Неделю спустя он улетел обратно в Вашингтон. Однако Энни Эдмонд была не из тех, от кого так просто избавиться. Она бросила работу в Торонто, получила синекуру в Канадском консульстве в Вашингтоне, сняла квартиру близ Висконсин-авеню и въехала в нее, сопровождаемая десятью чемоданами.
Еще два месяца спустя Адриан Коленсо женился. В качестве свадебного подарка молодожены получили от отца новобрачной большой дом в Джорджтауне. Здесь и началась их счастливая супружеская жизнь.
Малыш Ричард родился в апреле 1975 года и вскоре получил прозвище Рикки. Он рос в крепкой, любящей семье самым обычным мальчишкой: проводил каникулы в летних лагерях, интересовался девушками и спортивными автомобилями, беспокоился по поводу оценок и экзаменов.
Он унаследовал странную улыбку отца и приятную внешность матери. Все, кто его знал, считали Рикки отличным парнем. Если кто-то просил у него помощи, он делал все, что было в его силах. Вот только в Боснию ему ехать не следовало.
Школу он закончил в 1994 году и осенью поступил в Гарвард. Зимой, из телевизионных новостей о войне в Боснии Рикки впервые узнал о жестоких этнических чистках и страданиях беженцев. И проникся желанием им помочь.
Мать умоляла его остаться в Штатах: если ему хочется успокоить свою социальную совесть, дело найдется и здесь, сколько угодно. Однако увиденные по телевизору разграбленные деревни, плачущие сироты и черноглазые беженцы подействовали на Рикки слишком сильно. Он хотел в Боснию. Отец, сделав несколько звонков, выяснил, что организация, в которую следовало обратиться Рикки, называлась Управлением Верховного комиссара ООН по делам беженцев (УВКБ) и имела большой офис в Нью-Йорке. Рикки упросил родителей, чтобы те разрешили ему поработать на нее хотя бы одно лето, и отправился в Нью-Йорк выяснить условия приема.
Было начало весны 1995 года; гражданская война, в результате которой прежняя федеративная Югославия развалилась на части, шла уже три года. УВКБ работало в Боснии в полную силу, тамошний штат его состоял из четырехсот представителей разных стран и нескольких тысяч завербованных на месте сотрудников. В нью-йоркском офисе с Рикки разговаривали доброжелательно, но без особого энтузиазма. Существуют определенные процедуры, месяцы бюрократических проволочек, множество анкет, которые придется заполнить, а поскольку в сентябре Рикки должен вернуться в Гарвард, его, скорее всего, ожидает отказ.
Когда расстроенный этим разговором молодой человек спускался в лифте, ему улыбнулась средних лет секретарша.
– Если вы действительно хотите помочь, отправляйтесь в Загреб, в региональный офис, – сказала она. – Они берут людей прямо на месте. И порядки там не такие строгие.
Хорватия была не так давно частью Югославии, однако отделилась от нее и превратилась в независимое государство. В ее столице Загребе располагались представительства множества международных организаций, в том числе и УВКБ.
После долгого телефонного разговора с родителями Рикки получил ворчливое согласие и через Вену вылетел в Загреб. Однако и там его ждал неблагоприятный ответ: Управлению Верховного комиссара требовались лишь постоянные сотрудники.
– Обратитесь в какую-нибудь из неправительственных организаций, – посоветовал, желая помочь Рикки, региональный инспектор. – Их люди встречаются тут рядом, в кафе.
Помощь бедствующим – это целая индустрия, а для множества людей и профессия. Помимо ООН и правительственных организаций ею занимаются и неправительственные организации. В Боснии их работало больше трех сотен: “Спасти детей”, “Накормить детей”, “Врачи без границ”… – и все они обосновались в Загребе.
Рикки отыскал нужное кафе и заказал кофе. Часа два спустя в кафе вошел бородатый мужчина с внешностью водителя-дальнобойщика и заказал кофе и коньяк. По его выговору Рикки решил, что родом он из Северной или Южной Каролины. Рикки представился.
Ему повезло. Джон Слэк занимался доставкой и распределением гуманитарной помощи, поступавшей от небольшой американской благотворительной организации, которая называлась “Хлебá и рыбы”. Ее совсем недавно основал один телепроповедник из Чарльстона, штат Южная Каролина.
Джон Слэк слушал Рикки с видом человека, все это уже много раз слышавшего.
– Грузовик водить умеешь, сынок?
– Да.
Это было не совсем правдой, однако Рикки полагал, что большой грузовик в управлении мало чем отличается от джипа.
– Карту разбираешь?
– Конечно.
– А жалованье хочешь большое?
– Нет. У меня есть деньги, от деда.
У Слэка заблестели глаза:
– Так тебе ничего не нужно? Просто захотел помочь?
– Да.
– Ладно, ты принят. Дело у нас небольшое. Я закупаю еду, одежду, одеяла, ну и все остальное в Австрии. Везу грузовиком сюда, в Загреб, заправляюсь, а потом еду в Боснию. База у нас в Травнике. Там тысячи беженцев.
– Годится, – сказал Рикки. – Свои расходы я буду оплачивать сам.
Слэк допил остатки кофе, прикончил коньяк.
