– Скинь куртку, обработаю тебе царапины, – приказал я девушке.
Вита, не споря, покорно сняла куртку и жилет с подсумками. Я обработал все синяки и ссадины антисептиком, те, что кровоточили, залепил пластырем. Девушка спокойно сидела, глядя в окно. Изредка она вздрагивала и морщилась, несколько раз мне показалось, что она даже немного поскуливала, закусив нижнюю губу. А потом она как-то в один миг сникла и затихла, как будто уснула.
– Сильно больно? – тихо спросил я.
– Наоборот, – севшим голосом прошептала Вита, – у тебя чертовски нежные прикосновения. Историк, может, ты подумаешь, что я какая-то извращенка, но я сейчас вся теку от желания. Черт возьми, я так возбуждена, как будто у меня секса не было больше года. Может, перепихнемся по-быстрому? – совершенно будничным тоном, как будто речь шла о чашке чая, произнесла девушка. – Тут вон и подсобка есть подходящая, – кивнула она в сторону полуоткрытой двери, за которой, похоже, был санузел.
Секс во время боя?! Она совсем, что ли, с ума сошла? Да у нее же вся мордашка от побоев заплыла, как у конченой алкашки! А с другой стороны, секса у меня не было уже больше месяца – с тех самых пор, как перед поступлением в наемники я спустил все сбережения в припортовом борделе на тамошних шлюх и дешевый самогон. Короче, долой сомнения…
– Ну так пошли, чего тянуть, – улыбнулся я, помогая девушке подняться. – А ты хоть сможешь? Как бы рана не открылась.
– Ничего, как-нибудь приспособимся. Где там твой коньяк? А то что за экшен на трезвую?
Я достал из кармана фляжку, протянул ее девушке, и та, приложившись несколько раз, ополовинила содержимое емкости. А там, между прочим, было триста грамм двадцатилетнего коньяка. Остатки алкоголя я допил сам, одним большим глотком. Ух ты, а мир стал краше, да и Вита уже не такая страшная, вроде даже симпатичная, а то, что спереди не хватает зубов, так то и нестрашно!
В санузле были разбитый в крошево унитаз, щербатая кафельная плитка на полу и стенах, небольшая ванна, засыпанная песком, и висевшая на одном кронштейне расколотая раковина. Девушка стянула с себя трусы и поставила одну ногу на край раковины, а я расстегнул ширинку, вытащил возбужденный член и, примерившись, без труда вошел в женское естество. Вита внутри была мокрая и горячая.
Тут же без всяких прелюдий накрыл ладонью грудь, с силой зажав торчащий сосок между пальцев, второй рукой начал придерживать девушку за спину. Двигал тазом быстро и резко, возбудился не на шутку, казалось, член взорвется от напряжения. В какой-то момент даже потерял ощущение реальности происходящего, вокруг как будто разлился густой туман, перед глазами поплыли радужные круги, а зрение сузилось до небольшой картинки, в которой был только раскрытый рот Виты. Девушка кусала губы, громко стонала, а в самом конце, когда я с напором таранил ее, приподнимая легкое женское тело над полом, она громко и протяжно закричала, завыла.
Финальную ленточку этого стремительного и сумасшедшего спринтерского забега мы пересекли вдвоем. Перед глазами плыли круги, я поддерживал девушку за попу, сжимая ее ягодицы так, что Вита буквально висела в воздухе на моем члене. Девушка от избытка чувств вцепилась мне в шею зубами и, похоже, прокусила кожу, потому что в месте ее страстного поцелуя жгло, а по спине стекала струйка горячей крови. Не знаю, как Вита, но я, похоже, улетел в космос!
– Тьфу ты! – раздалось где-то за пределами Солнечной системы. Я узнал голос Архипа. – Думал, им помощь нужна, а они тут трахаются! Тоже мне, нашли время! Витка, зараза, все твоему отцу расскажу! Он тебе таких трусулей отвесит!
Глава 14
Знаете, в чем разница между мародеркой и сбором трофеев? Если ты грабишь и забираешь вещи у мирных безоружных жителей, то ты – мародер, а ежели ты застрелил врага и забрал его оружие и обмундирование, то это уже сбор трофеев. То есть то, что сейчас Фома и Архип делили между собой снятую с мертвых турок обувь – это сбор трофеев, а то, что мы разграбили виллу стоматолога и Барака – это чистой воды мародерство, разбой и грабеж.
Но на самом деле все это – чистой воды оправдание самого себя. Хоть в современном уголовном кодексе Российской Федерации и нет статьи за мародерство, но, к примеру, в УК РСФСР такая статья была. Статья 266, которая определяла, что мародерство – это одно из воинских преступлений, выражавшееся в похищении на поле сражения вещей, находящихся при убитых и раненых. Наказывалось лишением свободы на срок от трех до десяти лет. Международным правом мародерство понимается более широко, оно включает также ограбление жителей неприятельской территории и рассматривается как военное преступление международного характера.
А нынче вокруг постапокалипсис, где всем плевать на уголовные кодексы и международные нормы. Но если раньше за подобное тебе влепили бы тюремный срок, ты отсидел бы часть, вышел на свободу по условно-досрочному, и давай дальше грабить и разбойничать, то сейчас пристрелят, и никто особо разбираться не будет.
Или вон как жирдяя Барака – в старые, прежние времена его бы, скорее всего, принудительно лечили, да еще и фильм про него сняли бы. Короче, жил бы себе и особо не страдал. А сейчас его в буквальном смысле на ремни порезали! Вроде времена суровые и жестокие, можно сказать беззаконные, а все равно как-то больше справедливости в мире стало. Нет этой глупой и никому не нужной толерантности и терпимости.
