Варя внезапно обмякла и завалилась на плечо отца, закрыв пылающее лицо руками.
– Ну вот, вы видите сами, чем не жест признания в преступлении, – демонстративно выбросил руку в сторону барышни полицейский. – Мотив налицо. Если её обидчица Анна Павловна будет мертва, некому будет ставить запреты. Молодые выждут приличествующий трауру срок и обвенчаются. И тут мы подходим ко второму убийству…
Илья Наумович немного потоптался на месте, на его лице одна гримаса сменялась другой, демонстрируя мыслительный процесс.
– Ах, вот ещё о чём я забыл упомянуть. Ненадолго вернёмся к первому преступлению. Орудие, умертвившее Белецкую, – вязальная спица, оно однозначно указывает на женщину, – полковник развёл руками, показывая, что других вариантов быть не может. – А непосредственно перед приёмом, как мы выяснили в ходе следствия, Елизавета Антоновна потеряла своё вязанье. И где же оно нашлось? В диванном зале, в котором в тот момент находились господин Мелех с дочерью и господин Добронравов. Ими вместо пяти положенных спиц было обнаружено только три, это тоже подтверждено свидетельскими показаниями. Так вот именно тогда, вероятно ещё не понимая зачем, Варвара Фирсовна и припрятала одну из спиц в складках своего платья. А позже, после упомянутого мной разговора с княгиней о невозможности желаемого ей брака с внуком Анны Павловны, госпожа Мелех решилась на это ужасное преступление и привела его в исполнение. Итак, мотив и возможность, всё налицо.
Тишина в зале стояла гробовая, даже француженка перестала всхлипывать и сидела, выпрямив спину, на краешке кресла, неотрывно наблюдая за полицейским.
– Теперь перейдём к смерти садовника, – уверенно гудел Смоловой, – здесь орудие убийства – нож, а значит, в этом случае убийцей был мужчина. И этот мужчина – Борис Антонович Добронравов.
Со всех сторон послышались негодующие возгласы, самый громкий из которых принадлежал обвиняемому.
– Прошу соблюдать тишину! – повысил голос Смоловой. – Все обвинения имеют под собой крепкий фундамент! Массу неоспоримых улик, собранных мной и моими подчинёнными! Уж не думаете ли вы, что представитель закона, коим в данный момент являюсь я, будет попусту разбрасываться подобными обвинениями, не имея доказательств? За мной стоит всё полицейское управление Москвы, и пустословить мне невозможно.
Столь резкое замечание Ильи Наумовича подействовало, и все смолкли. Но атмосфера изменилась. До этого обвинённой в убийстве была госпожа Мелех, она, конечно, родственница, но такая дальняя; теперь угроза нависла над одним из основных наследников Рагозиной.
– Итак, я продолжу. – Полковник сощурил и без того крошечные глазки. – Начнём с мотива, он здесь на поверхности. Ни для кого не осталось секретом, что Варвара Фирсовна вдруг очень сильно стала интересоваться экзотическими растениями и цветами. Что-то со страшной силой тянуло её в оранжерею и днём и ночью. – Смоловой сделал многозначительную паузу. – А раньше за ней такого не наблюдалось. И что же случилось, зададимся вопросом? Ответ очевиден и банален, всё дело в садовнике мистере Лукасе Грине. Госпожа Мелех была в последние дни, так сказать, расположена к этому господину, что не укрылось от внимания господина Добронравова. И вот мы приходим к мотиву – ревность, сильная и необузданная, в результате которой он решается на убийство соперника. А возможность совершить злодейство здесь существовала, ночью по дому можно совершенно легко передвигаться никем не замеченным. Вероятно, Борис Антонович сначала заглянул на кухню, где прихватил подходящий нож, далее проник в оранжерею и стал ждать прихода соперника, а когда мистер Грин появился, нанёс ему смертельный удар. Затем господину Добронравову не составило труда вернуться в свою спальню и лечь в постель…
Дальше полковник Смоловой не смог продолжить обвинительную речь, ибо с кресла, на котором сидела дрожащая от негодования всем своим сухим телом княгиня Рагозина, раздался стон, перешедший сначала в нечленораздельный рык, а потом в срывающийся шёпот. Княгиня, вцепившись одной рукой в плечо Ольги Григорьевны, вторую тянула вперёд в сторону сидевшей невдалеке Вари, потом рука перешла на Бориса и, сильно задрожав, остановилась по направлению к окну, у которого сидел граф Вислотский со своим адъютантом.
– Прошу, заклинаю, не допусти свершиться непоправимой ошибке, – с этими словами княгиня приподнялась на ногах и упала вперёд плашмя на натёртый до блеска паркет, содрогаясь в конвульсиях.
Лисина среагировала мгновенно: упав рядом и вывернув шею старухи, стала заливать ей в рот содержимое небольшого пузырька. Анна Павловна затихла, её бережно подняли и усадили обратно в кресло; отнести себя в спальню старуха не позволила. Было удивительно, сколько жизни в ней ещё есть. Справившись с приступом, княгиня вновь обратила взгляд на Николая Алексеевича.
