Месть – священна. Пока мертвые не отмщены, живые покоя не имеют…
К наступлению ночи в комнате было все готово – слуги накрыли стол, застлали постель. Комнату освещал слабый свет свечи.
К приходу мужа следовало надлежаще одеться. Рогнеда приказала служанке принести рубахи, и та положила на постель несколько рубах на выбор.
Взгляд Рогнеды сразу упал на шелковую рубаху. По белому полю рубаху опоясывал пурпурный узор анютиных глазок.
Когда-то давным-давно, когда боги и люди были равны и жили вместе, богиня Леля полюбила прекрасного юношу. Он был добрым и щедрым. И родилась у них дочь Анюта.
Анюта выросла необыкновенной красавицей. Люди радовались, глядя на нее.
Но однажды, когда юная девушка беззаботно собирала цветы на лугу, на нее вихрем налетела черная колесница мрачного Велеса. Он схватил перепуганную девушку и умчал в призрачное царство мертвых, а букетик цветов, собранных ею, остался лежать на земле.
Скорбь Лели была так велика, что сама богиня плодородия Макошь разгневалась и земля совсем перестала плодоносить.
Чтобы все живое на земле не погибло, в дело пришлось вмешаться Световиду – богу света и добра, богу богов.
Повелитель богов приказал Велесу ежегодно отпускать Анюту к матери, и черному богу пришлось подчиниться.
Когда воскресшая дочь выходила из подземного мира навстречу солнцу, Леля радовалась и одевалась в зеленый весенний наряд, но первыми приветствовали пленницу именно фиалки, расцветавшие при ее появлении.
С тех пор фиалки, окрашенные в три цвета, олицетворяют три чувства: любовь, надежду и печаль.
Анютины глазки – прекрасный цветок…
Рогнеда надела белую шелковую рубаху.
Талию туго перетянула витым трехцветным шнуром.
Распущенные черные волосы собрала красной лентой.
Рогнеде чуть меньше тридцати лет – по тем временам почтенный возраст. Она уже родила несколько детей. Однако хороший уход сохранил прекрасную фигуру и тонкое изящное лицо.
Подготовившись, Рогнеда потушила свечу, села у открытого окна и стала ждать.
Постепенно пьяные возгласы утихли, а вскоре в сенях послышался шум, грохот чего-то уроненного.
Рогнеда встала.
Дверь открылась. В комнату вошел слуга с факелом. Следом за ним двое других слуг помогли войти в комнату Владимиру. Он казался сильно пьяным.
Рогнеда велела слугам положить князя на кровать и уходить. Уложив князя и пристроив факел на стене, слуги вышли.
Как только дверь за ними закрылась, Рогнеда принялась раздевать Владимира.
Сначала Владимир был вялый, словно распотрошенная подушка, но, когда Рогнеда раздела его, он неожиданно навалился на нее.
Рогнеда попыталась сопротивляться, но грубые руки придавили ее к кровати и начали срывать рубаху. Шелковая рубаха была крепкой и не рвалась. Чувствуя свое бессилие, Владимир в ярости просто задрал подол на голову Рогнеды.
Он сжимал ее так, что потрескивали ребра. Кусал нежное тело, словно голодный зверь. Ломал руки.
Все повторялось – Владимир снова насиловал ее.
Рогнеда закусила губы до крови. По ее щекам текли слезы.
Ей уже не было никакого дела до того, что он делал с ее телом. Протестовала душа.
Рогнеда прекрасно понимала, что происходит. Владимир помнил унизившие его слова, которые она сказала, отказываясь быть его женой. Теперь он наслаждается ее унижением и бессилием. Чем больше она страдала, тем больше это радовало его. Он хотел втоптать ее в грязь, показать, что она ниже его.
Перед глазами Рогнеды вставали лица родных, убитых безжалостной рукой, глаза отца, матери, братьев.
Она думала, что все повторяется, как тогда, десять лет назад, и будет повторяться вновь и вновь и еще много раз. И это животное, которое зовется ее мужем, будет продолжать мучения бесконечно.
Когда, насытившись, Владимир отвалился в сторону, Рогнеда освободила лицо.
Некоторое время они лежали молча. Затем Рогнеда задала вопрос:
– Я слышала, что ты хочешь отказаться от меня?
– Это не твое дело! – пробурчал Владимир и сонно засопел.
Рогнеда встала и подошла к окну.
Из темноты робко, словно испуганные девчонки, выглядывали мальвы.
– Испугались?.. – с сочувствием проговорила Рогнеда, обращаясь к цветам, точно они могли ее понять. – Подлая сцена?
Она протянула руку и привлекла цветок ближе.
– Тебе не надо было бы на это смотреть, – разговаривала несчастная женщина с бессловесным цветком в ладонях. – Но как же быть – ведь ты не можешь уйти? Ты подневольное существо, и тебе приходится жить там, где прорастет семя, породившее тебя. А я?
Рогнеда тяжело вздохнула:
– И кажется, что я ходить могу, но уйти – не могу… Я такая же рабыня, как и ты.
Она поднесла цветок к лицу и глубоко вдохнула. Цветок ничем не пах.
Чувствовался лишь запах сырой земли.
– Ты красив, а запаха нет, – прошептала Рогнеда. – Почему?
