Первинок пошарил в суме. Не найдя ничего вывернул ее. Из сумы упало только несколько крошек.
– Вчера вечером доели последнее, – заметил Первинок.
– Однако так и с голоду околеть недолго, – отозвался Тишка. – Надо поискать какой-либо еды… Ягод, что ли…
– Ягодами сыт не будешь, – пробормотал Первинок.
Словно отвечая на вопрос Тишки, в воде плеснула рыба.
– Тут в камышах должно быть рыбы навалом, – проговорил Тишка.
– Раков точно набрать можно, – кивнул головой Первинок.
Переглянувшись, они скинули одежду и полезли в камыши. Среди камышей они нащупывали рыбин и выкидывали на берег. Раки сами цеплялись за пальцы. Они были огромны.
Под раков Первинок выделил свою суму, она была и так пуста. Через небольшое время сума была набита битком. Сума шевелилась, и из нее слышался треск. Словно кто-то шел по лесу.
Выбравшись из воды, подростки быстро набрали сушняка и с помощью куска кремня и ножа зажгли костер.
Рыбу нанизали на прутья, воткнутые в песок вокруг костра.
С раками – еще проще. Тихон вырыл ямку в песке, вывалил в ямку раков, засыпал раков слоем песка, а сверху навалил горячей золы из костра.
Через полчаса обед был готов.
С голодухи первых рыбин проглотили за один присест. Утолив первый голод, занялись раками.
Рачье мясо довольно сытная пища. Насытившись, Тишка отломил огромную клешню, отвалился в тень и принялся лениво высасывать из оранжевого панциря мякоть.
Первинок, закончив с едой, аккуратно завернул оставшуюся пищу в листы лопуха и сложил в суму.
Затем примостился рядом с Тишкой.
В тени было прохладно. Жизнь казалась прекрасной. Благостное впечатление портил только тонкий назойливый звук – от солнца и ветра в траве под деревом прятались комары. Почувствовав горячую кровь, они оживились.
Тишка отбросил опустошенную клешню, сломал ветку и отмахнулся от комара.
– И все равно без хлеба еда – не еда, – проговорил Первинок. – Но ничего, отдохнем и выйдем на реку проситься на какой-либо корабль. На корабле и хлеба дадут.
– Не будем мы проситься на корабль, – мотнул головой Тишка.
– Почему? – удивился Первинок.
Тишка хлестнул очередного комара и проговорил:
– Братишка, ты посуди сам: меня ищут, а значит, обо мне сообщают на все проходящие корабли. Таким образом, как только меня увидят, так сразу повяжут.
Первинок на мгновение задумался, затем согласился:
– Это так. Но ты же хочешь попасть на княжий суд.
Тишка сел и горько усмехнулся.
– Братишка, да кто же меня повезет на суд к самому князю?
– Но не будут же поворачивать назад из-за тебя?
– Не будут. Меня сдадут на первой же пристани. А там посадят в яму, и буду я сидеть, пока за мной не приедет… Говен и его брат. Нет, если я сам не приду на двор великого князя, то правды никогда не найду.
– Но как же мы тогда доберемся до Киева? – спросил Первинок. – По дорогам нам тогда тоже нельзя будет идти.
– Придется спускаться на плоте. – Тишка показал глазами на лежащий на берегу плот.
– Он развалится.
– Мы укрепим его.
– Но нас все равно заметят. Особенно на плоту.
– Значит, нам надо идти ночами. А днем прятаться.
– Хорошенький замысел! – с сарказмом проговорил Первинок. – Нынче ночи короткие, так что в Киев придем не скорее чем через две недели.
– А куда нам торопиться? – задал вопрос Тишка.
– А жрать что будем?
– Рыбу и раков! – холодно проговорил Тишка.
– Однако без хлеба совсем отощаем, – пригорюнился Первинок.
– Тебе в первый раз? – спросил Тишка.
– Не в первый, – согласился Первинок. – Ну что же, ежели надо, то будем терпеть. И вообще, я уже давно понял, что никогда не надо загадывать на будущее. Как боги положат, так человеку и случится.
– Бог один, – сказал Тишка. Он вынул серебряный крестик из-под рубашки и показал. – Вот он – Иисус.
– Ты христианин? – испуганно удивился Первинок.
– А что? Мой отец грек.
Первинок потянул шнурок на шее и вынул из-за пазухи небольшой кожаный мешочек.
Развязав его, показал – в мешочке находился золотой крестик, украшенный драгоценными красными камушками.
– У меня тоже есть крестик.
– Откуда он у тебя? – удивленно воскликнул Тишка.
– Он всегда у меня был, сколько себя помню, – сказал Первинок. Он аккуратно сложил крестик назад в мешочек.
– Значит, ты тоже христианин, – сказал Тишка.
Первинок спрятал мешочек на груди и проговорил:
– Как у всех людей, у меня обязательно должны были быть отец и мать. Я их не помню. Помню только толпу озверелых людей, они ломились в наш дом. Помню, как какая-то женщина вела меня по темным коридорам, и потом я остался один. Ее лицо было залито слезами. Она повесила мне на шею этот мешочек, поцеловала и толкнула: беги, как можно дальше беги! Я побежал. Кто была она? Я думаю, что это была моя мать. С тех пор я не видел эту женщину. Я даже имя свое толком не помню. Вроде та женщина называла меня Евгений.
