тря на разницу в годах, мы относились к мисс Запинке как к очаровательному, наивному ребенку. Случалось, она нас очень забавляла. Мисс Запинка начала работать в Лондоне, изучала книги Мориса Николя. Она дала их нам почитать в обмен на другие сочинения, посвященные «работе». В субботу утром, после собрания, мы втроем направлялись в соседнее кафе и там болтали за чашкой замечательного, хотя и упадочнического «черного напитка» (спасибо, без лимона). К французской группе она относилась подозрительно. Мисс Суета с первого взгляда произвела на нее отвратительное впечатление, как прежде и на меня. Я поторопилась ее уверить, что это ложное впечатление. Мол, мисс Суета так утонченна и сокровенна. К ней надо внимательно приглядеться, чтобы оценить по заслугам. «Допустим, согласилась мисс Запинка, а потом потребовала с британской прямотой Расскажите-ка мне, чем вы занимались с тех пор, как попали в группу. Что делали? Какой образ жизни вели?» Мы с Пат таинственно переглядывались и загадочно усмехались.
«Очень трудно рассказывать о «работе»».
Но все же настойчивые расспросы мисс Запинки глубоко затронули ту часть моей души, которой, хотя и медленно, овладевали сомнения. Действительно, чем я занималась? Чего достигла? Стала ли совершенней? Важнейших своих достижений я, конечно, оценить не способна, их ведь нельзя описать, они познаются только на практике. Но я освоила УРО способна мгновенно достичь глубокого самоосознания. Достаточно сесть со скрещенными ногами, в удобнейшей как выяснилось, позе из всех возможных, раз или два «пройтись вокруг тела», чтобы достигнуть глубо-кого и стойкого самоощущения. Сидя неподвижно, я прислушиваюсь к ритму своего дыхания, биению сердца, словно вся обратившись в какой-то особый прибор, предназначенный специально для наблюдения того, что совершается в глубинах личности. Сложнее закончить упражнение. Я совсем позабыла слова Гурджиева: «Необходимо помнить что машина, каковой является человеческое существо, не важно, хорошо она работает или нет, есть механизм саморегулирующийся. Одно изменение влечет другое. Необходимо это предвидеть и учитывать». Мисс Суета показала нам еще одно упражнение, демонстрирующее разницу между интеллектуальным и эмоциональным центром. Очень простое. Садимся, спина прямая, руки на коленях. Медленно поворачивая голову влево, следует одновременно глядеть на левую руку и ощущать правую, потом наоборот. Оно меня гипнотизировало еще сильнее, чем УРО, потому что производило то же действие, но значительно скорее за одну-две минуты. За исключением этих новых упражнений все осталось по-прежнему.
Как только осенью возобновились занятия, нас с Пат перевели в класс движений, возглавляемый мисс Орешек. Величайшая ошибка г-жи Блан! Даже в состоянии гипноза я почувствовала, что с мисс Орешек не все в порядке. Ясно поняла, что она рабыня, готовая буквально на брюхе ползать перед «начальством» мисс Суетой и г-жой Спермой. Что до г-жи Блан, то одно ее имя приводило мисс Орешек в трепет. Я решила, что мисс Орешек всего лишь бездарь, неспособная ничему научить, и много раз просила перевести меня в класс к г-же Сперме. Мисс Суета, на которую г-жа Блан возложила руководство занятиями по движению, говорила, что ничего не может решить без начальницы, надо, мол, подождать возвращения г-жи Блан. Она попыталась выведать, почему мне не нравятся занятия с мисс Орешек, но, как истинный хитрец, я помалкивала. Несмотря на свою какую-то невнятную и пугающую ауру, движения мисс Оре-шек исполняла красиво. Поскольку деваться было некуда я старалась не отождествлять себя с ней, а полностью сосре-доточиться на движениях. Ведь, возможно, меня опять-таки испытывают, смотрят, как я отнесусь к мисс Орешек. Может, она только изображает рабыню.
Все, что я могла рассказать мисс Запинке, я ей рассказала. Ее это не удовлетворило. Я постоянно ее уверяла, что достигла многого, но сама начала внутренне сомневаться в том. Как-то раз мисс Запинка показала нам с Пат статью Луи Повеля «Тайное Общество: Ученики Георгия Гурджиева». Он писал: «Есть люди, которые только в состоянии радости способны на непосредственное самовыражение. В них радость и непосредственность как бы повенчаны по взаимной любви, так же свободно могут они и разойтись. Чтобы пуститься в предложенную Гурджиевым духовную авантюру, подобные люди должны расстаться со своим прошлым. Утверждаю, что решившиеся на это писатели рискуют своим талантом, да и жизнью. Считается, что писатель должен тосковать. Иные готовы даже легкомысленно разглагольствовать о своей тоске, но тут все серьезней. Поэтому предостерегаю: для некоторых писателей учение Гурджиева огромный соблазн, дополнительная угроза болезни и смерти». Прочитала и как с гуся вода. Никакого впечатления. Одна мысль: «Бедняга Повель! Не имеет представления о «работе»».