Вислотский уже стоял, опираясь о трость, он медленно двинулся вперёд, с видным усилием переставляя больную ногу, но лицо его было неподвижным, боль никак не отражалась на нём, и от этого образ графа казался окутанным необъяснимой аурой силы. Его зелёные глаза, излучавшие свет, приковывали взгляды всех присутствующих, заставляя чувствовать себя кроликами перед гигантским удавом.
– Ты ошибся, Громов, сказав, что все слоны находятся здесь, – нелогично спокойным и мягким голосом обратился к своему адъютанту граф, – одного не хватает. Приведи его, и мы начнём.
Глава 21
– Вы позволите? – обратился граф к экономке, указывая на пустой поднос в её руках.
Получив желаемое, граф водрузил серебряный круг на массивный подсвечник, предварительно выдернув из него догорающую свечу. Получился небольшой импровизированный столик. Теперь, как заправский фокусник, Николай Алексеевич стал вынимать из карманов своего фрака миниатюрных слоников и расставлять на подносе. Все с изумлением наблюдали за его действиями, но не вмешивались.
Спустя несколько минут, проведённых в тишине, лишь изредка нарушаемой шумным дыханием полковника Смолового да постукиванием мраморных фигурок о металл, в дверях парадной столовой появились Василий Громов и Сильвен Ришар. Мадам Дабль тут же сорвалась с места и, оказавшись рядом со своим соотечественником, в привычной ей командной манере заставила Сильвена сесть на пустующий диван, сунула ему в руки чистый носовой платок с флаконом каких-то капель, сама же заняла место рядом. Удивления подобная сцена ни у кого не вызвала, потому что такое поведение было типичным для экономки. Громов тем временем вернулся в своё кресло у окна, но теперь соседнее с ним низкое кресло пустовало, граф Николай Алексеевич остался стоять.
– Дорогой Илья Наумович, не желаете ли превосходного домашнего вина? – подал голос генерал Зорин. – Последний бокал приберёг именно для вас. Идите, идите сюда, – поманил его старик, – и у меня на донышке ещё глоточек остался. Выпьем с вами да послушаем.
Константин Фёдорович приподнял брови и склонил седую голову в сторону графа Вислотского. Старуха Рагозина холодно взирала со своего огромного кресла на полковника, отчего Смоловому сделалось не по себе, и он поспешил к Зорину.
– Отчего ж не сделать пару глотков, а то от этой говорильни в горле пересохло.
Когда же всякое движение прекратилось и образовалась необходимая тишина, граф сделал твёрдый шаг навстречу обитателям особняка и сказал:
– Для начала я заверю всех, что знаю, кто свершил первое, второе и даже третье убийство.
По столовой полетели вздохи, охи и неразборчивое бормотание.
– Но чтобы не быть голословным, подчиняясь правилам, заданным Ильёй Наумовичем, начну с разъяснения картины преступлений. И первое, о чём следует рассказать, это о вязальных спицах, именно с утери которых и началась череда трагедий. Как было выяснено представителями полиции, в доме находился один комплект из пяти коротких спиц, используемых Елизаветой Антоновной для вязания носков для… – здесь граф запнулся, почти смутился, – для обездоленных. Очень благое и похвальное начинание для молодой барышни. Таким образом, в четверг вечером комплект из пяти спиц был полон, это так, госпожа Добронравова?
Все присутствующие обернулись к Лизе, та в ответ неторопливо кивнула, подтверждая слова графа.
– Далее, днём пятницы Елизавета Антоновна просит брата отыскать оставленное ею где-то в доме вязанье. И Борис Антонович находит его в диванной, но спиц в нём уже только три. Где остальные две спицы? Точно можно сказать лишь то, что они оставались в доме, – граф нахмурил брови. – Через несколько часов первая из этих двух пропавших спиц стала орудием убийства, а ещё одна – уликой для обличения предполагаемого преступника. Именно эта вторая спица была найдена при обыске в ящике с бельём в комнате Анны Сергеевны Белецкой. Тем самым, если бы убитой оказалась княгиня, по этой спице полиция безошибочно определила бы убийцу. И это наводит на мысль, что обе спицы были украдены преступником. Но не будем также забывать, что случилось со спицами в комнате Елизаветы Антоновны. Сначала их было три, а при обыске оказалось только две. Вроде бы запутанный момент, но это только поначалу.
Громов, внимательно следивший за начальником и ловивший каждое его слово, заметил активное движение и, повернув голову, увидел, что Пётр Лисин, пытаясь привлечь к себе внимание графа, по университетской привычке тянет вверх руку. Вислотский наконец удостоил его взглядом, но слова не дал.
– Именно так, Пётр, здесь именно то, о чём вы думаете. Была ещё одна спица, и находилась она в оранжерее. И если ещё раз с пристрастием допросить всех слуг, задавая им конкретный вопрос об этой спице, уверен, что кто-то из них вспомнит, как нашёл металлический стерженёк, и, решив, что этот непонятный предмет может иметь отношение к растениеводству, отнёс его в оранжерею и воткнул в первую попавшуюся кадку с пальмой, где эту спицу и заметил господин Лисин во время разговора со своей матерью. И как уже известно полиции, оставил её там, где нашёл. Далее произошло что-то, в результате чего эта спица, а она имеет характерный потемневший кончик, вероятно из-за контакта с влажной почвой, оказалась в бельевом ящике Петра Даниловича. После второго обыска все пять спиц уже находились у полковника Смолового.