– Понятия не имею. Будь у него хоть капля здравого смысла, наверное, убрался бы отсюда подальше.
Ван Ренсберг рассмеялся:
– И правильно сделал бы. – Он взглянул на часы. – Одиннадцать. Я отвезу вас на пропускной пункт на перевале. Полиция Сан-Мартина высылает “лендровер”, чтобы забрать вас и доставить в отель.
Они ехали через поместье, когда рация майора издала щелчок. Тот выслушал сообщение сидевшего в подвале особняка оператора. Сообщение ему понравилось. Отключив рацию, майор указал на горную гряду:
– Люди полковника Морено обнаружили стоянку американца. Брошенную. Похоже, вы были правы. Думаю, он увидел достаточно и смылся.
Макбрайд различил вдали ворота и белые хижины поселка.
– Расскажите мне о работниках, майор. Сколько их? Как вы их набираете?
– Их около тысячи двухсот. Это все нарушители закона. У нас здесь исправительный лагерь, мистер Макбрайд.
– А охрана, персонал поместья?
– Тут дело другое. Мы все – наемная рабочая сила. Каждый, кто работает в пределах стены, окружающей особняк, там же и живет. Когда наш наниматель здесь, за стену никто не выходит. Только охранники в форме да несколько командиров вроде меня. Прислуга – никогда.
– А не может посторонний проникнуть в поместье под видом работника?
– Нет. Управляющий поместьем каждый вечер приезжает в поселок, чтобы отобрать работников на следующий день. Отобранные сходятся к воротам на восходе солнца, после завтрака, и их проверяют, по одному. Сколько их требуется, столько и пропускают.
– И сколько же?
– Около тысячи каждый день. Двести остаются в поселке. Больные, уборщики, повара.
Снова защелкала рация. Ван Ренсберг, выслушав через наушники сообщение, нахмурился.
– Что значит “распсиховался”? – спросил он. – Ладно, скажите ему, чтобы успокоился. Буду через пять минут.
Он снял наушники.
– Отец Висенте, наш священник. От чего-то паникует. Придется заехать к нему.
Слева показался ряд батраков, махавших под яростным зноем тяпками и мотыгами. Несколько голов на краткий миг поднялось взглянуть на проезжавшую мимо машину. Худые лица, кофейно-карие глаза под соломенными шляпами. Впрочем, глаза одного из батраков были голубыми.
Отец Висенте, пузатый коротышка в не слишком чистой белой сутане, подпрыгивал от нетерпения на верхней ступеньке церковной лестницы.
– Скорее, полковник, – выпалил он и ринулся внутрь.
Двое мужчин выбрались из машины, взбежали по ступеням и последовали за ним.
Покрытая пятнами сутана пронеслась по центральному проходу, миновала алтарь и приблизилась к ризнице. Отец Висенте театрально распахнул ее дверь.
Они заглянули внутрь. Батрак лежал там, где его и обнаружил священник. Запястья батрака были обмотаны клейкой лентой, лодыжки тоже, широкая полоса ее закрывала рот. Глаза при появлении ван Ренсберга наполнились ужасом.
Южноафриканец, наклонившись, содрал ленту со рта:
– Какого дьявола ты тут делаешь?
Батрак испуганно залепетал объяснения, священник пожал плечами:
– Он говорит, что ничего не знает. Вчера ночью заснул, проснулся здесь. Голова очень болит, он ничего не помнит.
Батрак был раздет до трусов.
– Скажите, пусть лучше вспомнит хоть что-нибудь, – рявкнул священнику ван Ренсберг.
Священник перевел.
– Майор, – сказал Макбрайд, – давайте по порядку. Как его имя?
Отец Висенте уловил смысл сказанного:
– Его зовут Рамон.
– Где его хижина? – спросил американец.
Последовал обмен фразами на местном испанском.
– В трехстах метрах отсюда, – сообщил священник.
– Может быть, стоит туда заглянуть? – сказал Макбрайд.
Он вытащил из кармана складной нож и разрезал ленту на запястьях и лодыжках батрака.
Освобожденный от пут батрак отвел ван Ренсберга с американцем на свою улочку, показал им хижину, однако внутрь заходить не стал.
В хижину вошел ван Ренсберг, за ним Макбрайд. Ничего интересного они там не обнаружили, если не считать комка ваты, найденного американцем под нарами. Американец понюхал вату и протянул ее майору.
– Хлороформ, – сказал Макбрайд. – Его вырубили во сне. Бедняга, скорее всего, ничего и почувствовать не успел. Он не врет.
– Да на какого черта это было нужно? – спросил южноафриканец.
– Вы, помнится, говорили об ошейниках с бирками? На Районе такого нет.
Смысл услышанного дошел до ван Ренсберга мгновенно. Он вернулся к стоявшему на площади “лендроверу” и отстегнул от приборной доски портативную рацию.
– Чрезвычайная ситуация, – сообщил он оператору. – Включить сирену, сигнал – побег заключенного. Затем по трансляции приказать всей охране собраться у главных ворот.
Через секунду над мысом пронесся протяжный вой сирены. Следом послышался голос оператора:
– Всей охране собраться у главных ворот. Повторяю, всей охране собраться у главных ворот.
Дневная смена состояла из шестидесяти охранников, остальные отдыхали в казармах. На призыв откликнулись все.
Ван Ренсберг проехал на джипе сквозь ворота, подождал, пока охранники соберутся, и влез с мегафоном в руках на капот.