В синих глазах мальчика блеснули слезы. Он вздохнул:
– Поэтому, Тиша, не показывай крест никому. Иначе неприятностей не оберемся. Говорят, что совсем недавно князь Владимир лично топил христиан в Днепре.
Тишка перекрестился и спрятал крестик.
– Бог один. Но ты прав, человеку не стоит загадывать свою судьбу. Человек может только просить и надеяться.
Глава 28
Владимир только притворялся спящим, ожидая, отважится ли Рогнеда убить его.
Замыслившая убийство женщина крайне редко прибегает к контактным способам. Психология женщины не позволяет ей. Чтобы не сталкиваться с жертвой лицом к лицу, женщины обычно прибегают к приемам, которые позволяют это сделать на расстоянии, часто – к ядам. Даже жестокие воительницы – амазонки – предпочитали убивать своих врагов стрелами из луков или копьями.
Но совсем другое дело оскорбленная женщина – в крайней ярости она запросто убьет обидчика любым предметом, попавшимся ей под руку: скалкой, топором и даже обычной табуреткой.
Учесть это Владимиру не позволило презрительное отношение к женщинам.
Поэтому, когда он увидел занесенный над собой кинжал и попытался перехватить руку Рогнеды, это удалось ему сделать с трудом.
Убивший множество людей князь встречал немало сильных противников. Он никогда их не боялся.
Рогнеда билась, словно разъяренная фурия. Она была неистова, необыкновенно сильна и быстра. Острый клинок в ее руках метался, почти задевая лицо князя. Держа одной рукой запястье Рогнеды, второй рукой Владимир бил ее, но она совершенно не чувствовала боли.
Поняв, что женщина превратилась в берсерка, Владимир почувствовал, как от страха засосало под ложечкой.
– На помощь! – закричал он, и в комнату вбежали несколько человек. Они схватили Рогнеду за руки и оттащили в сторону от князя.
Освободившись, Владимир схватил меч и подбежал к Рогнеде. Она стояла неподвижно, глядя перед собой пустыми глазами.
– Ты пыталась убить меня! – крикнул Владимир и замахнулся на жену мечом.
Удар отбил как-то оказавшийся в комнате Изяслав.
– Ты хочешь убить мою мать?! – крикнул он, стоя с обнаженным мечом. – Убей ее, чтобы я знал, как надо поступать с женами.
– Она пыталась убить меня, – растерянно проговорил Владимир, чувствуя смущение.
– За что она хотела убить тебя? – порывисто спросил Изяслав.
Владимир обратился к Рогнеде:
– Рогнеда, ответь: за что ты хотела убить меня?
– Ты убил всю мою родню. Ты сотворил надо мной насилие, – прошептала Рогнеда.
Гнев ее прошел. Тело ослабло. Глаза смотрели равнодушно.
– Я наказал тебя за гордыню! – сказал Владимир. – Но я взял тебя в жены!
– Ты меня оскорбил, а теперь ты не хочешь признавать меня своей женой, – сказала Рогнеда.
Владимир выругался, затем проговорил:
– Ладно – ты останешься законной женой. Приготовься – завтра надень свадебное платье и жди меня. Я приду и убью тебя, как жену, посягнувшую на жизнь мужа.
Владимир опустил меч и быстро вышел из комнаты.
Глава 29
Обозленный Владимир понимал, в какое неприятное положение попал, – не случалось такого, чтобы воин просил у посторонних защиты от женщины. Он потерял лицо, и это еще больше усиливало его раздражение.
Это раздражение так и не дало ему уснуть до утра, и как только забрезжил рассвет, он уехал в Киев.
До Киева было полчаса конного хода.
Когда Владимир приехал в город, его у ворот встретил Добрыня. Хотя они расстались только вчера, Добрыня принялся подробно рассказывать о делах, произошедших в городе за ночь.
По его глазам Владимир видел, что он уже знает о произошедшем, и перебил его:
– Видишь, я оказался прав – Рогнеда хотела меня убить!
Добрыня не выразил удивления:
– Этого и следовало было ожидать. Тебе не следовало доводить ее до этого…
– Это она из-за того, что я решил отказаться от нее, – сказал Владимир.
– А отчего же ты сразу ее не убил? – спросил Добрыня.
– Изяслав вмешался в дело и встал на защиту матери, – сказал Владимир. – Не мог же я убивать сына?
– Не мог, – согласился Добрыня и одобрительно отметил: – А Изяслав молодец – вступился за мать.
Владимир криво усмехнулся:
– Это только отсрочка. Я велел ей приготовиться – надеть свадебный убор, а вечером приеду и убью ее.
Добрыня покачал головой и с явным осуждением рассудил:
– Но как это будет выглядеть в глазах дружины? Нельзя ее убивать…
Владимир опешил:
– Так что, я не могу убить жену, посягнувшую на жизнь мужа? За это положена смерть!
Добрыня объяснил:
– Если бы ты сразу убил жену, было бы понятно, что ты сделал это в горячке. Но ты не сделал этого сразу. Хуже того – ты позвал людей на помощь. Это конфуз. Теперь без суда ты не можешь ее убить…
В изумлении Владимир перебил его:
– Дядя, какой еще суд? Я – князь.
– Не надо было звать людей на помощь, – сказал Добрыня.