НАСТУПИЛО Рождество, а г-жа Блан все не появлялась. Ее «обещание» оказалось очередным испытанием. Мисс Запинка уехала в Англию, занятия прервались на две недели. Умом я ничегошеньки не понимала, тело же мое знало все. Пат работала за городом устроилась ухаживать за ребенком на время школьных каникул. Договорилась она на десять дней, но пообещала мне накануне Рождества на денек приехать. И мы без всякого вдохновения решили «отпраздновать» Рождество. Понапрасну надеялись хоть немного ощутить прежнюю рождественскую радость, хоть что-нибудь почувствовать, в крайнем случае, притвориться, что чувствуем. Обе мы были внутренне мертвы, поэтому старались хотя бы все устроить как следует, соблюсти правила решили купить елку на цветочном рынке и рождественского цыпленка. И сделать вид, что наслаждаемся деревцем и цыпленком. Перед приездом Пат, вечером двадцать третьего, я решила преподнести ей подарок: во что бы то ни стало написать нечто вроде рождественской сказки. Положено ведь дарить подарки. Это будет свидетельством моей дружбы, хотя на подобные чувства я была уже неспособна.
Ночью двадцать третьего, впервые за много месяцев, я села писать. Труд был изнурительным, но рождественскую сказку я написала. Хорошую или плохую, неважно. Я писала и чувствовала, что пишу. Первые ощущения после многих месяцев бесчувствия! Меня это потрясло, я перечитывала написанное и плакала. От потрясения я заболела и неделю пролежала в постели, неспособная ни думать, ни чувствовать.
Я еще не успела поправиться, когда мне позвонила мисс Суета и сообщила, что хочет поговорить со мной наедине. Помню, как я шла по мосту, а над Сеной красиво падал снег, Я запомнила снег, потому что чувствовала его красоту. Я снова научилась чувствовать. Во время нашей встречи мисс Суета все время задавала вопросы: «Находите ли вы свою жизнь в Париже полноценной и интересной? Много ли вы пишете? Есть ли друзья? Мужчины?» и т. д. Я сказала: «Когда борешься за жизнь, не думаешь, интересная она или нет». На что мисс Суета заметила: «Вы сейчас занимаете самую неудобную позицию сидите между двумя стульями».
Это для меня не было новостью. Я и сама, конечно, чувствовала свою раздвоенность. И знала, что, начав писать рождественскую сказку, вступила в бой со смертью на равных. Только пока не понимала, какая тут связь. Я надеялась, что мисс Суета посоветует мне, как избавиться от необходимости сидеть между двумя стульями. Увы, ничего подобного. Предоставила выпутываться самой безмозглому роботу.
После беседы я твердо решила сделать наконец выбор один стул или другой, только бы не сидеть между ними. Было страшно. Прежде я не сопротивлялась смерти, знала, что борьба с ней меня измучит. Но умирать не хотелось. твердо решила избежать смерти, хотя ничего и не понимала.
Поняла я неожиданно. Пробуждение всегда наступает мгновенно и неожиданно. После одного из январских собраний я вдруг спросила у Пат: «А тебе не кажется, что мисс Суета нас гипнотизирует?» И сама удивилась своему вопросу. Вслушавшись в собственные слова, я мгновенно поняла. Все и мгновенно.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯОкончание хроники Франсес Рудольф. Пробую защититься от черной магии. Откровения Гурджиева. Профессиональный гипнотизер. Способ зажать кровеносные сосуды. Мисс Запинка покорная овца. Знакомство, которое нас спасло. Писатель, мудрый индус и врач. Тысяча благодарностей.
28 МАРТА 1953 года, ночь. Сижу за столом в домике на американском побережье. Любуюсь в окно на лунное отражение в волнах океана истинного символа бессознательного. Луна должна меня исцелить. А если погубит, что же поделать. Как она прекрасна, я жажду отождествиться с ее восхитительной таинственной желтизной.
Когда я наконец поняла, что такое «работа», и внезапно проснулась, то как бы бросила вызов смерти, и разгорелась битва. Преодолевая ужас, я выявляла в своем организме приметы смерти. По ночам, когда я лежала в постели, пытаясь заснуть, мои руки и ноги вдруг сводила судорога, они постоянно вздергивались. Мой пульс скакал, как мексиканская фасоль. Меня словно бы высасывали выси, и я извивалась в судорогах. И все виделась мертвая птичка с задранными лапками. И постоянно крутилась в голове, сводя с ума, молитва Вельзевула за упокой его бабушки:
Она откинула копыта,
да будет пухом ей земля.
Около двух суток я была на пороге физической смерти. Не осталось никаких сомнений: они знают, что я раскрыла истину, и посредством черной магии пытаются меня покарать. Днем мне удавалось более или менее прийти в себя. Но сумерки их время: лежа в постели, я обливалась холодным потом. А во сне царили кошмары постоянно снилась ненавистная «работа». Мучил страх:вдруг они вообразят, что я изобретаю какую-то свою белую магию, чтобы защититься от их черной, и захотят отомстить. Даже сейчас я не знаю, что за белую магию применяла. Но, как бы наивно это ни звучало, некоторые маленькие упражнения помогли мне преодолеть первый приступы ужаса. Пат не надо было убеждать в благотвор-ности моей магии, с самого начала она была целиком со мной. При этом наше домашнее средство против черных магов не казалось ей проявлением суеверия. Мы обе и сейчас уверены, что приняли разумные меры.