За столом, где был откинут угол скатерти, обосновался писарь и с поспешностью заносил в протокол всё, что происходило и говорилось. Смоловой, любивший порядок во всём, особенно требовал порядка в бумагах. Вскоре появился доктор. Высокий и худой, он склонился над телом мёртвой барышни, тонкими пальцами ощупывая остывающую кожу на лице и шее Белецкой.
– Илья Наумович, дорогой, ну что вы от меня сейчас хотите? – Доктор Линнер выпрямился и посмотрел на грузного господина с красным лицом, что стоял прислонясь к стене. – Тело я забираю, до полудня передам вам отчёт.
– Нет уж, голубчик, осмотрите всё ещё разок, – настойчиво повторил полковник. – Может, что-то упустили… Да и с отчётом не тяните, побыстрее уж.
За одной из закрытых дверей, что вела в гостиную, послышалась возня и судорожные всхлипывания. Полковник взглядом послал молодца, что стоял у двери, разобраться, тот бесшумно выскользнул, а вернувшись – сообщил:
– Там экономка княгини. Мадам Дабль, кажется. Говорит, что нельзя оставлять барышню одну с чужими людьми. Рыдает…
Полковник раздражённо глянул на полицейского:
– С горя баба сбрендила. Если будет продолжать, пригрози ей арестом. Но лучше бы всех домашних по комнатам отправить, нечего им здесь высиживать, – и, повернувшись к доктору, продолжил: – Так что, голубчик, обнаружили что-нибудь?
– Как я уже говорил, смерть наступила от повреждений, нанесённых острым металлическим предметом…
– Это я и без вас вижу. Прут из шеи торчит, и так понятно, что он и есть причина смерти. Вон вся одежда кровью пропиталась, из-за чёрного цвета сразу не заметишь. А вы скажите мне, что я не знаю сам.
Доктор ещё ниже склонился к покойнице и опять принялся её рассматривать.
– Так, постойте, – возбуждённо забормотал он, – если я не ошибаюсь, то это вовсе не прут. Это так называемая спица для вязания. Да, ошибки быть не может, это точно она.
– Спица, говорите? – Илья Наумович оторвался от стены и подошёл к Линнеру. – И то верно. А говорили, что ничего больше сказать не сможете.
Полковник выглядел очень довольным. Вот и первая ниточка появилась. Теперь только хватайся за неё и разматывай преступление, как клубок.
Два часа назад, услышав крик служанки, всполошивший весь дом, Анна Павловна находилась у себя. Подождав какое-то время, княгиня громко позвонила в золотой колокольчик, стоявший на её прикроватном столике, но никто не появился на зов. Тогда, собравшись с остатками сил, княгиня поднялась с постели и в домашнем халате вышла из комнаты и направилась к лестнице. Странное дело, но коридор был пуст, лестница тоже.
Кое-как Анне Павловне удалось спуститься на первый этаж. Ноги предательски дрожали. Приглушённый гул голосов исходил из парадной столовой. Цепляясь за спинки диванов и кресел, княгиня миновала гостиную.
– Как я понимаю, вечер продолжается? – громко спросила она, стоя на пороге столовой.
Все присутствующие разом обернулись к ней, но княгиня уже ничего не видела кроме стеклянных голубых глаз любимой внучки. Сделав несколько шагов вперёд, Рагозина вскинула руки так резко и неестественно, что потеряла равновесие и упала бы, если бы не Борис и Пётр, успевшие подхватить её. Выпученными глазами княгиня смотрела в лицо Белецкой и давилась собственным языком в судорожной попытке что-то сказать.
– Кто? Кто? – прохрипела она и потеряла сознание.
Бесчувственную княгиню отнесли в её покои и уложили на кровать. Ольга Григорьевна, Лиза и Варя остались рядом, остальные вернулись вниз дожидаться полицейских и доктора, за которыми побежал посыльный мальчишка.
Первым явился доктор Линнер, и его сразу проводили к княгине. Состояние Анны Павловны не менялось, она всё так же неподвижно лежала с закрытыми глазами и ни на что не реагировала.
Выставив всех за дверь и оставшись с больной наедине, Грег Линнер, открыв кожаный саквояж и достав свёрток с инструментами, приступил к врачебным манипуляциям. Спустя полчаса он вышел в коридор и сообщил ожидавшим там дамам, что у княгини был удар, что сейчас она в сознании, но говорит теперь с большим затруднением.
– Пусть с ней всё время кто-то находится. Одну не оставлять ни на минуту. Каждый час давать по ложке вот этой микстуры, – Линнер передал стеклянный флакон Ольге Григорьевне. – Я зайду ближе к вечеру. – Доктор помедлил и, достав из саквояжа ещё один пузырёк, вручил женщине. – Если начнутся судороги, влейте в рот пару капель. При повторном приступе безотлагательно посылайте за мной.
Разобравшись с живыми, доктор поспешил вниз, в столовую, где его ждали. Илья Наумович приветственно пожал Линнеру руку и ввёл в курс дела.
Княгиня Рагозина безмолвно лежала в окружении пуховых подушек. Её неподвижный взгляд упёрся в одну из портьер, да так и застыл. Ни суетливое присутствие Лисиной, ни тихий, нежный голос Лизы, ни осторожные прикосновения Вари не интересовали княгиню. Аннет была мертва, а значит, и Анна Павловна тоже. Смысл жизни старухи исчез вместе с этой капризной и взбалмошной белокурой красавицей.
