Василию ничего не оставалось, как молча ждать. Но клокотавшая в груди энергия, вызванная столь удивительным поворотом в его судьбе, не давала стоять спокойно. Взгляд молодого человека перелетал с одного места на другое, пока не достиг массивного письменного стола, выдвинутого почти на самую середину кабинета. Ещё утром поверхность его была девственно-чиста и надраена до блеска, сейчас же на столе стояли крошечные фигурки слонов из мрамора. Все они были разные по цвету (белые, розоватые, голубые, чёрный и даже зелёный) и размеру. Одни слоны задрали хоботы вверх, другие, наоборот, опустили и спрятали свои носы между ног, а один исхитрился подняться на задние ноги, не иначе как цирковой. Василий принялся считать слонов. Их оказалось одиннадцать.
Неожиданно за спиной Громов почувствовал движение, обернулся. Рядом с ним стоял граф Вислотский и тяжёлым взглядом зелёных глаз смотрел на каменные фигурки. Задумчиво кивнув в сторону стола, граф глухо сказал:
– Убийца – один из этих мраморных слонов. Только вот вопрос – какой?
Глава 11
На душе Вари Мелех было неспокойно. Всю ночь барышня металась в постели, то проваливалась в глубокий сон, больше похожий на болезненный бред, то лежала с распахнутыми глазами и смотрела в черноту пространства перед собой. Мысли одна страшнее другой не покидали бедную Варю. Картины одна желаннее другой вставали перед её взором. Все думы и мечтания были о будущем. Будущем, в котором она крепко связана нерушимыми и священными узами брака с любимым. И как же это было страшно! Но и желанно, и волнительно.
Зная нрав своего отца, Варя понимала, что убедить его не устраивать брачный союз с Борисом Добронравовым будет нелегко. Или невозможно вовсе. Но только если до вчерашнего дня Варя бы отступила, опустила руки, покорилась неизбежной судьбе и с готовностью отдала бы свою жизнь ради счастья батюшки, то теперь, проведя ночь в мечтах и раздумьях, в страхах и переживаниях, барышня неожиданно ощутила внутри себя новую, неизвестную ей силу, осознала, что теперь способна пойти даже наперекор родителю, лишь бы не упустить своё счастье.
Голубые глаза за толстыми линзами очков, светлые завитки волос, тихий, застенчивый голос. Варя сразу поняла, что Лука бесконечно одинок, как и она сама. Его окружали лишь бездушные деревья и травы, а он заботился о них как о живых, кормил, поил, выхаживал. Как же Варя его понимала или очень хотела думать, что понимает. Но теперь они есть друг у друга. Они пойдут по этой жизни вместе, ни на кого не оборачиваясь.
У Вари от матери осталось небольшое наследство, и этого, барышня была уверена, им вполне хватит для тихой размеренной жизни в далёкой от столиц деревне. Окружённые бескрайними полями и лесами, они бы вместе бродили, держась за руки, и слушали пение птиц. Варя бы собирала цветы, а Лука рассказывал ей про пальмы. От таких мыслей заныло сердце: до чего же в мечтах хорошо и спокойно всё представлялось. И не надобно никаких балов, никаких драгоценностей, пышных неудобных платьев. А коли Бог даст им детей, так больше ничего и желать не придётся.
За эту ночь Варя придумала, намечтала, нажелала себе новую жизнь. Жизнь, о которой она никогда не догадывалась, пока не окунулась в голубые глаза Луки Грина. Даже то, что он иностранец, не смущало. Он – её любимый, её суженый. Её! И этого достаточно.
Забрезжил рассвет. Потолок в комнате Вари сделался серым. Барышня соскочила с кровати и, запалив свечу, стала приводить в порядок растрепавшиеся волосы. Умывшись и надев одно из самых простых платьев, Варя вышла из комнаты и заскользила по коридору. Следовало немедленно его увидеть и обо всём поговорить. Вчера он рассказал, что приходит в оранжерею с первым лучом солнца, чтобы без лишних свидетелей заняться своими пациентами. Как это замечательно, им никто не помешает, а цветы и деревья будут немыми свидетелями их разгорающихся чувств.
Растворив высокие стеклянные двери, Варя вдохнула уже ставший родным сладкий влажный воздух. В рассветных сумерках всё окружающее Варю казалось бесцветно-серым и немного сказочным. Сделав несколько шагов вперёд, она огляделась. Никого в оранжерее не было. Настроение от этого не ухудшилось, ожидание счастья – это уже и есть счастье.
Варя провела рукой по ветке дерева и улыбнулась. Листва сухо зашуршала. Ещё три шага в джунгли, и барышня увидела светлое пятно возле серого раскидистого куста. Неужели Лука уже здесь и так погружён в работу, что не замечает своей судьбы?
– Лука, – прошептала Варя, приближаясь к склонившемуся к самой земле садовнику, – мистер Грин, я пришла…
Это действительно был он. Варя потянулась к мужчине рукой и на полпути застыла. Из серого полумрака на барышню смотрели стеклянные серые глаза. Опустив взгляд на грудь неподвижно лежащего под кустом Луки, Варя увидела рукоять большого ножа, торчащего в самой её середине. Лука Грин был мёртв.
Утро у генерала Зорина опять случилось раннее. Прикрыв своё старческое тело халатом, Константин Фёдорович выглянул из спальни на стук. На пороге, как и накануне, стояла Варвара Мелех. Лицо серое, руки трясутся, слёзы в глазах. Увидев барышню в таком состоянии, генерал переполошился.
– Неужели с Анной Павловной снова удар?