– Поехали, малыш, – сказал он.
Грузовик оказался десятитонным немецким “ганомагом”, Рикки успел освоиться с ним еще по пути к границе. Сменяя друг друга за рулем, они добрались до Травника – на это ушло десять часов, так что на стоявшей на самой окраине города базе “Хлебов и рыб” они появились уже около полуночи.
Слэк бросил Рикки несколько одеял.
– Переночуешь в машине, – сказал он. – Завтра что-нибудь тебе подыщем.
Деятельность “Хлебов и рыб” и вправду особым размахом не отличалась. У организации имелся еще один грузовик, на котором до крайности немногословный швед собирался отправиться на север за очередными припасами; небольшой барак, обнесенный хилой изгородью; крошечная контора; сарай для хранения еще не распределенных съестных припасов и штат из трех боснийцев. Были также два джипа “тойота”, на которых и развозилась помощь. Слэк познакомил Рикки со всеми, а к полудню приискал для него жилье в городе, у вдовы-боснийки. Чтобы добираться оттуда до базы и обратно, Рикки купил велосипед, воспользовавшись наличными, которые хранились у него в поясе.
Пояс привлек внимание Джона Слэка.
– Если не секрет, сколько у тебя там?
– Тысяча долларов, – ответил Рикки. – На случай чрезвычайных обстоятельств.
– Ты ими особенно не размахивай, а то как раз в такие обстоятельства и попадешь. Здешние ребята на эти деньги смогут целое лето отдыхать.
Рикки пообещал держаться скромно.
Почтовой службы, как он вскоре обнаружил, в Травнике попросту не существовало. Джон Слэк сказал ему, что любой водитель, направляющийся в Хорватию или Австрию, сможет отправить оттуда его письма и открытки. Рикки быстро нацарапал на почтовой карточке несколько слов, и швед повез ее на север. Мать Рикки получила открытку неделю спустя.
Травник был некогда процветающим городом, в котором мирно жили сербы, хорваты и боснийские мусульмане. Об этом напоминали теперь лишь уцелевшие храмы: католический собор депортированных хорватов, православный – также депортированных сербов и с десяток мечетей. Мусульмане с недавних пор одни теперь и именовались боснийцами.
С началом гражданской войны триэтническая община, в полной гармонии существовавшая многие годы, развалилась. По мере того как по стране один за другим прокатывались погромы, всякое доверие между представителями разных национальностей полностью испарилось. Сербы ушли на север, к нависавшей над Травником горной гряде Влашич и дальше, в Баня-Луку. Хорватам также пришлось уйти, большая их часть обосновалась в пятнадцати километрах от Травника в городе Витез. Так образовались три моноэтнических оплота, в которые стекались беженцы соответствующих национальностей.
Когда Рикки оказался в Травнике, город подвергался безжалостным артиллерийским обстрелам с сербских позиций в горах. Лишенные доступа к окружающей город сельской местности, а стало быть, и к источникам продовольствия, беженцы, число которых втрое превышало местное население, могли выжить только за счет помощи со стороны. Вот тут-то и требовалась помощь “Хлебов и рыб” и десятка других обосновавшихся в городе неправительственных организаций.
Два больших джипа, вмещавшие до четверти тонны груза каждый, развозили его по дальним селам и деревушкам, которые нуждались в нем больше, чем Травник. Рикки с радостью согласился сесть за руль одного из них и доставлять мешки с едой в горы на юге.
Рикки был счастлив. Он занимался тем, ради чего приехал сюда. Его трогала благодарность, с какой крестьяне отдаленной деревни, уже пять дней не видевшие еды, и их большеглазые дети принимали мешки с пшеном, порошковым молоком и суповыми концентратами. Он не мог произнести ни слова на сербскохорватском, общем для всей Югославии языке, ни на его боснийском диалекте и ничего не понимал в местной географии. Поэтому Джон Слэк назначил в напарники Рикки одного из местных боснийских сотрудников миссии, молодого парня по имени Фадил Сулейман. Он довольно сносно говорил на выученном в школе английском и исполнял при Рикки обязанности гида, переводчика и штурмана.
За четыре недели апреля и две мая Рикки отправил родителям шесть писем и открыток.
В начале третьей недели мая он остался на базе за главного. У Ларса, так звали шведа, на горной дороге Хорватии отказал двигатель. Джон Слэк взял один из джипов и отправился ему на помощь.
Тут-то Фадил Сулейман и обратился к Рикки с просьбой.
Как и тысячам других обитателей Травника, Фадилу пришлось покинуть свой дом. Он объяснил, что семья его жила на ферме, стоявшей на склоне гряды Влашич. Ему отчаянно хотелось узнать, осталось ли хоть что-нибудь от этой фермы. Короче говоря, нельзя ли ему впервые за три года навестить родной дом?
Рикки с удовольствием отпустил бы его, однако дело к одному только отпуску не сводилось. Добраться до места по размытым весенними дождями горным дорогам можно было только на внедорожнике. А это означало, что Фадилу пришлось бы отдать второй джип.
Рикки колебался. Он очень хотел помочь боснийцу, но насколько безопасны нынче горы? Не так давно там повсюду шныряли сербские отряды, обстреливавшие Травник.