Ванек не должен был лезть в радиоэфир: у нас были обычные портативные «болтушки», и переговоры по ним перехватывались очень легко. Мы с Винтом планировали до определенного момента сохранить интригу, но, похоже, словоохотливый керчанин так обрадовался тому, что сбил вражеский вертолет, что запорол нам всю конспирацию.
– Бро, скажи мне быстро: как по-турецки будет «конченый дебил» или «гребаный пидарас»? – вновь раздался в рации голос Ивана.
– Чего?! – искренне удивился я такому вопросу. – Тебе зачем?!
– Да я тут с местными общаюсь. Они по-русски не понимают, я по-турецки не волоку, а по-английски знаю только «фак ю» и «санава бич».
– Где ты с местными общаешься? – насторожился я.
– На соседней волне, – совершенно простецки ответил Ванек.
Я тут же переключился на соседнюю волну и услышал голос Болтуна:
– Короче так, уроды, ща вам мой командир переведет на ваш ослиный язык, раз вы по-русски не понимаете. Ваш гребаный вертолет сбил я, Иван Тихий, житель Керчи – загондошил его ракетой из РПГ. Это вам месть за Романа Филиппова и Олега Пешкова, убитых вами в Сирии! Ваши два пилота за наших двоих, ясно?! Бро, переводи!
– Хепиниз олексезиниз, аиленизин интикамини алмая гелдик! – угрожающе пророкотал я, пытаясь придать голосу как можно больше трагичности. Дословно моя фраза означала следующее: вы все умрете, мы пришли мстить за своих родственников!
В ответ я услышал длинную тираду, в которой меня и Ванька проклинали до третьего колена, материли по-всякому, желали смерти и обещали вступить с нами в неестественную половую связь.
– И че, все?! Так коротко?! А ты слово в слово перевел? – вклинился в разговор Ванек.
– Почти, – уклончиво ответил я и вновь потребовал: – Вали с эфира! И возвращайся к точке сбора!
– Яволь, мой генерал!
Я посмотрел по сторонам. Черные клубы жирного дыма поднимаются высоко в небо, десятки, если не сотни зданий объяты пламенем, которое стремительно разносится вглубь жилых кварталов. В огне постоянно что-то взрывается и грохочет. Позади методично, как хронометр, отсчитывающий секунды, бьет пара минометов. Мины перелетают через нас и, падая на вершине холма, там, где располагался форт, взметают вверх султаны земли вперемешку с огнем и дымом.
Справа Миха азартно стреляет короткими очередями по мельтешащим в дыму человеческим фигурам, слева Анзор и Саша, укрывшись за бетонными блоками, перестреливаются с кем-то на той стороне рыночной площади. Гарик помогает какой-то старухе с детьми покинуть простреливаемое пространство, прикрывая их своим щуплым подростковым телом. Огонь, подобно лаве, вытекающей из жерла вулкана, разливается по округе, поглощая все новые постройки на своем пути.
И над всем этим ужасом развевается флаг Королевства Нидерланды и Верка Сердючка веселым голосом орет о том, что все будет хорошо:
Хорошо! Все будет хорошо!
Все будет хорошо, я это знаю!
Хорошо! Все будет хорошо!
Ой, чувствую я, девки,
загуляю до субботы точно…
Слабоумие и отвага! День будет долгим и тяжелым…
– Гарик, Анзор, остаетесь здесь, держите улицу. Керчь, Санек, Михаил – в машину, надо очистить пару кварталов, – приказал я.
Достал из разгрузки ракетницу и выпустил в небо несколько красных ракет. Это был сигнал для греков, которые управляли захваченным прогулочным теплоходом толстяка Барака, и для группы Хохла. Теплоход должен был сняться со своей стоянки и уйти вдоль берега на запад, а танки под командованием Петровича сейчас начнут утюжить порт и стоящие там военные корабли. Возможно, теплоходу удастся в этой суматохе уйти незамеченным и спасти людей, находящихся на его борту.
Глава 10
Мы с Ваньком сидим в засаде. На другой стороне дороги сразу начинается подъем в гору. Улицы с относительно новыми многоэтажными домами карабкаются вверх, деревьев там почти нет, потому и не очень уютно в этих дворах. Дома характерно турецкие, с дровяными печками для выпечки хлебных изделий на каждом балконе, и это не самоделки, их устанавливают централизованно, во время возведения зданий. Турки очень любят свежеиспеченный хлеб, по факту они едят только свежую выпечку. Найти в турецких магазинах вчерашний хлеб так же трудно, как увидеть на улицах Грозного мужчину в шортах и с рюмкой водки.
Самые новые дома строят из современных материалов, используя в большом количестве стекло и нержавеющую сталь. Высотой они не выше трех – пяти этажей, а стройплощадки для них заранее выравнивают, выгрызая экскаваторами (наверняка еще и взрывчатку используют) часть скалы. Эту технологию увеличения горизонтальных площадей под строительство я видел и в других странах, но мне кажется, что она слишком уж трудозатратна и не всегда целесообразна, к тому же получается так, что окна задней части дома всегда выходят на вертикальную скалистую стену и вид из них, мягко говоря, не радует глаз. Хотя в подобных квартирах, наверное, радуется не глаз, а кошелек владельца. Тем более что цена квадратных метров здесь гораздо ниже, чем у нас в России на черноморских курортах… Была!