Мысли о катастрофе сегодняшнего дня затуманили разум Анны Павловны, и она вновь провалилась в темноту. В этот раз ненадолго, а когда сознание к ней вернулось, одна очень яркая мысль заставила княгиню заговорить. Но вместо слов из её рта вырвалось мычание. Губы не слушались, не желали производить слова, лишь стоны.
– Матушка, очнулась, голубушка наша, – со слезами запричитала Ольга Григорьевна и припала к руке княгини.
– Да замолчите же вы! – прикрикнула на Лисину Добронравова. – Не видите, бабушка пытается что-то сказать!
Все дамы смолкли и окружили Рагозину. Княгиня, судорожно дёргая руками, пыталась произнести слова:
– Поли… полу… полиц…
– Позвать полицейского! – охнула Варвара.
Осмотр тела был завершён, и с разрешения полковника офицеры положили бедную Аннет на носилки – вязальная спица всё ещё торчала из её шеи – и понесли из особняка. Сзади, громко шаркая ногами, тащилась мадам Дабль. Женщина то и дело порывалась схватить покойницу за руку или кинуться ей на грудь, но Смоловой все её попытки пресекал.
Тело погрузили в казённый экипаж. Доктор Линнер разместился рядом с кучером. Тощая кобылка, получив хлыста, дёрнула и сразу перешла на рысь. Проводив экипаж взглядом, сколько это было возможно тёмным ноябрьским утром, Илья Наумович вернулся в дом.
– Вас хочет видеть княгиня. – При входе полковника ждала тусклая женщина в таком же тусклом жёлтом платье.
Смоловой крякнул:
– Ну что ж, значит, ведите меня к ней.
Проследовав за Ольгой Григорьевной, полковник поднялся по широкой лестнице на второй этаж, прошёл длинным коридором, устланным ковром, и оказался в просторной, богато убранной комнате. На дубовой кровати под наполовину спущенным пологом лежала миниатюрная старуха с пепельным лицом, чертами отдалённо напоминающая всем хорошо известную княгиню Рагозину.
Старуха скосила глаза на вошедших. Увидев Илью Наумовича, она потянулась к нему сухой немощной рукой и замычала. Полковник, выказывая усердие, наклонил по-собачьи голову и изо всех сил попытался понять, о чём говорила княгиня. Но мычание ни на что человеческое не походило, и полковник только развёл руками.
– Вол… Лоц… Виц… – раз за разом продолжала свои попытки княгиня. – Вислоц… Вислоц…
Неожиданно Илья Наумович посуровел:
– Уж не про графа ли Вислотского вы мне толкуете?
Княгиню затрясло. Глаза её закатились. Лисина коршуном бросилась к старухе и проворно влила ей в открытый рот микстуру. Рагозина вскоре затихла, но продолжала неотрывно смотреть на полковника.
– Пусть он ведёт расследование. Николай. То моя воля, – наконец смогла сказать Анна Павловна и в бессилии обмякла на подушках.
Глава 5
Проблески скудного утра сквозь незанавешенные окна разбудили генерала Зорина, так и не отучившегося от военной привычки ранних подъёмов. Потянувшись, Константин Фёдорович отчётливо вспомнил, что он уже не так молод и здоров, как хотелось бы. Тело онемело, ноги затекли, а голова раскалывалась на части.
– Эх, доброе вино оказалось не к добру, – усмехнулся он в усы и, кое-как усевшись на тахте, принялся растирать непослушные ноги прямо поверх сапог, в которых он был.
Накануне генерал, не дождавшись окончания вечера, скомандовал себе «Отбой!» и ушёл спать. Теперь предстояло делать объяснение княгине за эту его выходку. Зорин знал, что Анна Павловна будет недовольна. Но что же он мог поделать, коль вино было такое славное, а силы его уже не те.
В дверь тихо постучали. Генерал удивлённо поднял брови и взглянул на часы, что стояли на каминной полке. Они показывали семь с четвертью. Время было раннее. Кроме слуг, в особняке раньше десяти никто не поднимался, если только княгиня маялась бессонницей. Или спросонья померещилось. Стук повторился. Пришлось идти открывать.
У порога стояла Варвара Мелех – лицо опухшее, глаза на мокром месте, а сама так мелко дрожит, что гляди вот-вот в обморок упадёт.
– Что случилось, милая? – не удержавшись, охнул Константин Фёдорович по-отечески.
– Княгиня вас к себе просит, – тихо прошелестела барышня и, пошатнувшись, припала к стене.
Окинув Варю строгим взглядом, Константин Фёдорович сказал:
– Сдаётся мне, что этой ночью вы плохо спали. Давайте-ка я вас провожу…
– Нет, нет, – залепетала барышня, – пойдёмте скорее к Анне Павловне, она ждёт вас.
Делать нечего, пришлось подчиниться.
– Но только если позволите придержать вас за локоток, – поставил условие генерал.
В покоях княгини было темно и душно. Шторы плотно закрыты, на прикроватном столике мерцала свеча, сильно пахло ладаном. В тусклом свете генерал различил силуэт Ольги Григорьевны; женщина, склонившись над постелью, прошептала:
– Матушка наша, Анна Павловна, вот Константин Фёдорович подошёл. – И посмотрев на Зорина, поманила его рукой. – Только говорите тихо. Ночью удар случился, сейчас княгине нужны тишина и покой.
Новость была ужасной. Удар! Как? Почему? Весь вечер княгиня великолепно держалась, а примирение с Аннет вообще сделало чудо. Зорин приблизился к больной. Княгиня лежала в окружении десятка подушек и смотрела на генерала широко открытыми глазами.