– Так вот, мои условия таковы, – продолжил говоривший, – я предоставлю вам доступ ко всем официальным документам, касаемым расследования. Также, по протекции генерала Зорина, вы сможете присутствовать на официальных допросах, которые я буду лично вести в этом доме. Как я понимаю, с вашей-то ногой не наскачешься по полицейским управам, – здесь раздался громкий смешок.
Василий вздрогнул, услышав ледяной голос графа:
– Премного вам за это благодарен, полковник. – И будто не заметив насмешки, продолжил: – Зато мой адъютант вполне здоров. И ему не составит труда, как вы выразились, скакать по полицейским управам. Ведь там вы хотите беседовать с домашней прислугой княгини?
Повисла пауза. Гость медлил с ответом. Щёки Громова запылали. Неужели он тоже будет принимать участие в расследовании?
– Что ж, – наконец отозвался полковник, – думаю, это возможно устроить. И он же тогда будет передавать вам бумаги на ознакомление и возвращать их обратно мне. Не придётся занимать время моих ребят. Вот и договорились.
Послышались шаги, видимо, гость собрался уходить.
– И вот ещё что, граф, – голос полковника звучал глухо. – Я предоставлю вам лишь официальную информацию. Не рассчитывайте, что вы получите доступ к моим мыслям и выводам. И уж конечно, я не сообщу вам ответы на вопросы, кто убил Анну Белецкую и по какой причине он это сделал, раньше, чем подам рапорт моему начальству.
– Меня это вполне устраивает, – Вислотский тоже понизил голос. – Тем более что меня интересуют ответы на совсем другие вопросы. Кто придумал маскарад с переодеванием? И кто убил княгиню Рагозину?
Глава 7
Илья Наумович Смоловой потерял дар речи. Вперив свои небольшие глазки в фигуру опирающегося на трость графа, полковник открыл рот и так простоял достаточно долго.
– Знаете что, сударь, – наконец он смог заговорить, даже не пытаясь скрыть раздражение. – Я много всякого про вас слышал. И если бы мы с вами были равны по статусу, я бы уж не стал сейчас сдерживаться. Но вы граф, и это накладывает на меня обязательства. Так что, пожалуй, я оставлю свои мысли при себе, как и обещал. Скажу лишь, что вы заблуждаетесь, никакого маскарада в доме княгини Рагозиной не происходило, это был пятничный приём. И также доведу до вашего сведения, что Анна Павловна жива, хоть и не вполне здорова. Вот я и ответил на ваши вопросы. А теперь я откланяюсь. Жду вашего адъютанта с документами не позже полудня. В это время я начну беседы со свидетелями и подозреваемыми в столовой, что здесь по соседству. При желании вы можете присутствовать, но я не настаиваю.
Как только за полковником закрылась дверь, Николай Алексеевич с невозмутимым видом вновь опустился в кресло. Неуравновешенность полицейского его не тронула, что ещё можно ожидать от такого неотёсанного служаки? Взяв папку с предоставленными ему полицейскими отчётами и бумагами, граф, хоть уже мельком проглядел их за время разговора с полковником, погрузился в их изучение.
– Василий, подойди, – спустя некоторое время позвал адъютанта граф.
Громов поспешно выбежал из своей комнатушки и вытянулся перед графом.
– Формальности сейчас ни к чему, – Вислотский указал на второе кресло. – Садись, всё прочти и постарайся запомнить как можно больше. Любая мелочь может стать очень важной и повлиять на конечный результат расследования.
Перед Громовым находился другой, незнакомый ему граф Вислотский. Этот граф был с тонким вкусом одет, тщательно выбрит, спина его не сгибалась, а была удивительно прямой. Но больше всего Василия поразила перемена в выражении глаз начальника, которые теперь излучали мягкое сияние, и Громову даже показалось, что надежду.
– Так, значит, мы действительно берёмся за это дело? – Громов попытался скрыть восхищение в голосе, но у него не вышло.
Граф поднял взгляд на офицера, лицо его мгновенно вернулось к своему обычному выражению ненависти ко всему. Зелёные глаза провалились и стали почти чёрными.
– Мне не оставили другого выбора, – холодно процедил он. – Никогда не имей неоплаченных долгов. Это тебе мой совет.
Судорога пробежала по телу Вислотского, отразившись на лице гримасой боли, но лишь на секунду. Граф, стиснув подлокотники кресла, в котором сидел, молча смотрел на огонь. Вскоре он взял под контроль свои чувства и действия и вновь превратился в изящного, утончённого господина, свободно раскинувшегося в кресле перед камином. Коротко кивнув Василию, граф ещё раз указал на соседнее кресло.
Василий, находясь в недоумении от таких резких смен настроения графа, всё-таки решил считать происходящие события своей удачей. Неужели судьба наконец сжалилась над ним? Всё время, что он жил рядом с графом, он то и дело слышал обрывки невероятных и даже пугающих историй, в которых Николай Алексеевич считался замешан, но никаких фактических подтверждений не находил. Только слухи да сплетни. И Громов уже решил, что всё это враки и верить ни во что не стоит, как вдруг ему с сего дня придётся участвовать в детективном расследовании! Быть правой рукой графа! А может, и самому поймать злодея и сделаться героем.
