— Ружжо? Есть, а как же. На тетерева иногда хожу. Их тут палкой сбивать можно, прямо из-под ног выпорхивають. Поляну одну в лесу приглядели себе для танцулек. Сходим как-нибудь, покажу.
Мы шли обратно, я — нагруженный всяким полезным инвентарем, дядя Вася — с длинной палкой. Он зорко всматривался в бегущие вдоль дороги столбы.
— Ага, вот тута. — Он продернул дрыном спутавшиеся провода, и они расплелись.
— Порядок, — сказал он. — Теперь светло будет. Живите себе.
Он вернулся к себе, я к себе. Гляжу — Ёшка встречает меня на дороге. Довольная, мокрая и взъерошенная.
Эх, теперь пойдет жизнь деревенская в приятных заботах. Крапиву косить, воду носить, печку топить — это же фантастика, а не жизнь!
Бедная Маша.
Глава девятаяБедная Маша
Маша
Вообще-то, если честно, от спанья на полу на туристическом коврике все болело. Кряхтя, как старушенция, собрала себя по частям. А умыться как? Ни крана, ни даже умывальника.
Чайку бы к дяди-Васиному великолепию.
Посмотрела на печку, открыла дверцу. Из черного нутра подуло привидениями и мокрой золой. Брр!
Нет, не женское это дело. Займусь уборкой.
Убрала «постель» — свернула рулоном в углу. Смела пыль с рам и подмела пучком крапивы, обмотав ручку «веника» тряпкой. Открыла все окна, выкинула сушеных мух. Откуда на полу столько трухи?
Я посмотрела внимательно на потолок. С него лохмотьями свисали приклеенные зачем-то прямо на круглые бревна обои. Вдруг слышу — тикает. Весь дом тикает, как механический будильник. Как бомба!
Мася
Виктор вовремя вернулся. Витя, смотри, жена твоя какая балда, жучков-древоточцев за бомбу приняла.
Она стояла посреди комнаты в ступоре, не в силах пошевелиться.
— Что такое? — воскликнул Виктор, глядя туда же, куда она, — на оклеенный когда-то потолок. — Чего испугалась?
Он дернул за лохмотину, потянул, и обои разом отвалились. Сверху посыпалась им на голову труха. Труха и жуки. Размером с таракана, но не рыжие, а черные и не такие шустрые. Маша перестала дышать, как будто ей перекрыли воздух, стояла в облаке пыли, вся в жуках. А потом тихо стекла на пол — в обморок хлопнулась.
Глупендра. Я съел одного — ничего, вкусно даже.
Глава десятаяРазведка
Ёшка
Нагулявшись по холмам, я вернулась и застала всхлипывающую Машу и порхающего над ней Бороду. Он почти мурлыкал, как Мася. Ворковал голубкой, бормотал нянюшкой:
— А мы сейчас дровишек поколем, огоньку добудем да чайку вскипятим. Как нам будет хорошо, ай как хорошо. Все страхи позабудутся. Подумаешь, жучки. Это же мелочи жизни. Всем жить хочется.
Печка в самом деле скоро прокашлялась, прочихалась — и вдруг разгорелась ровно, загудела весело. Не прошло и часу, как закопченный походный котелок забулькал. Невыносимо долго, вы не находите? Особенно когда ждешь еды.
На крыше закаркала ворона. Наверное, она издалека увидела дым и прилетела разведать, кто тут заселился. Я выпрыгнула из окна — показаться ей и заявить о границах собственности.
Никакая это не ворона, а здоровенный ворон.
Большущая, чернющая птица сидела на коньке крыши и орала на все четыре стороны. Так трубач в кино призывает на битву. Ворон созывает несметную рать! Нам объявляют войну?
Мася!!!
Мася
Я от неожиданности подпрыгнул и свалился с подоконника. Полизал лапу, позевал, восстанавливая достоинство. Вышел на крыльцо…
И впал обратно — на перилах сидел огромный мультяшный кот Саймон! Без хвоста, правда. И без ушей. Я успокоился за печкой, потом на брюхе снова подполз к двери и выглянул в щель. Как хорошо, как правильно, что двери такие щелястые — всегда можно поглядеть наружу. Тут стало понятно, что это не кот.
Существо вертело головой, лупало круглыми желтыми кошачьими глазами и двигало горлом, как будто говорило или пело, не выпуская звуков наружу, не открывая рта. А где, кстати, его рот?..
Я аккуратно боднул дверь. Задние ноги отказывались покидать убежище, поэтому я удлинился, наполовину высунулся и глядел на него снизу. Существо смотрело чуть мимо, будто не видя.
— Мась, ты чего такой? — спросила Маша. Она вышла в сени взять из ведра воды и тоже выглянула на улицу — полюбопытствовать, на что я смотрю.
И с грохотом рухнула назад, угодив ногой в ведро. Лежа в луже, закричала вмиг охрипшим, не своим голосом:
— Витя! Тут домовой!
Витя выглянул, приоткрыв дверь.
Осмелев, мы с Машей тоже высунули головы.
— Что это? Оно живое или чучело? — прошептал Виктор.
Существо мигнуло по-птичьи и наклонило голову. Птица? Ну да, птица же! Она не улетала, хотя до нее было всего ничего — протяни руку и дотронешься.
— Господи, да это же сова, — вдруг сообразила Маша. — Сплюшка.