Она вспомнила, что мальва – цветок берегинь. В берегинь обращаются просватанные невесты, умершие до свадьбы.
«Зачем мне такая жизнь? Лучше ли смерти моя жизнь? Почему он не убил меня вместе с моими родителями?» – думала Рогнеда.
Она вытерла ладонью выступившие на глазах слезы, и ее взгляд упал на одежду Владимира, разбросанную по полу. Рогнеда аккуратно сложила одежду на лавку. Сверху стопки решила положить пояс с мечом и кинжалом.
Почувствовав в руке тяжесть оружия, Рогнеда замерла.
«Мое тело живо, но душа моя уже мертва…» – мелькнуло в ее голове.
Рогнеда положила пояс с мечом на стопку одежды и, не понимая того, что делает, вынула кинжал – клинок холодно блеснул в лунном свете.
– Когда душа мертва, то зачем жить телу? – задумчиво промолвила Рогнеда и приставила кинжал к груди.
Острый кончик кинжала даже при легком нажатии проткнул нежную кожу, и на ней выступила капелька крови.
Почувствовав боль, Рогнеда невольно взглянула на Владимира.
– Вот путь к моей свободе! – сказала она.
Владимир лежал на спине неподвижно. Лицо его спокойно, но на губах, как Рогнеде показалось, змеилась язвительная усмешка.
«Даже во сне он надсмехается надо мной!» – ударило в голову Рогнеде. Она почувствовала, как ее сердце словно охватило пламенем. В ее глазах потемнело.
– Пусть я умру, но пусть умрет и этот хищник! – в горячечном бреду вскрикнула Рогнеда, подбежала к Владимиру и занесла обеими руками над ним кинжал.
– Умри же, насильник и убийца!
Глава 27
Попасть в Киев проще было по Десне. Но, опасаясь погони, Тишка и Первинок побоялись выйти на Десну и, несмотря на наступающую ночь, двинулись в середину леса.
Им было известно, что в глубине леса находилась речушка. Речка представляла собой, по сути, большой ручей и потому не использовалась как транспортный путь, из-за чего была пустынна.
Боявшимся погони мальчишкам это как раз и нужно было.
Ручей впадал в речку, а та впадала в Десну на несколько десятков верст ниже по течению. Таким образом, по ручью и речке можно было преодолеть почти половину дороги к Киеву и выйти на Десну там, где их уже искать не будут.
Для путешествия по реке требовалась лодка. У мальчишек лодки не было. Но соорудить плот для мальчишек не представляло труда.
К рассвету они добрались до ручья. Немного передохнув и позавтракав куском хлеба с водой, они занялись строительством плота.
Для строительства плота как минимум требуется топор. К счастью, Тихон прихватил топорик.
Большие деревья рубить он был непригоден, но сухого валежника было вокруг в изобилии.
Они выбрали несколько коротких бревешек. Окоротили их, обрубили ветви и связали между собой содранным с деревьев лыком. Сверху накидали хвороста. А сверху хвороста – еловых лап, так было чище и мягче.
Сооружение получилось не слишком надежным, при первой же хорошей волне рассыпалось бы, но им надо было всего лишь, чтобы спуститься по воде к Десне.
Даже если плот и рассыплется, невелика беда – в ручье воды по колено.
А на Десне можно было либо попроситься на проходящие корабли, либо укрепить плот и продолжить движение по большой реке.
Над ручьем низко нависали ветви склонившихся деревьев, образовывая сумрачный холодный извилистый туннель, словно ведущий в царство мертвых.
Быстрое течение бросалось от берега к берегу. Из-за этого приходилось двигаться днем и постоянно подправлять движение шестом.
Но хуже было, когда вода упиралась в упавшее поперек ручья бревно. Тогда приходилось лезть в ледяную воду и перетаскивать плот через преграду.
Днем и ночью досаждал гнус, который при малейшем движении поднимался черной стеной.
В деревнях от этого бедствия обычно спасались, развешивая по хате сухую полынь. По берегам ручья полыни не находилось.
Но выход нашелся.
Первинок – пастух. Над стадом, которое он пасет, постоянно висит облако всякого гнуса – комаров, слепней, мошки, мокрецов. Они питаются теплой кровью, и им без разницы, на кого нападать – на скот или на человека.
Для отпугивания гнуса у Первинка имелся отвар из пырея. Им и намазались. Затем, когда напали на поляну с полынью, полынью густо застелили плот. Гнус никуда не исчез, но стало несколько легче – назойливая мошкара уже не забивала нос и глаза.
Гнус не давал ни на минуту расслабиться. О сне и думать не приходилось. Вскоре подростки только и мечтали, как выбраться из леса на открытое место, где ветер прибивал гнус.
На третий день Тишка и Первинок вздохнули с облегчением – ручей вынес их к широкой воде. Это была Десна.
От воды дул свежий ветерок. Припекало солнце. Гнус куда-то исчез, словно по волшебному мановению.
По реке плыли лодки.
– Однако на глаза чужим пока попадаться не стоит, – промолвил Тишка и загнал плот в прогал в камышовых зарослях.
Тишка и Первинок вытащили плот на пологий песчаный берег и упали на горячий песок.
Теперь они почувствовали сосущий под ложечкой голод.
– Однако сильно есть хочется, – проговорил Тишка.