– В поместье проник посторонний, – сказал он. – Переодет работником. Он даже похитил ошейник и бирку. Дневной смене – собрать и пригнать сюда всех работников. Без исключения. Остальным обыскать все сараи, конюшни, мастерские. Любого человека в рабочей одежде, который попытается бежать, пристреливать на месте. Начинайте.
Сотня мужчин растеклась по территории поместья.
О том, что Макбрайду предстояло уехать, ван Ренсберг уже забыл. Он больше не обращал внимания на сидевшего в задумчивости американца. А тот думал об объявлении, приколотом к двери церкви. Оно гласило: “OBSEQUIAS POR NUESTRO HERMANO PEDRO HERNANDEZ. ONCE DE LA MAÑANA”.
Испанского человек из ЦРУ толком не знал, однако смысл объявления понял: “Похоронная служба по брату нашему Педро Эрнандесу. В одиннадцать утра”. Видел ли это извещение Мститель? Понял ли смысл увиденного? В десять пятьдесят священник должен был открыть ризницу и обнаружить там батрака. Почему же было не привязать Района к нарам, где его до заката никто бы не нашел?
Майор переговаривался с механиками аэродрома.
– Что с ним такое? Мне нужно, чтобы он мог подняться в воздух. Поторопитесь!
Майор отключил рацию, выслушал Макбрайда, смерил его свирепым взглядом и прорычал:
– Ваш земляк просто-напросто совершил ошибку. Дорогостоящую ошибку – она будет стоить ему жизни.
Прошел час. Первые колонны рабочих подходили к воротам поселка. Стояла уже середина дня. Зной лупил Макбрайда по голове, точно кувалдой.
Переминавшаяся у ворот толпа все росла. В 13.30 началась проверка бирок. Когда последний из батраков ушел в поселок, начальник проверявших их охранников сообщил:
– Одного не хватает.
Ван Ренсберг подошел к его столу, заглянул через плечо.
– Номер пять-три-один-ноль-восемь.
– Имя? – спросил майор.
– Рамон Гутьеррес.
– Спустить собак, – приказал ван Ренсберг.
Тот, кого все искали, находился в самой середине поместья – бежал между рядами укрывавшей его с головой кукурузы. Еще в начале утра он за два часа трусцой добежал от своего рабочего места до окружавшей особняк стены. Расстояние это для человека, привыкшего пробегать половину марафонской дистанции, пустяковое, однако Декстеру приходилось уклоняться от встреч с другими батраками и охранниками.
Декстер добежал до дороги, пересекавшей кукурузное поле, упал на живот, огляделся. Двое охранников катили к главным воротам. Он переждал немного, проскочил дорогу и скрылся в персиковом саду.
Снаряжение, которое Декстер утром взял с собой – положив в холщовую сумку и в трусы, надетые на нем под свободными и длинными трусами, – он уже почти израсходовал. Все, что у него осталось, – это водонепроницаемые часы на запястье и пояс с прикрепленным к нему сзади ножом. В плоских карманах пояса лежала клейкая лента и все остальное.
Впереди послышалось журчание воды. Декстер добрался до потока, остановился и отступил шагов на двадцать. Здесь он разделся, оставив на себе только пояс и нижние трусы.
Со стороны полей сквозь давящий, цепенящий зной донесся лай собак. Как ни слаб дующий с моря бриз, псы учуют его запах через несколько минут. Декстер проделал все необходимое аккуратно, но быстро, потом отошел к потоку, скользнул в него и понесся по течению.
Несмотря на уверения, что собаки ни за что его не тронут, ван Ренсберг, ехавший по главной дороге от ворот в глубь поместья, закрыл в джипе все окна.
За джипом катил грузовичок с кузовом в виде стальной клетки и помощником старшего псаря за рулем. Сам старший псарь сидел рядом с майором в “лендровере”. Он-то первым и услышал, что псы перешли с басовитого лая на возбужденное тявканье.
– Они что-то нашли, – воскликнул псарь.
Ван Ренсберг разулыбался:
– Где?
– Вон там.
Макбрайд сидел, ссутулясь, сзади и радовался, что его защищают борта и стекла машины. Он не любил злых собак.
Псы действительно что-то нашли, однако в голосах их звучала скорее боль, чем возбуждение. Южноафриканец, повернув к персиковому саду, увидел всю свору. Псы вились посреди дороги вокруг кипы окровавленного тряпья.
– Загоните собак в машину, – крикнул ван Ренсберг.
Старший псарь выбрался наружу и посвистел, призывая собак к порядку. Те, не протестуя, но все еще повизгивая, попрыгали в грузовичок, где их и заперли. Только после этого ван Ренсберг и Макбрайд вылезли из джипа.
– Значит, вот где они его сцапали, – сказал ван Ренсберг.
Псарь, озадаченный поведением доберманов, подобрал окровавленную рубаху, поднес ее к лицу и тут же отдернул.
– Острый перец, – воскликнул он. – Молотый зеленый чили. Тут им пропитано все. Неудивительно, что бедняги визжат. Не от волнения – от боли.
– Когда у них восстановится нюх?
– Ну, не сегодня. Может быть, завтра.
Они нашли штаны, также густо посыпанные чили, соломенную шляпу, даже эспадрильи. А вот ни тела, ни костей не было – ничего, кроме окровавленной одежды.