, знаю. – Она дёрнула кистью, останавливая Зорина, уже открывшего рот, чтобы что-то сказать. – Не перебивай.
Константин Фёдорович, как это бывало всегда, склонил голову в подчинении.
– Анюты моей больше нет среди живых. И меня скоро не будет. Но это меня не пугает. Смирилась и приняла это. Жизнь я прожила бурную, старость тоже была ничего. Мои пятничные приёмы Москва ещё долго помнить будет, – Анна Павловна горько усмехнулась. – Но вот чего я боюсь… Боюсь, что злодей, сотворивший такое с Анютой, не будет наказан. А ещё боюсь, очень боюсь, что этот злодей не только избежит наказания, да ещё и денежки мои получит. И будет на них жить-поживать и про меня с Анютой с кривой усмешкой вспоминать.
Рагозина часто задышала и затрясла головой. Ольга Григорьевна бросилась к старухе с каплями. Вскоре княгиня смогла продолжить, но голос её слабел с каждым словом:
– Прошу, друг мой, проследи за расследованием. Чтоб нашли убивца внученьки моей. А я уж постараюсь до этого часа продержаться, дожить. Хочу подлеца из духовного вычеркнуть… Ради этого сейчас жить буду… – Княгиня опять захрипела, но быстро оправилась. – Ты, Константин Фёдорович, первым делом езжай к графу Николаю Алексеевичу Вислотскому. Кидайся ему в ноги, проси моим именем. Пусть возьмётся за расследование и способности свои в ход пустит. Сердце моё подсказывает, что только он и сможет во всём разобраться. А коли не пожелает помочь, напомни про неоплаченный долг его отца передо мной, как найдёт убивца – так и расплатится.
Вот уж чего полковник Смоловой не собирался делать, так это привлекать к расследованию этого выскочку из высшего света. Хотя, с другой стороны, с волей княгини, высказанной при свидетелях, он не считаться не имел права. Вот и как теперь выкручиваться из этой ситуации? Смоловой, шумно дыша, мерил свой небольшой кабинет шагами и размышлял. В движении ему всегда приходили хорошие идеи.
Покидая злополучный особняк, Илья Наумович решил домой не возвращаться, а сразу поехать в полицейское управление. Спать сегодня ему уже не придётся, так что нечего время попусту терять, надо начинать дело. А дело, по мнению старого сыщика, предстояло прескверное и презапутанное. Никогда ещё на его памяти не использовали в качестве орудия убийства вязальную спицу. Значит ли, что злодеяние совершила женщина? Только это уже пахло скандалом. Если же учесть, что все фигуранты из высшего московского общества, да ещё на пятничном приёме княгини Рагозиной (весь свет у неё столовался), то страшно было даже подумать о том, что будет, когда вся эта история станет достоянием общественности. А от мысли, что придётся беседовать с каждым из гостей княгини, у Смолового затряслись поджилки. И как он вопросы таким персонам делать будет?
Но сперва стоило решить, как поступить с просьбой, точнее требованием, княгини привлечь к расследованию графа Вислотского. И тут полковник довольно хмыкнул. Как же он раньше об этом не подумал? Ему ведь велено привлечь графа к расследованию, но уж если граф сам не захочет, а полковник никакого влияния на Вислотского не имеет, так и поделать будет нечего, придётся обходиться своими силами. Граф, известный в последнее время нелюдимым характером, даже на порог полицейского не пустит. Вот и славно получится! И воля княгини учтена, и расследование пойдёт своим чередом без нежелательных советчиков.
Смоловой тут же вызвал дежурного, при нём набросал короткое письмецо и, запечатав в конверт из дешёвой грубой бумаги и скрепив сургучом, велел немедля доставить его по адресу. И обязательно внести эти действия в протокол ведения дела, чтобы потом сослаться на эту запись при случае.
Покончив с этим, Илья Наумович остался в кабинете один. Запалив пару дополнительных свечей, он достал из бумажной папки за номером 113 исписанные листы, то были протоколы, составленные писарем в доме Рагозиной, и, разложив их на рабочем столе, стал повторно изучать. Расследование началось, и требовалось собрать улики, узнать как можно больше о жертве, очертить круг подозреваемых и, конечно, разобраться с мотивами и возможностями всех фигурантов. Вычислить и обязательно поймать душегуба. Но до этого ещё далеко, а пока надо дождаться заключения доктора Линнера.