– Нет, – зашелестела Варя, – это мистер Грин…
Зорин рассердился:
– Так чего ты меня ни свет ни заря тогда будишь, коли с княгиней всё в порядке? Негоже в такую рань по дому ходить…
Варя не выдержала и разревелась, но продолжала стоять перед генералом, закрыв лицо руками и всхлипывая.
– Ох, прости мне мою горячность, – генерал понял, что что-то всё-таки стряслось, и постарался придать голосу мягкость. – Варвара Фирсовна, голубушка, ну что там с мистером Грином приключилось? Говорите всё без утайки. Я чем смогу, помогу.
Не отнимая рук от лица, барышня прошептала:
– Он мёртвый лежит там, в оранжерее…
Забирать труп с утра пораньше из особняка княгини Рагозиной становилось недоброй традицией у Ильи Наумовича Смолового. Получив записку от Зорина прямо во время завтрака, полковник с сожалением взглянул на дымящуюся плошку каши, которую уже не успеет доесть, и, утёршись крахмальной салфеткой, поспешил по служебным обязанностям.
Заехав по дороге за помощником Иваном Фроловым и доктором Линнером, Смоловой прямо в коляске провёл совещание. Доктору предстояло осмотреть мёртвое тело садовника и как можно быстрее представить своё заключение, Фролову же следовало установить личность нашедшего труп и немедленно привести его в столовую для допроса. Сам же полковник хотел успеть и осмотреть место убийства, и привести мысли в порядок перед предстоящей беседой.
С первого же взгляда для вошедших в оранжерею Смолового и Линнера стало ясно, что причина смерти Грина – огромный кухонный нож, торчащий из его груди. И если бы это происшествие не следовало сразу за странным и изощрённым убийством Белецкой, то полковник решил бы, что это результат ссоры с кем-то из домашних. Но здесь было другое.
Вскоре подоспел Фролов и сообщил, что мистера Грина в теперешнем его состоянии обнаружила барышня Мелех, забредшая на рассвете в оранжерею, видимо, чтобы полюбоваться цветами в одиночестве.
– И как же понять этих молодых барышень? Что у них в головах происходит? – вздохнул Смоловой, всякий раз, когда заходил разговор о женских странностях, вспоминавший своих дочерей. – Чего ей в такую рань-то не спалось? Ох-ох. Что ж, зови её, Иван, побеседуем и всё выясним.
Мир Вари рухнул. Всего несколько часов беззаветного счастья и было у неё. Несколько часов счастья, что Варя смогла позволить себе. А теперь всё в прошлом, прошло и не вернёшь. Слёзы уже не текли, но всё вокруг оставалось нечётким и смазанным. Звуки, цвета, люди сливались в аморфные пятна, обтекали Варю, не задевая её. Она существовала отдельно, остальной мир – отдельно.
В какой-то момент Варя поняла, что сидит в кресле в ярко освещённой комнате, напротив неё – некрасивый пожилой мужчина с крошечными глазками и отвисшими брылами. Так это же полицейский, что вчера здесь был, он ищет убийцу Аннет да не находит.
– Варвара Фирсовна, вы сможете ответить на несколько моих вопросов? – подавшись вперёд, вкрадчиво начал Смоловой. – Ежели вам плохо, я могу и обождать, но вы должны понимать, что время сейчас на вес золота, нельзя его терять, быстрее надо негодяя изловить.
– Я отвечу, – неожиданно твёрдо сказала Варя и подняла сухие глаза на полицейского, за спиной которого неподвижно сидел граф Вислотский и с изумлением смотрел на барышню.
Неужто ошибся граф в своих выводах? Вчерашних мимолётных наблюдений, услышанных обрывков фраз с лихвой хватило Николаю Алексеевичу, чтобы составить мнение об этой безвольной особе. По всему выходило, что она подчинена отцу-тирану и не имеет ничего в своей душе оригинального, лишь то, что требует от неё папенька. Вялая, безвольная, одна из тысяч таких в России. Ничем не интересуется, ничего не желает, не живёт, не горит, а плывёт по течению, как опавший листок. Так о Варе думал граф вчера. Но сегодня это был уже совсем другой человек. Цельный, собранный, стальной. Хоть по-прежнему говорила барышня тихо и не позволяла себе лишних жестов, но будто за ночь случилась подмена, и теперь это не Варя Мелех, а кто-то другой.
– Что вы делали в оранжерее? – попытки сделать голос мягче привели лишь к усилению одышки у полковника.
– Гуляла.
– Так рано? Солнце ещё не взошло.
– А мне оно не надобно уже, – Варвара запнулась.
Понимая бесполезность своих вопросов, Смоловой сменил тему:
– Мне стало известно, что намечался ваш брак с Борисом Антоновичем…
– Был такой разговор, – коротко кивнула барышня и вновь смолкла.
– И говорят, что Анна Павловна была против…
Варя неожиданно усмехнулась. Ещё вчера она бы не посмела, промолчала бы, опустив голову, но сегодня говорить было легко.
– Так вот вы куда клоните. Тогда скрывать не стану, я знала об этом, сама княгиня мне на приёме сказала, когда назначила меня вместо Аннет быть её компаньонкой за столом. Признаюсь, что до того момента я питала иллюзии, что это возможно. Дело в том, что мой отец разорён, несколько драгоценных каменьев – это всё, что осталось от его состояния. Вот и приехали мы в Москву в надежде поправить наше положение за счёт выгодной партии. Папенька пыль в глаза умеет пускать, но княгиня, похоже, в курсе нашей ситуации, так мне и сказала об этом.