— Делаем ноги! — хором заорали мы нашим людям.
И они нас поняли. Топ-топ, тихонечко, без резких движений возвращаемся к шумным китайским друзьям.
Мы дали себя нести. Дрожь в теле постепенно утихла, и мы смогли нормально слышать друг друга.
— Дракон, спящий, — сказала Ёшка. — Неужели его никто больше не видит?
— Меня другое беспокоит, — говорю. — Если он живой, он должен чем-то питаться.
Дрожь вернулась. Слишком, ох, слишком большой зверек. Сколько же ему надо слопать, чтобы насытиться?
— Он на меня дышал, — продолжала Ёшка. — Дыхание пахнет прелой листвой, стоячей водой, летучими мышами. Наверное, если чихнет, из него много чего выскочит.
— Хорошо, что не чихнул, пока ты в него заглядывала. А то бы мы тебя искали в соседней провинции.
Но Ёшка была слишком потрясена и шуток не воспринимала.
— Представь, Мась, люди ходят, мы ходим, и, если не начнешь смотреть по-другому, ничего не увидишь. А сколько мы всего не замечаем! И ведь они не замечают еще больше, люди-то!
Внезапно и до меня дошел масштаб ее открытия. То, что мы с Ёшкой иногда «ловим», специально настроившись, существует вовсе не эпизодами! Оно не приходит, не показывается. Оно всегда рядом, мы просто не готовы постоянно воспринимать этот параллельный мир. Не готовы без перерыва совершать усилия, удерживая это «другое» зрение. Да, может, и не надо. Слишком это выматывает. И слишком страшно было бы жить.
На меня вдруг накатила сонливость. Ум боролся с этой новой мыслью, пытаясь ее отключить, замылить. И победил. Ладно, я только немного вздремну, восстановлю силы и вернусь додумать.
— Мась! Не смей! Это слишком важно!
Мр-р-р, хр-р-р.
Ёшка
Наша команда вернулась на главную тропу и шла среди шумных экскурсионных групп, любуясь необычными видами. Нас держали крепко — Масю в сумке, меня на руках. Маша не большой любитель красной переноски, как и я.
Рыжий утомился от эмоций и заснул, а я, наоборот, не могла остановить мышиную беготню мыслей. Вероятно, в этих горах, странных и с виду, и по сути, чудом сохранилась связь с менее плотным миром. Обычным взглядом его не увидеть, но стоит чуть изменить настройку — и вот он, пожалуйста, бойтесь и удивляйтесь.
Возле синей скульптуры человеко-кошки из фильма «Аватар» нас стали фотографировать — и с нашими людьми, и с чужими, и без людей со скульптурой… Это длилось бесконечно. Мы с рыжим терпели-терпели и не вытерпели, при всем уважении. Вырвались из рук ойкнувшей девушки-китаянки и дернули через забитую людскими ногами площадку, на скамейку, на парапет и вверх по склону горы, где наткнулись на непроходимые колючки и перепрыгнули на крышу навеса. На нас показывали пальцами, но достать снизу не могли. Тогда стали уговаривать. Отстаньте, а. Дайте передохнуть и поразмышлять. И сами отдохните.
Мы принялись вылизываться. Нас трогало столько рук! Предстоит много работы, чтобы смыть запахи.
Сверху — над гомонящей площадкой, над вспышками фотоаппаратов, над ужасными звуками из мегафонов — открывался вид на глубокую пропасть. Под нами лежала долина, плотно утыканная высокими каменными столбами, дымка скрывала их подножия. В одном месте столбы срослись верхушками, образуя арку. Я узнала место — в фильме под этой аркой пролетали на драконах люди-кошки.
Мы с рыжим переглянулись:
— Посмотрим?
И принялись настраивать другое зрение.
Усилие. Еще усилие…
Пространство над долиной менялось. Дымка растаяла, стали видны висящие в воздухе былинки, паутинки, мелкие мошки, растительность на скалах-столбах зашевелилась, каждый листок-лепесток трепыхался, словно с него мгновение назад спрыгнул кузнечик. Кто-то невидимый густо населял эти горы. Вдруг один каменный столб едва заметно шевельнулся, другой… И вот уже не столбы, а усатые, чешуйчатые драконы стоят под нами, вытягивая вверх морды. Сколько их? Я не очень умею считать. Но много, очень много. Два дракона, печально сомкнув головы, держат на макушках вереницу людей, которые шаловливо заглядывают вниз, перегнувшись через перила, фотографируют и ахают. Гиды захлебываются от восторга:
— Это самая высокая естественная арка в мире! Джеймс Кэмерон выбрал это место среди самых знаменитых красот, чтобы снимать свой фильм!
Горы-драконы вздыхали. Горы-драконы терпели. Совсем как мы, когда нас мучили фотовспышками туристы. Но мы терпели совсем недолго, а они? Сколько они так стоят? Сколько не могут потянуться губами к листьям, к воде, почесаться, зевнуть? Поохотиться?
Случайно ли режиссер придумал, что герои летают на драконах? Может, он тоже их видел?
— Мы все кем-то придуманы, — услышала я непонятное. Или почудилось?
Над краем крыши завис парнишка с нашими любимыми витаминками в пакете, снизу его подсаживал Борода. Парень звал по-китайски: «Мао, мао, лай, лай». Кошки, кошки, идите сюда.
— Приходите ночью! — вдруг снова раздалось в голове.
Я стала оглядываться. Кто это сказал? По-русски или по-китайски, мужчина или женщина?