Из крытого экипажа, запряжённого молодым рыжим жеребцом, поспешно выбрался высокий седоусый генерал и, плотнее запахнув подбитый мехом плащ – утро выдалось промозглое, – направился по широкому двору к дубовым дверям господского дома. К нему наперерез из соседнего флигеля бросился офицер. Заметив движение, генерал остановился и, взглянув в лицо молодого человека, охнул:
– Громов, ты, что ли? Ты как здесь оказался?
Офицер вытянулся и щёлкнул каблуками:
– Так служу я здесь, Константин Фёдорович. У графа адъютантом.
– Стало быть, и живёшь здесь? – прищурившись, спросил Зорин.
– Так точно. Во флигеле, – Громов покосился на небольшую каменную постройку. – С тётушкой моей проживаем.
Константин Фёдорович одобрительно кивнул. Но, вспомнив о цели своего визита, сделался по-деловому сух:
– Надо бы мне с графом переговорить немедля.
Громов замялся. Молодой человек тянул с ответом, не желая расстраивать генерала, но в то же время робея перед ним.
– Тут такое… – Василий сглотнул, – граф не велит никого к себе пускать. Ни знакомых, ни родственников, ни чиновников.
– Это дело не терпит отлагательства. Срочное дело, – в голове генерала скользнуло раздражение. Знал он, что граф Вислотский не появляется в обществе, но чтоб вот так, запереться в своём доме и адъютанта использовать в качестве цепного пса, чтоб отпугивать нежелательных посетителей, это уж слишком. – Ты, Василий, сходи к начальнику своему и доложи, что генерал Зорин разговор к нему имеет. – Помедлив, он добавил: – По поручению княгини Рагозиной, что сейчас на смертном одре находится.
Офицер не шелохнулся. Он стоял, преграждая путь генералу.
– Граф отдал мне приказ, и я не имею права его нарушать. Иначе мне одна дорога – под трибунал, – собравшись, отрапортовал Громов.
– Да что ж здесь такое происходит? – Зорин не на шутку рассердился. – Я генерал, а ты – офицеришка жалкий – смеешь мне перечить? Да я рапорт о твоих действиях сегодня же в Петербург отошлю! А ну, живо бегом к графу!
Громов аж зажмурился, до того ему страшно сделалось. Даже столько не за себя, сколько за тётушку его единственную. Не выживет она без него, одни они друг у друга на этом свете родные души остались. Но приказ графа Василий нарушить не смел.
– Значит, не пойдешь? – Зорин в порыве негодования хотел уже оттолкнуть офицера и пойти напролом, как в былой молодости.
Дубовая дверь распахнулась. На пороге показался стройный господин в светлом кашемировом пальто и высоком цилиндре. На вид мужчине нельзя было дать больше тридцати лет. В одной руке он держал трость, на которую опирался во время ходьбы, в другой саквояж. Острые черты лица, тонкие губы, густые тёмные волосы, непослушно выбивающиеся у висков, выдавали человека волевого и не обделённого интеллектом. А пронзительные зелёные глаза, сверкающие из-под широких прямых бровей, излучали холодное спокойствие и уверенность. Сильная хромота была его единственным дефектом.
– Доброе утро, Константин Фёдорович! Вы, как я полагаю, за мной приехали, – не спросил, а утвердительно сообщил господин.
Зорин только крякнул да удивлённо моргнул. И откуда такая информированность? Видать, не зря по городу молва ходит о связях графа с самим…
– Из полицейского управления официальное письмо получил. Княгиня и там свои порядки устанавливает. – Тело графа подрагивало от напряжения, а рука в тонкой кожаной перчатке с силой сжимала трость. – Я к вашим услугам, генерал.
Громов продолжил стоять на месте, большим усилием заставляя своё лицо не выказывать крайнее изумление. Впервые с начала службы у графа Вислотского он увидел своего начальника выходящим из дома в таком элегантном виде, с явным намерением куда-то отправиться.
– И ты, Василий, тоже собирайся, – повелительно сказал Николай Алексеевич адъютанту. – Жду тебя через час в «Мраморном слоне». Погостим какое-то время у Анны Павловны.
Глава 6
В отличие от прочих государственных заведений Москвы полицейское управление было одинаково людно что в рабочие дни, что в воскресные, что в праздники. По его узким длинным коридорам с множеством дверей ночью и днём ходили различного сорта люди – молодцы в обтягивающих форменных мундирах и начищенных сапогах, высокие чины в расшитых погонах и при сабле на боку, но чаще всего то были подозрительные личности такого вида, что в приличный дом их бы и на порог не пустили. Управление бурлило жизнью во всех её проявлениях, и суета здесь заполняла всё свободное пространство.