Мсье Гурджиев — страница 59 из 93

Это странное приключение, которое наконец закончилось, напрочь лишило меня таких качеств, как прелестнейшее отождествление, бессознательность, машинальность, словом, всего того, что и позволяло мне радоваться солнечному весеннему деньку, лавине звуков, льющихся из окон консерватории, глубокой привязанности к друзьям-птицам и другу-человеку. Я ведь и не догадывалась, что была только роботом, то есть попросту не существовала, а способен ли несуществующий получать удовольствие? Если «Ей» это доступно, то «ей» никогда. Только начав работать, я все поняла. Чего и стремился добиться Георгий Иванович Гур-джиев, который задачу своей серии «Всё и вся» излагал так: «Безжалостно разрушить, без каких-либо компромиссов в чем бы то ни было, в процессе мышления и чувствах читателя веру и взгляды, столетиями вкоренявшиеся в него, обо всем существующем в мире». Работа в конце концов завела меня в тупик, единственный выход из которого Смерть. Что меня и ожидало. Но любопытно: несмотря на мое рвение, роботу, то есть мне самой, угроза смерти пришлась не по душе. Стоило «ей» понять, что единственный способ достичь успеха в работе, вырваться из западни это Смерть, как «она» предпочла отказаться от работы и вернуться в иллюзорный мир. Он по крайней мере «ей» привычней. Возможно, продолжай «она» занятия, был бы шанс обрести свое «Я». Не знаю, может быть. Но «она», со своим отсталым сознанием, просто вопияла, что не хочет умирать. По крайней мере, сейчас пишу, и с каждым написанным словом прошлое отдаляется, все увеличивается расстояние между днями «работы» и нынешним днем. Я ска-зала, в какую смертельную западню завело меня так называемое расширение сознания. Как только я это поняла, попыталась вернуться к нормальной жизни (я и сейчас делаю лишь попытки) и впредь решила держаться от всего этого подальше. Подумайте, машина вообразила себя писателем! Да к тому же машина испорченная, уставшая, измотанная душевно и физически. Но, несмотря на безусловное свое ничтожество, она все же попытается более или менее связно описать жуткое и волшебное путешествие к самому рубежу смерти. Для нее это будет заодно и попыткой вернуться к жизни. Ведь она никогда не переставала любить жизнь, так до конца и не поверив, что машина на это не способна. Не поверив, что она машина до самого мозга костей. Чувствуя где-то в глубине себя живую частичку, погребенную под бесчисленными сварливыми «я», эта машина и отважилась писать.

В четырнадцать лет я жила в католическом пансионе в штате Мэриленд. Лучшая моя тамошняя подруга Б. постоянно боялась, что в нее вселится тот, кого сестры в шутку называли the old boy (черт). «Неужели вы не боитесь, что вами овладеет дьявол?» спрашивала она, глядя своими ирландскими глазами, полными очаровательного ужаса.

«Да нет, пожимала я плечами, не боюсь». Меня не заражал ее страх перед дьяволом, как и убежденность, с которой она утверждала: «Стоит только лишь перелезть через забор между пансионом и монастырем, и тебя тут же отлучат от церкви». Конечно, после таких слов я не могла не перемахнуть через забор. И, несмотря на то что уже отлучена, каждое утро вставала в шесть часов, чтобы отстоять мессу. Милая Б.! Вы ушли в монастырь, чтобы уберечься от лукавого, а я так и продолжала перемахивать через все преграды. Что до ограды пансиона, вы были не правы (совсем чуть-чуть), но что касается дьявола правы совершенно. Он, несомненно, существует так и норовит заца- пать не верящих в него. Я-то знаю, так как с мая 1951 года занималась дьяволической работой, иначе называемой четвертым путем, или путем хитреца. Впрочем, работа это всего лишь проделка мелкого беса, этакого бесенка-сноба присвоившего себе торжественное и звучное имя Вельзевул. Но мелкий бес все-таки бес. Даже и мельчайший может сильно навредить, если не попять, с кем имеешь дело. И его могущество еще больше возрастет, если с помощью своих ловких трюков он сумеет выдать себя за человека Божьего. Я только что очнулась и лишь теперь поняла, что под овечьей шкурой таился волк. Милая Б., теперь мы вместе. Только вы меня опередили.