Тут сова распахнула гигантские рукава-крылья, словно собираясь нежно обнять нас троих, и встала на лохматые лапы с длинными когтистыми пальцами. Она больше не напоминала домового или кота Саймона. Она мощно оттолкнулась от перил и, обдав нас ветром, взмыла над домом. Раз круг, два круг, три.
С яблони у дороги сорвались еще две такие же гигантские птицы. Едва шевеля тяжеленными крыльями, трое лесных разведчиков заскользили низко над холмами, задевая высокие макушки одичавшего укропа.
Я представил, как их зловещие тени накрывают заметавшихся полевых мышей и медлительных кротов. Но сегодня хищницам, похоже, не до охоты.
Они исчезли в лесу, и наши холмы утонули в сумерках.
Глава одиннадцатаяНападение
Маша
Ночью мне понадобилось выйти. Вообще-то темноты я никогда не боялась, но тут… Огромные, с кулак, звезды дырявили небо, напоминавшее изъеденный молью черный плед. Ночь стрекотала цикадами, надрывно булькала лягушками, блямкала спрятанным в зарослях ручьем и чем-то странно шуршала. Этот последний звук доносился от дороги, и я туда пошла. Звучало, казалось, дерево. Оно все было в какой-то дымке или налете. Эта дымка странно себя вела — трепетала и шевелилась светлым пятном на фоне черного неба.
Я остановилась под деревом, вглядываясь наверх. Красивое, сказочное дерево пошевеливало, постукивало ожившей шелестящей кроной. Наверное, я сплю.
И тут я совершила ошибку. Я включила фонарь.
Борода
Меня разбудил жуткий, нечеловеческий крик со двора. Кто мог так вопить посреди ночи у нашего дома? Выпь, наверно. Интересно. Но идти смотреть как-то неохота, да и разглядишь ли птицу в темноте.
Вдалеке залаяли дяди-Васины собаки.
Я повернулся на бок, чтобы обнять жену. Рука провалилась в пустоту. Где Маша?
Я выскочил на крыльцо.
На траве валялся включенный фонарь, света его хватало, чтобы разглядеть человеческую фигуру, облепленную сотнями ночных бабочек. Они слетались и слой за слоем покрывали стоявшего под деревом человека. Толстые белесые создания наседали, со стуком сталкиваясь крыльями, словно бились за право сесть на Машу. Она не шевелилась. Вместо того чтобы скинуть их и бежать в дом, она опять застряла в странном оцепенении, которое нападает на нее от страха. Я кинулся на помощь, а Маша как раз решила, что самый лучший выход из ситуации — это упасть в обморок.
Подхватив мою бедную девочку, я потащил ее к дому. Придурочные создания полетели за нами густым хвостом, но я заскочил в дверь и заперся на все засовы. А еще сунул в ручку двери косу, чтоб уж точно никто не вломился.
Да что же это такое-то, в самом деле? Чего хочет от нас этот тикающий дом, этот лес, эти холмы с огромными птицами? Прогнать? Фигушки. Я не сдамся. Я с вами уживусь, не испугаюсь. Мне терпения хватит.
А вот в Маше я не был так уверен.
Глава двенадцатаяЧего они хотят
Маша
— Душа, — без малейшего сомнения объяснил дядя Вася, зайдя проведать, как справляются москвичи. — Рой бабочек — это душа умершего человека. Дом-то с историей. Сколько тут жило народу — у-ух, не счесть. А сколько поумирало…
— Думаете, это бывшие хозяева решили проверить, кто в их доме поселился?
— Дык кто ж еще-от.
— Выгнать хотят нас? Запугать?
— Э-э, зачем им. Самим-то уже не жить. Не, просто так, любопытствуют. Каждая душа пообщаться хочет. Это ж дар — что человек с человеком разговаривать может, делиться. Небось, когда помрешь, жальче всего — что тебя не слышат.
— Как-то не по себе. Брр.
— Бояться их нечего. Это все люди были стоящие. Раньше в поселке жили кулаки — крепкие, башковитые хозяева. А раскулачивал их кто? Ага, то-то и оно. Всякая человечья требуха, прости господи. Потом война. Опять лучших поубивало. Которые себя не пожалели.
Мы все молчали. Я совсем не была в восторге от перспективы общаться с умершими, хоть бы и трижды распрекрасными, жильцами. Меня до сих пор потряхивало при воспоминании о целом облаке облепивших меня мохнатых бабочек. Как закрою глаза — так снова слышу стук и шелест, шелест и стук их крыльев.
Дядя Вася ушел задумчивый, покачивая головой. Витя взял топор.
— Схожу на разведку, — сказал он. — Через часок вернусь. А ты, Маш, займись обедом.
Я смотрела ему вслед с крыльца. Он шел к лесу. Шел уверенно и бесстрашно. Мой герой.
Глава тринадцатаяПотеряшка
Борода
Ёшка проводила меня до опушки и остановилась.
— Возвращайся, девочка, — сказал я и вошел в тень леса. Но она села ждать.
Лес заговорил со мной сразу на всех языках — птичьем, комарином, березовом, малиновом. Особенно малина звала, и я с удовольствием поддался зову и углубился в малинник. Засунул топор за ремень брюк и давай обеими руками собирать в рот душистые, мягкие ягоды. Жаль, не взял банки, а то принес бы Маше. Не такую малину продают у нас в Москве. Та чистая, крупная, ровная, но не пахучая. А эта помельче и мнется, и едят ее все кому не лень — и птицы, и червячки. Местами верхушки кустов ободраны прямо с листьями.