Документов оказалось немного: протокол о прибытии на место преступления и его первичном осмотре, пять-шесть листков с краткими показаниями слуг и заключение врача, подписанное именем Грега Линнера. Решив подойти к новому для себя делу ответственно, Громов прочитал каждый лист по два раза, после чего повторил про себя всё, что казалось ему важным и значимым. Создалось ощущение, что Василий опять вернулся в школу и учит заданный строгим учителем урок.
Огонь в камине почти догорел, красные головешки обдавали сидевших волнами жаркого воздуха. Граф вытянул больную ногу поближе к теплу.
– И каково твоё мнение? – спросил он Громова, ёрзающего от нетерпения в кресле.
– Об убийстве? – встрепенулся Василий.
– О документах, – уточнил граф.
Громов пожал плечами.
– Документы как документы. Самые обычные. – Но, тут же сообразив, что граф неспроста задал этот вопрос, попытался выразить своё мнение: – Очень уж они пространные. Все занимались обычными делами и ничего не видели.
Вислотский едва заметно качнул головой.
– А что скажешь о врачебном заключении?
– Скажу, что это оказался самый сложный для моего понимания текст. Даже не уверен, что до конца его разобрал, – искренне сознался Василий.
– Хм, – граф поднял левую бровь, была у него такая привычка. – Как по мне, так это здесь самый стоящий документ. Хотя и показания одного из лакеев тоже следует запомнить… И проверить…
Опустив руку во внутренний карман сюртука, Николай Алексеевич извлёк оттуда небольшую записную книжечку, инкрустированную перламутром и серебром. Это была дамская бальная книжка, так называемый карне де баль, в такие барышни записывали очерёдность танцев и кавалеров на балах. Василий уже видел эту вещицу у графа и недоумевал, зачем граф носит женский аксессуар. Откинув крошечный замочек и отделив от записной книжки изящный карандаш, Вислотский сделал им две пометки на пластине из слоновой кости, именно такими были страницы в его карне де баль, а затем снова спрятал книжечку в карман.
В дверь заглянул генерал Зорин и сообщил, что княгиня готова принять графа.
Парадная столовая по требованию полковника Смолового была переоборудована в допросную. Со стола убрали все подсвечники и скатерти, стулья и кресла разместили определённым образом, у дверей опять встали полицейские. Илья Наумович задумчиво сидел за столом, перед ним лежали два списка. Первый из девяти имён, второй из двадцати пяти. Предстояло решить, кого из них допрашивать здесь, в особняке, а кого отправить в полицейское управление.
Итак, в доме постоянно проживало тридцать четыре персоны. Девять из них – это хозяйка с её родственниками и гостями. Но если быть точным, с учётом убитой Белецкой их оставалось восемь. Смоловой взял в руку перо и, обмакнув в чернила, зачеркнул одну из строчек в коротком списке. Этих в полицейское управление возить нельзя, значит, придётся беседовать здесь.
Теперь предстояло разобраться со списком номер два. Из двадцати пяти фамилий три в нём стояли особняком. Это были экономка княгини мадам Агата Дабль, главный повар месье Сильвен Ришар и садовник мистер Лукас Грин. Все иностранцы и работают у княгини по найму. Оставшиеся же слуги в количестве двадцати двух душ были рагозинскими крепостными. В ночь убийства пятерых из них уже подвергли первичному допросу, но здесь полковник Смоловой решил не мудрить и не исключать их из общего списка. Вдруг что ещё интересное от них узнается?
Смоловой засопел и склонил голову набок, отчего приобрёл удивительное сходство с бульдогом. Он вновь потянулся пером к чернильнице и зачеркнул имя экономки. Взяв короткий список, полковник вписал в него Агату Дабль.
– Пожалуй, дамочка сможет пролить свет на многие тайны этого дома, – пробормотал он себе под нос.
Сразу за Агатой Дабль в списке появилось имя горничной Анфисы Саловой. Она, можно сказать, и обнаружила скончавшуюся Белецкую. После некоторых раздумий список дополнился именем Луки Грина. В его внешности читалось аристократическое происхождение, и полковник, пожалев молодого человека, решил не травмировать его психику посещением полицейского управления. Таким образом получалось, что допросу в особняке должны подвергнуться одиннадцать персон, а в участок отправятся двадцать три.
Вручив копию длинного списка Ивану Фролову, самому толковому из своих подчинённых, Смоловой махнул рукой:
– Этих забирай в управу, но не всех сразу. Дом без прислуги оставлять нельзя. Согласуй очередность со здешней экономкой, она такая высоченная француженка, не ошибёшься, – полковник криво усмехнулся. – Хорошенько потряси их. Если надо, и попугать не грех. Пусть выкладывают, кто где был и чем занимался в конце вчера. Особенно сделай упор, не заметил ли кто из них чего необычного. Может, услышали что-то? Или увидели? В общем, всё как всегда. И подробные отчёты мне на стол.