— Вы должны прийти ночью! — велел голос.
— Не сможем, — отвечаю мысленно. — Мы спим в человеческом доме. Нас не выпустят.
— Сможете, если захотите!
Голос меня заколдовал. Я не могла противиться чужой воле. Всякая ответная мысль теряла форму и расплывалась. Тут еще витаминками отвлекают.
Пакетик шуршал слишком настойчиво. Мася сдался первый, а если он что-то ест, разве я могу удержаться? Мальчишка дотянулся до поводков, мы были грубо стянуты с крыши и возвращены хозяевам.
Мася
В моей голове, прямо посередине между двумя прекрасными белыми завитками на ушах, зрело что-то очень, очень важное, причем важное не только для меня, но для нас всех, какое-то глобальное открытие, которое должно было изменить привычные представления о мире. Ради которого я, может быть, и родился. Но чтобы совершить этот прорыв, мне не хватало мозгов. Так обидно: вот оно, рядом, а схватить не выходит. Верткое, как мышь!
Давай, Король Лев, соберись!
Я болтался у Виктора на боку, смотрел из сетчатого окошка назад. За нами шла парочка, молодые, парень и девушка. Они то и дело касались друг друга, вроде как случайно — то плечами, то пальцами, и почти не разговаривали, почти не смотрели друг на друга и вокруг. Как будто все их внимание, включая зрение и слух, ушло в эти касания.
Отвлекся. О чем таком важном я думал?
Вдруг краем глаза я уловил какое-то движение. Настроился — и что же вижу?
За Бородой топает полупрозрачный, но все же вполне узнаваемый конь под седлом, с латунным конским шлемом на огромной голове, с блестящими шпорами. Он даже не дергается, когда сквозь него проходят люди.
— Ёшка! Оглянись!
Кошка выглянула из-за плеча Маши.
— Никого не узнаешь?
Молчит. Наконец углядела:
— Он что, так все время за нами и таскался, громыхая железками? А мы не замечали?
— Не знаю, — говорю. — Может, Виктор сейчас думает о романе.
— Ты слышал, как нас звали прийти ночью? — спросила кошка.
Слышал. Но надеялся, что она не слышала.
Я представил, как ночью драконы разминают крылья и лапы, вылизываются огненными языками, выкусывают… не блох, конечно, но, может, кроликов, мышей, белок из чешуи. Котов… Бр-р. Нет, что-то я не чувствую в себе охоты с ними беседовать. Однако коту-философу грех упускать такую возможность…
— Кто же нас звал? — спросила Ёшка.
Глава пятаяГосподин Че
ПИСЬМО от Юли
До чего котам хорошо живется! Начисто лишены такой проблемы, как совесть. Разбойник по кличке Бульдог скинул с кастрюли крышку, поел чего достал из супа, саму кастрюлю попытался сдвинуть и уронить на пол, потому что жидкость мешает до мяса добраться — горячо. Был пойман, шлепнут и с кухни изгнан. Теперь сидит перед дверью и возмущается. Прямо жалуется на меня остальным шестнадцати.
Ваши звери
Виктор
— Ёшка не хуже Бульдога умеет управляться с кастрюльными крышками, — похвасталась Маша.
Мася сидит перед ней и монотонно ноет:
— Мам… Мам…
В смысле, погладь. Но сядет всегда так, чтобы с места до него не достать, чтобы нужно было тянуться. Маша выдерживает характер и призывно похлопывает по ноге — мол, подойди сам. Нет, он слишком горд. Обиженный, рухнул на бок и смотрит с укором: «Не любят меня здесь». Маша с хохотом хватает его на руки и чмокает в нос. Он вырывается и отходит, подергивая хвостом, — показывает раздражение. Но на самом деле доволен. Убедился, что все же любят.
— Мася, — восхищаюсь, — ты гений. Мастер психологических игр повышенной сложности.
Мася
Да я вообще не про погладить ныл. Я про погулять ныл. Про взглянуть на драконов одним глазком.
Мы ночуем на горе в крошечном отеле на пять номеров — промозглых, сырых, без горячей воды. Зато название красивое. Нам-то что, а Маша с Виктором вечером набрали холодной воды в тазик, подогрели кипятильником, разлили в две бутылки и долго согревали постель. Смешные. Можно же просто нахохлиться.
— Как уснут — уйдем через окно, — скомандовала Ёшка.
И вот она могучей лапой царапает забранное крупной решеткой окно с раздвижными рамами, пока несговорчивая створка не сдвинулась. Мы протиснулись на волю, я оставил на ржавой решетке клок прекрасной золотой шерсти. Ладно, пусть будет жертва местным духам.
Мы не сразу покинули отель, сначала заглянули к китайским хозяевам. В холле собралось прилично народу, все смеялись, курили и пили чай из высоких стеклянных термосов. Грелись изнутри.
Без отопления в горах, конечно, беда — высота приличная, поэтому гораздо холоднее, чем в городке у подножия. Но постояльцы перетерпят ночь, не помрут, так считают хозяева, а сами они греются вот как. На журнальный столик накидывают толстое ватное одеяло, под него ставят жаровню с углем, и готово — когда ногам тепло, не замерзнешь. Можно играть с соседями. Здесь народ увлекается игрой фишками на доске, называется смешно — го. Утащил я фишку, попробовал на зуб — неинтересная игра. Но по полу бегает резво. Потом лежал на ней и наблюдал, как ее все ищут. Так вам и надо, раз кошачьих игрушек у вас нет.