Все началось с Успенского. Как-то, вскоре после отъезда Пат в Нью-Йорк, я получила толстую книгу. Эта роковая книга называлась: «В поисках чудесного. Фрагменты неизвестного учения», сочинение П.Д. Успенского. Углубившись в нее, я не могла уже читать ничего другого, пока не перевернула последнюю страницу. Ничто прежде меня так не увлекало. Занятия совсем забросила, не говоря уж о домашних заданиях. Я сжевала яблоко целиком, вместе с косточками. О чем была книга? Во-первых, о том, что заявлено в заглавии это фрагменты неизвестного учения. Успенскому пришлось долго искать чудотворца, пока он не встретился с Гурджиевым, который стал его наставником. От этого незауряднейшего человека Успенский узнал ответы на многие вопросы, которыми мучился. Во «Фрагментах» подробно излагается система, точнее, «Система», способствующая наивысшему развитию личности, ее гармонии со Вселенной, причем излагается в точности так, как ее преподавал Гурджиев. В методике обучения Гурджиева (как и у его учеников) было немало странностей. Сегодня он мог говорить одно, завтра другое. В свое сочинение Успенский включил все, что узнал от наставника, в том числе и противоречия. Из этого шедевра популяризации, однако, трудно было извлечь суть. К тому же многие места были чересчур туманны. Космология иллюстрировалась совершенно недоступными для моего ума знаками: цифры, строчка за строчкой, иногда вперемешку с геометрическими фигурами и диаграммами, занимательными, но непонятными. А еще хуже, что смысл книги как бы зависел от того кто ее читает. В некоторых местах словно слышится предостережение, относящееся и к четвертому пути, и в особенности к самому Гурджиеву. И все же, чтобы стало ясно дальнейшее, рискну выделить в книге с моей точки зрения главное, человек машина, состоящая из различных узлов, никак друг с другом не связанных, каждый из них творит, что пожелает. Обычный человек, воображая, что бодрствует, в сущности, спит. Он совершенно не обращает внимания как на то, что происходит в глубинах его личности, так и на то, что творится вокруг. Это человек № 1, физическое существо. Так же немощны человек № 2, эмоциональное существо, и человек № 3 интеллектуальное существо. Каждый творит, что захочет. Но если тебе удалось хоть немного овладеть своей волей, ты становишься человеком № 4 существом гармоничным. Путь к этому начинается с самоосознания или само-вспоминания. Руководит новичками наставник, разумеется превосходящий ученика в познаниях. Когда человек № 1,2 или № 3 осознал свое несовершенство, он уже способен перемениться. Дальше он может стать человеком № 4, а потом, опять же под руководством наставника, но целиком благодаря собственным усилиям, может достигнуть уровня человека № 5, № 6,, № 7. Следовательно, обрести свое истинное «Я», свободу воли. И при этом утвердиться в мысли, что морали нет места под солнцем. Способ развития сознания, называемый четвертым путем, отличается от методов, применяемых монахами, факирами и йогами. Во-первых, тем, что как бы вписывается в повседневность. Во-вторых, только он один дает выход созидательной энергии. Следуя тремя названными путями, обретешь бытие, но будешь неспособен к действию. Четвертый путь, или путь хитреца, одаряет и бытием, и способностью созидать одновременно.

Другая характерная черта четвертого пути что он не требует что-либо принимать на веру. Не уверовать, а глубоко понять. Он для тех, кто осознал, что жизнь бессмысленна, что в нынешнем состоянии мир несовершенен, но при этом надеется и верит в свою возможность нечто обрести. На четвертом пути вся работа происходит в группах. Обычный человек, робот, сам по себе не способен пробудиться. Жаждущий пробудиться должен окружить себя стремящимися к тому же. Группой называется сообщество людей, объединенных общей целью пробудиться посредством личных усилий и постоянно расширяющих собственное сознание, сообщество, возглавляемое наставником, достигшим высшего уровня развития личности. По крайней мере, одной из целей «фрагментов» было донести суть «системы» Гурджиева до тех, кто способен воспринять его идеи.

Основная из них: понять, что для нас, спящих роботов, главное поле деятельности собственная личность. Весной 1950 года я буквально задыхалась в женском коллеже Гуше. В подобной ситуации нетрудно было согласиться с мыслью, что человек всего лишь бездумный робот. За год до этого я сбежала из школы Гуше в Париж и несколько месяцев слушала лекции в Сорбонне. Но от воспоминаний о той относительной свободе становилось еще тоскливее. По-моему, наиболее подходящее название моей школы «коллеж Гуше для роботов». Таковыми были многие мои подруги «студентки», стремящиеся, казалось, овладеть всего четырьмя искусствами: 1. Курить сигареты. 2. Играть в бридж. 3. Вязать разноцветные носки. 4. Подбирать оттенок лака для ногтей под цвет губ. (Их якобы увлечение мужчинами, или boy-friends, миф. Какие там мальчики, если все силы моих подруг-«студенток» уходили на то, чтобы произвести впечатление друг на дружку. Некоторый интерес к boy-friends появился много позже.) Я обнаружила, что и преподаватели, и сотни студенток пребывают в заблуждении одни роботы думают, что учат, другие что учатся. Да и я сама чем не робот, только в отличие от других сознающий, что он всего лишь тупая машина. И это меня страшило. Как и Успенский, я была уверена, что есть возможность стать чем-то большим, нежели машина. Мечтала пробудиться. Но весьма забавно, что сама необходимость выбрать путь навевала сон. Вместо того чтобы постепенно начать просыпаться, постигать все более высокие уровни сознания, я, наоборот, все глубже засыпала. Силясь проснуться, я пошла по пути, который привел меня к порогу вечного сна, и пробудиться от него было уже невозможно. Самое смешное, что меня об этом заблаговременно предупредили. Вот притча рассказанная Успенским.

Жил очень богатый маг, имевший множество баранов. Но он был невероятно скуп, поэтому не пожелал ни нанять пастуха, ни огородить пастбище, где паслось его стадо. Бараны, разумеется, все время норовили убежать в лес. Там они падали в овраги или просто прятались