— А еще мы со стола воруем, — напомнила Ёшка.
— Я, между прочим, такого не делал, пока ты не появилась и не научила меня плохому.
Ёшка фыркнула, но от комментариев воздержалась и продолжала меня просвещать.
Бывают кошки, согласные играть в сообществе вторые роли, а бывают «альфы» — тем необходимо, чтобы их все слушались и не смели возражать. Если такая «альфа» живет в семье в единственном экземпляре, то все ничего, но стоит завести второго питомца, звериного или человечьего, — и развернутся битвы, пока один из них не одержит убедительную победу. Мы с Ёшкой, например, дрались полгода. Угадайте, кто победил. Я, естессна. Но драки — не самое противное. Некоторые, вместо того чтобы доказать преимущество в честном бою, просто пакостят хозяевам из мести и ревности. И за это их выкидывают. Кормишь ее, любишь, шерсть повсюду терпишь, а она тебе крендель выкладывает на одеяло. Вот такие, которые гадят хозяевам в душу, чаще всего и становятся постояльцами приютов.
— Некоторым просто не везет, — обиженно поправляет меня наша коха.
Да, ей не везло в жизни. Ее, ласковую, все хозяйки любили, но одна уехала из страны, другая родила младенца и побоялась оставлять животное в доме, третья вышла замуж за аллергика, четвертая состарилась… Так Ёшка к нами попала. Богатая у нее история. А я вот ничего плохого в жизни не видел, кроме свернутой газеты. Такие разные судьбы.
Ёшка, наверно, о том же задумалась. Отвернулась к окну, мысли закрыла, провалилась, как говорит Маша, в щель между мирами. Завидует мне, небось.
Ёшка
Бедный пельмень-королевич. Провел половину отпущенного на земле времени окруженный обожанием и поклонением, как меховой шубой. Кроме пары выездов с приключениями, он не пробовал на зубок реальной жизни. Я уже несколько жизней прожила, а он одну осмыслить не пытается.
— Юлька, как же так? — чуть не плакала Маша в телефон. — Совсем не разрешили, ни одного? Что-что? Ох, батюшки. Ладно, я поняла.
Трубка бессильно упала на рычаг.
Что-то выросло посреди комнаты лохматой медвежьей громадой и дышало Маше в лицо, окутывая облаком отчаяния. Маша замерла на стуле, тупо глядя на телефонный аппарат.
— Витя, — сказала она тихо-тихо.
И Борода через две закрытые двери каким-то чудом услышал. Он вошел прямо в облако, поглотившее Машу, и развеял его бодрым ворчанием.
— Ну, чего сидишь куксишься? Кто звонил?
— Юля сообщила хозяйке квартиры, что возьмет на время несколько животных. Ту чуть удар не хватил. Грозится выгнать ее, если появится хоть один хвост или клюв. Остаемся только мы.
— И сколько душ надо приютить? — хрипло спросил Борода.
— Семнадцать голов одних кошачьих. Плюс две собаки, коробка щенков, попугаи, крысы. Юля поживет здесь, пока нас не будет.
— Кошма-а-ар! Я думал, будет штуки три котов да собачка, наших двоих в маленькую комнату, приютских в большую. Они хоть в клетках?
— Не все могут безвылазно сидеть в клетках, развопятся — весь дом сбежится. Значит, в программе — ссоры, разборки, выяснения отношений. Еще метить начнут, не дай бог. Всех в одной комнате нереально держать.
— Представляю, какой будет гомон и запах. На нас соседи в милицию заявят.
Маша опустила голову и капала слезами себе на руки.
— Как же они в приюте уживаются? — не замечал ее огорчения Борода, продолжая давить на больную точку.
— Там восемь помещений, драчунов разделяют.
Борода задумчиво скреб заросли на подбородке. Вдруг глаза его загорелись:
— А если будет две комнаты?
— Две уже лучше, и перегородить их можно ширмами. Но двух не будет, — замотала головой Маша. — К нашим котам нельзя никого подселять, это же их законная территория, полезут в драку, их подерут, покалечат еще.
Мы с рыжим смотрели друг на друга. Картины ближайшего будущего наполнили комнату с пугающей яркостью. Меня трясло, усы дергались — я пришла в боевую готовность. Мася съежился, поджав хвост, и попятился к кровати. Да, боец. На него можно будет положиться, когда настанет пора великих битв.
И тут Борода выдал:
— А мы их с собой возьмем.
И снова мы с котом отреагировали по-разному. Он от восторга взмыл под потолок по «дереву» из трех прибитых друг над другом когтеточек, а я, наоборот, вжалась под кровать, представив красную пластиковую переноску, качку до тошноты, рычащие рядом вонючие машины, громыхучее, полное незнакомых людей метро.
Маша онемела с открытым ртом, даже поехавшая по щеке слеза остановилась на полпути.
А Пустоголовый как спал, так и продолжал спать, будто это его не касалось.
Тогда как его очень даже касалось.
Мася
— Или коты, или Мишка, — твердо сказала Маша. — Три хвоста мы не потянем. Это не отдых будет, а сплошная нервотрепка.
Как это или-или, вы уже сказали, что мы едем! Не оставляйте, не оставляйте меня на растерзание, я не вояка, а король, меня сразу забьют под кровать, и я две недели буду там умирать от страха!
Я уже предвидел эту жуткую картину, репетировал, как они возвращаются, а я встречаю их — кости да кожа, шатаюсь, шерсть свалялась, глаза безумные, невротик полный. Хвост висит депрессивной дохлой селедкой. И пахну плохо.