Все это осталось в далеком прошлом. И цены на квартиры, и поездки в Турцию несколько раз в год по горячим путевкам – все в прошлом! Нормальная, безопасная, сытая жизнь – все в прошлом!
Снаружи, за бетонными стенами полуразрушенного трехэтажного дома разухабистые песни Верки Сердючки наконец смолкли. Последний трек «Чита дрита» прозвучал восемь раз подряд. Про себя я загадал: если он повторится десять раз подряд, то я психану и пристрелю керчанина, ведь именно он создавал музыкальный трек-лист. Но где-то там наверху, решили, что Ваньку еще рано к ним, и после восьмого повтора Сердючка заткнулась.
– Наконец-то, – обессиленно простонал сидящий в соседней комнате Ванек.
– Что ж ты эту композицию закачал так много раз? – спросил я.
– Еще раз повторяю: не закачивал я ее столько раз. Наверное, просто кассету зажевало, вот и повторяло.
– Ага, точно, кассету зажевало, – раздраженно хмыкнул я. – В цифровом носителе – кассету зажевало.
– Да, между прочим, у моего крестного как-то новая магнитола глючила и какие-то треки тоже по много раз повторяла. Так что в жизни всякое бывает.
– Ну, если у твоего крестного подобное было, тогда ладно, – обреченно вздохнул я.
У Ванька Тихого, по прозвищу Болтун и Керчь, были две страсти, хотя я бы, скорее, их назвал так – два пунктика-тараканища в голове. Первая – это рассказы о самом лучшем городе на Земле, городе-герое Керчь, причем Ванек именно так чаще всего и начинал свои рассказы: город-герой Керчь. Вторая – это рассказы про самого замечательного и авторитетного жителя самого замечательного города на Земле, его крестного.
Чем же был замечателен этот самый крестный? Отвечу: всем! Второго такого человека, как, собственно говоря, и города, на планете Земля просто не было. Крестный Ванька был самым умным, самым сообразительным, самым авторитетным, он знал всех и вся, он бухал и знался с политиками, знаменитыми певцами, спортсменами и так далее. Вы, наверное, хотите знать, кем же был крестный Болтуна? Возможно, вы предположите, что крестный был мэром Керчи? Или он был знаменитым деятелем культуры? А может, он был знаменитым спортсменом?
Нет и еще раз нет! На все мои предположения Иван лишь презрительно кривил губы и отвечал: мол, кто все эти мэры, спортсмены и деятели культуры – и кто его крестный! Они даже рядом с ним не стояли по степени важности и авторитетности! Крестный Ивана Тихого был потомственным таксистом! Вот так!
После Верки Сердючки неожиданно запел свой хит «Голубая луна» дуэт Моисеева и Трубача.
– Керчь, а эта хитяра откуда? Или ты решил турок запугать дуэтом двух заднеприводных?
– Бро, да откуда я знаю? Еще раз тебе повторяю: я только первые двадцать треков прослушивал, остальные накидал из того, что было под рукой, лишь бы русские исполнители были.
– Понятно, – хмыкнул я. – Ладно, готовь заряды.
Мы с керчанином разместились на третьем этаже частично обрушенного заброшенного жилого дома. Позади нас, метрах в трехстах, была та самая рыночная площадь, где стоял минарет с голландским флагом на вершине и доносились из динамиков русские песни. После того как Иван сбил вертолет, обматерил в эфире турецких вояк и вызвал их на стрелку, я понял, что прежний, склеенный на коленке Винтом план пошел псу под хвост.
Изначально моя группа должна была устроить массовый поджог, который блокирует две из трех улиц, и держать под контролем третью улицу. Причем делать это мы должны были по возможности тише, то есть не орать в эфире, что все турки – гондоны, а их «отец нации» Ататюрк – вшивый козел, не сбивать вертолеты и не забивать стрелку всей турецкой нации. Но получилось так, как получилось. Турков обхаяли, разозлили, стрелу им забили! Слабоумие и отвага в чистом, концентрированном виде!
Помогая керчанину снаряжать выстрелы к РПГ, я продолжал наблюдать за обстановкой снаружи. Минометы продолжали выпускать мины в сторону форта. Несколько снарядов попали во что-то горючее и взрывоопасное. На территории форта что-то сильно горело и периодически взрывалось. Это было очень хорошо. Мислав – молодчага, видно, что за плечами у здоровяка есть определенный опыт обращения с минометами.
Танки под командованием Хохла тоже отличились. Правда, на данный момент, а именно спустя пятнадцать минут после начала стрельбы, слышалось рявканье только одной танковой пушки. Но те первые выстрелы, оказавшиеся для тусующихся в порту турок громом среди ясного неба, произвели просто оглушительный эффект. Ну еще бы, только представьте: сидите вы на раскладном стульчике, слушаете, как в микрофон пафосно орет патриотические кричалки бородатый мужик в армейском френче, по соседству сидят такие же богатые и представительные беи, как вы, на небе светит солнышко, погода теплая, вам хорошо и сыто.
И тут вдруг – ба-бах! – и в капитанскую рубку красавца эсминца неожиданно влетает 120-миллиметровый снаряд! А потом две танковые пушки начинают шмалять по кораблям, стоящим в порту, со скоростью перезарядки орудия.