– Нас сразу разделили на небольшие группы. – Фома говорил быстро, торопливо. Здоровяк сидел на земле, примеряя очередную пару ботинок, снятых с убитых. – О, вот эти, похоже, подойдут. Архип, а вот эти я тебе припас. – Бородач протянул пару красных кроссовок пожилому мужчине. – Держи, будешь самым модным стариком на деревне.
– Да ну на фиг, – отмахнулся Архип. – Свои берцы скидывай и мне отдай, а эти красные мокасины под названием «мечта горца» оставь себе!
– Дед, между прочим, это я обувку добыл, так что имею право первой «брачной ночи»! Короче, я их с трупа снял, значит, они мои!
– Слышь, Борода, а ты не охренел, часом? – Архип, сноровисто работая окровавленными пальцами, снаряжал автоматные магазины патронами. – Ты у нас в каком звании? Прапорщик? А я полковник! Так что поумерь свои хотелки и снимай ботинки!
– Дык звезд-то у нас на погонах одинаково: что у меня три, что у тебя три. Но у меня они в ряд, как у генерала, и я прапорщик морской пехоты, а ты полковник войск связи! – заметил здоровяк, нехотя принимаясь снимать ботинки.
– Боец, да я погляжу, ты совсем нюх потерял, – улыбнулся Архип, забирая протянутую ему обувь. – Если уж начали письками мериться, то давай посчитаем количество войн за плечами у каждого – твои три против моих пяти!
– Между прочим, – вклинился в разговор я, – лет пять назад учеными проводились многочисленные исследования о том, как влияет несоответствие во внешнем виде людей на их статус в различных условиях. Так, широко известно исследование, получившее название «Эффект красных кроссовок», проведенное специалистами Гарвардского университета. Результаты его были просто ошеломительные: человек, обладающий неформальными элементами в одежде, имеет больший успех у работодателей при собеседовании или непосредственно на рабочем месте. А если короче, то из вас двоих именно Фома в красных кроссовках выглядит как начальник, а ты, пан Архип, уж не обижайся, но больше похож на сантехника из ЖЕКа.
– Историк, а ты вообще молчи! Ты в армиито хоть служил? – презрительно скривился полковник войск связи.
– Служил срочную, – лыбясь во все зубы, ответил я. – Дембельнулся сержантом. И что? Сейчас-то какое это имеет значение? Мы сейчас все в одинаковом положении, вернее, я немного в лучшем, чем вы. Я моложе, здоровее и обмундирование у меня лучше. И сейчас я здесь старший, поэтому хватит скалиться и трепаться. Фома, продолжай докладывать, а то мы так никогда Корнилова не освободим.
– Короче, нас сразу разделили на три группы: меня, Архипа, Виту и Косого – в одну сторонку, Корнилова, Винта, бабу его татуированную и Серегу-пулеметчика – в другую сторонку, а остальных (их там, правда, всего двое осталось – Женева и Леха) – в третью сторонку. Мешки на головы нацепили и увезли.
– Не понял. А остальные, – удивился я. – Где тогда Косой, если его здесь нет?
– А Косой, скорее всего, туркам продался, – презрительно сплюнул Фома. – Он им пообещал указать место, где пароход стоит, на котором вы планировали сбежать, а они ему взамен – жизнь, корзину печенья и бочку варенья. Остальные – «двухсотые»!
– Что?! – взревел я. – И фигли ты молчал? Скалишься тут, шутками с этим старым пердуном перебрасываешься, а турки сейчас мчатся к стоянке нашего буксира, на котором сотня баб и детишек?! Керчь, а ну быстро свяжись с Митяем или Гариком, пусть немедленно отходят от берега и идут к той точке, о которой он мне сам рассказывал. Запомнил? Передай слово в слово! – крикнул я Ваньку, сидящему снаружи. – И напомни, чтобы мой кофейный столик не забыли на берегу! Давай в темпе!
– А как же мы тогда эвакуируемся, если Митяй уйдет? – удивился керчанин.
– На пирсе было несколько моторных лодок, мы на них уйдем. Митяй должен был проверить их работоспособность и пополнить запасы топлива, – ответил я. – Уточни: все ли он сделал, как я приказывал? Шустрее, Керчь, шустрее!! – поторопил я помощника.
– Надо выдвигаться. Мы можем еще успеть отца с остальными отбить, – подала голос Вита.
Дочка генерала Корнилова перестала наконец возиться с повязкой. Рана у нее все-таки разошлась и стала кровоточить: не выдержали стяжки из лейкопластыря бешеной тряски суматошного полового акта. Когда я хотел вновь перебинтовать рану, Вита воспротивилась этому, объяснив, что у нее какая-то нездоровая реакция на мои прикосновения – будто бы она сразу же не на шутку возбуждается. Странно, раньше я подобного за своими подругами не замечал.
В итоге Вита сама себе поменяла повязку, но сначала смыла с себя пот и грязь, поливаясь из наполненной дождевой водой бочки. Вода была холодная, девушка тихонько визжала, но терпела. Потом дочка Корнилова раздела несколько подходящих по размеру мертвецов и облачилась в трофейные шмотки. Архип и Фома тоже приоделись, правда, турки, как назло, попадались сплошь низкорослые и щуплые, поэтому на здоровяках трофейные мундиры смотрелись нелепо, в обтяжку. Оружия и боеприпасов собрали много – забили нутро обоих бронеавтомобилей и трофейного грузовика.