— Раз твоя мама не берет котов, пусть с Хвостом посидит, — вынес решение Мужчина-В-Доме. — Она будет счастлива.
Уф. Ёшка, мы спасены!
Виктор
Осталось полчаса до приезда зверинца и сутки до нашего отъезда. Кажется, я погорячился, дав согласие. Почему как подвиг, так всегда я? Других героев не находится. Хоть бы мне баллы какие начисляли там, на небесах.
— Ты что, торгуешься? — холодно поинтересовалась моя совесть.
Ага, за местечко в раю.
Ладно, добро пожаловать, гости дорогие, квартиру мы подготовили. Кровати застелили клеенкой, нагородили перегородок, кресло и стол вынесли на балкон, компьютер — к соседям, мелочи позапирали в шкаф, всю обувь — на антресоли. Форточки заделали сеткой, на дверь ванной поставили щеколду снаружи, ибо среди вредин кошачьей породы встречаются любители делать делишки под ванну.
Я поначалу сердился: что ж такое, я их спасаю, а они пакостить станут? А Маша мне: представь, тебя по неизвестной причине, против воли сажают в клетку, перевозят в какое-то незнакомое место, притесняют, ты злишься… Люди не понимают твою речь, а физически одержать верх или уйти ты не можешь, — и как тебе иначе выразить недовольство или несогласие? Только мстить.
Может, пора перенимать опыт? В следующий раз, если мне что-то не понравится, написаю Машке в ботинок!
Маша
Муж у меня героический. Хоть и ворчун.
Вот-вот прибудет орава взвинченных переездом приютских. Хвоста сдали маме, она жадно сцапала его и утащила в нору. Мы ей не признались, что будет твориться дома в наше отсутствие. Не знает она и про то, что мы берем в Китай котов. Думает, Юля с ними посидит.
Ой, в дверь звонят. ОНИ!
Ёшка
Нас в четыре руки отловили и закрыли в маленькой комнате. И потекли из-под двери запахи и звуки, тошнотворно-знакомые, от которых у меня шерсть сама собой вздыбилась, а уши прижались. Рыжий под кроватью уткнулся носом в угол: я в домике.
Часть кошачьего народа была мне знакома — это постояльцы, возвращенцы, забияки с каким-нибудь прибабахом. Вон, слышу, Драное Ухо воет, его ни с кем не спутаешь: «Йонг-йонг-йонг», в прошлой жизни, видать, был недурным исполнителем тирольских песен или, наоборот, к будущей готовится заранее. А вот пронесли комкастую, свалявшуюся Софу, она пахнет ковром, много лет пролежавшим в чулане в свернутом виде. В очередном новом доме она первым делом затискивается под ванну и не выходит оттуда неделю, следы ее невротического поведения уже ничем не вытравишь, даже ремонтом. Вот кот Бульдог, его клетку на минуту поставили рядом с нашей дверью, а он уже расшипелся как ненормальный. Прозвище он заслужил тем, что кусает людей за ноги. Да не просто кусь — и отбежит, нет, вцепится до кости и повиснет, не отодрать, — так распалится, что себя не помнит. Остальных я не узнала через закрытую дверь, их целая толпа — новички, жалуются на разные голоса. Собаки процокали когтями. Попугаи надрывают глотки. В общем, весело.
Борода деловито распоряжается, кого куда, а Маша только бестолковые реплики подает слабым голосом:
— Ой, нет, нет! В два этажа нельзя. Витя, как мы под этот аккомпанемент сегодня спать будем? Бася, замолчи, не гавкай, тебя не спрашивают.
А псина-то между тем дело говорит. Что клетку с плешивой Тоськой нельзя ставить рядом с клеткой персиянки Таськи, потому что они друг друга не выносят. Что попугаев нужно накрыть, чтобы они замолчали.
— Ты уверена в прочности нашей двери? — не оборачиваясь, проблеял из-под кровати рыжий.
— Нет, замка-то на ней нет.
— А щеколды на всех клетках нормальные?
— Нет. Когтем открываются, если мозги есть.
— Ты умеешь утешить.
— Я умею не врать. Нужно быть готовым ко всему, а не прятаться за иллюзиями.
— Я прячусь за вполне материальным покрывалом. Не могла бы ты, кстати, стянуть его с кровати пониже, до пола? А то вон с краю просвет остался.
Вообще промолчу.
Виктор
Дык. Дык. Дык.
— Мася, прекрати на меня напрыгивать, такой интересный сон прогнал!
Ой!
— Машуня, проспали!!! Самолет уже бьет копытом под парусами.
Так умучились вчера, что не завели будильник. Хорошо хоть у кота традиция будить нас в семь.
— Чай пить некогда, в аэропорту перекусим, — прокричала из ванной Маша сквозь зубную пасту.
— Мнешь! — возмущенно мякнул Мася, когда его силком запихнули в сумку — без приглашения, без завтрака.
Мася
Как свитер какой-то. Не особо нужный свитер, чуть не забытый впопыхах. Всю дорогу до входной двери я дулся.
В самолете чуть не умер от ужаса, пока мы набирали скорость и взлетали, но вот стало потише, и сумку открыли. Я впервые оторвался от земли больше чем на прыжок. В иллюминаторе стремительно мельчали леса и поля, и вскоре их закрыл толстый слой облачной перины, по которой хотелось бегать, взбивая, топча ее всеми четырьмя лапами. Одно гордое облако стояло пышной горой над облачной равниной, солнце слепило, а тень самолета, как привязанная, прыгала под нами с кочки на кочку, едва поспевая.