– Береги себя, брат.
Шекспир удивленно поднял брови.
– Ты тоже, – тихо ответил он. Шекспир посмотрел, как Уилл направляется к компании Саутгемптона, где ему сразу оказали радушный прием. Затем он перевел взгляд на стоявшую в стороне скамью. На ней сидела и обмахивалась веером никем не замечаемая Френсис, супруга Эссекса.
– Господин Шекспир, как чудесно видеть вас, – произнесла она, когда он подошел, чтобы выказать свое почтение.
Он помнил ее еще девочкой, когда она, дочь сэра Френсиса Уолсингема, которую тот обожал и баловал, красивая, словно куколка, помогала своей матери, леди Урсуле, вышивать и управлять домами на Ситинг-Лейн и в Барн-Элмс. Шекспиру всегда нравилось ее спокойствие, и ему казалось, что в прошлом веке или где-нибудь в другом месте она могла бы стать великолепной матушкой-настоятельницей монастыря.
– Должно быть, прошло лет пять или шесть, миледи.
– Пожалуйста, господин Шекспир, зовите меня Френсис, как в детстве. Так странно, когда вы обращаетесь ко мне иначе.
Шекспир улыбнулся.
– Как пожелаете, миледи.
Ему показалось, что ей нездоровится, она казалась очень бледной и изможденной.
– Вот, – сказала она, – видите, вы даже не способны на такую малость, как моя просьба.
– Тогда вам придется называть меня Джон, а это будет не совсем правильно. Пойдут разговоры.
Она тихо рассмеялась.
– Правда, я об этом не подумала. Интересно, что за сплетня получилась бы? Пожалуйста, сядьте рядом. Вы такой высокий, а я слишком слаба, чтобы стоять. Мне нехорошо. Такая сухость и горечь во рту. У меня перед глазами все время что-то летает, но мой врач говорит, что ничего нет. Господин Шекспир, а вы это видите?
Шекспир сел на скамью, в паре футов от нее.
– Вы имеете в виду пчел, миледи, или птиц? Или бабочек? Может, это мотыльки?
– Нет-нет. Это такие милые существа. У них крошечные свечки в крыльях из шелкового газа. – Она похлопала по скамье рядом с собой. – Хоть мне и нездоровится, господин Шекспир, но у меня ведь не чума. Можете без опаски сесть поближе.
Он пододвинулся ближе.
– Миледи, у меня и в мыслях не было, – сказал он, хотя ее лицо действительно было болезненно бледным и покрыто испариной.
– Да? А вот многие считают, что я больна, хотя это всего лишь испарина из-за летней жары. Если бы у меня была чума, боюсь, я бы уже была в могиле, ибо болею я уже две недели, а от чумы погибают за три дня. – Она отмахнулась веером от того, что, как ей казалось, летает у нее перед глазами. – Видите, они повсюду.
– Что именно, миледи?
– Эти маленькие летающие существа с крошечными огоньками. Вы должны их видеть; милые, правда?
– Я их не вижу, миледи, – медленно произнес Шекспир.
– Что ж, тогда вам повезло, ибо, хотя за ними и приятно наблюдать, я нахожу их слишком назойливыми. Доктор Форман говорит, что это – эльфы и дает мне настойки, чтобы прогнать их. – Она замолчала. – Господин Шекспир, вы смотрите на меня так, словно считаете меня безумной.
– Простите меня, миледи. Просто я в некотором замешательстве. Я не вижу этих существ.
– Ладно, не будем больше о них. А что касается чумы, то все комнаты нужно окуривать травами. Ходить из комнаты в комнату с рутой, омывать водой пороги и поливать улицы. – Она улыбнулась, но было видно, что ей это дается нелегко. – Но меня это не тревожит. Я вполне могу заразиться чумой благодаря заботам милорда и моего господина. Знаете, господин Шекспир, это так странно, в прошлом году мы все носили под сердцем дитя. Сестра милорда, Пенелопа, добрая Бесс Трокмортон, а теперь и леди Рэли, чем, конечно, весьма обеспокоена королева, но, кроме того, еще и любовница милорда и моего господина, имя которой мне противно произносить, хотя она сейчас находится здесь, в этой зале. Но почему, скажите мне, именно мой малыш Уолтер прожил лишь несколько дней и умер у меня на руках, а их дети живы? Вам не кажется, что его душа живет в этих летающих существах?
Шекспир не знал, что ответить. Конечно, он слышал о ребенке Рэли и незаконной свадьбе; и о том, что плодовитая Пенелопа также родила малыша, а также о незаконнорожденном ребенке, которого родила любовница Эссекса Элизабет Сьюэлл. Но того, что у Френсис был ребенок и он умер, он не знал.
– Мне очень жаль, миледи. Пути Господни неисповедимы, – только и смог сказать он.
– Да, теперь и я должна последовать за своим малышом и лечь рядом с ним в могилу в День Всех Святых, ибо к тому дню силы меня оставят. – Они помолчали. Шекспиру хотелось утешить ее, но он не знал как. Она несколько раз тяжело и болезненно вздохнула, затем заговорила еще тише, словно хотела сообщить что-то секретное. – Скажите, господин Шекспир, что вы думаете об этих пирушках?
Он напрягся.
– На них интересно бывать, миледи.
– Из-за всего этого мое сердце начинает биться так сильно, что временами мне трудно дышать. Эти пирушки… Надеюсь, мой вопрос вас не смутил.
– Признаюсь, что ничего подобного я прежде не видел.
– Мой отец, будь он жив, очень рассердился бы, узнав о подобных выходках. Молюсь о том, что ни одно слово из услышанного здесь не достигнет ушей Ее величества, ибо боюсь, что она воспримет все это весьма болезненно. Мне не нравятся эти обезьяны. Они страшные.
– Не могу не согласиться с вами, миледи.
Она снова погладила его руку.
– Все же уверена, что это безобидно. Более преданного подданного королевы, чем милорд Эссекс, не найти. Он не допустит непристойностей.
Шекспир знал, что это не так, но заметил лишь:
– В самом деле, ваш благородный супруг знаменит своей привязанностью и верностью Ее величеству. – Эссекс возник перед ними, словно неповоротливый галеон. Дублет графа из белого шелка с золотыми нитями, богато украшенный бриллиантами, жемчугом и прочими драгоценными камнями, так сиял в свете свечей, что фигуры его супруги почти не было видно.
– Господин Шекспир, надеюсь, графиня хорошо вас развлекает. Мне было приятно услышать, что теперь и вы в рядах моих тайных агентов.
Шекспир встал и поклонился. Правда, он согласился выполнить только одно поручение Эссекса, но сейчас было не время обсуждать подробности.
– Милорд, это большая честь и удовольствие.
– Молодец. И как продвигается расследование? Уже нашли Элеонору Дэйр? Где она высадилась после прибытия из Америки?
– Еще не нашел, милорд. Но надеюсь, что скоро найду. Если она здесь, конечно.
– Что ж, держите меня в курсе. Очень скоро для вас появятся задания поважней. А сегодня просто развлекайтесь. На мой вкус, все это несколько жестко, но моя любимая матушка и сестры так захотели. А я не смею перечить Волчице. Что может сделать мужчина? Если ей хочется обезьян и ведьм, она их получит… – Он рассмеялся и зашагал прочь своей неуклюжей поступью к гостям.
Шекспир смотрел ему вслед и с отвращением размышлял о том, как давно Эссекс начал травить свою супругу.
Глава 12
Этот возмутительный маскарад завершился задолго до полуночи (бессвязно что-то болтающие обезьяны самым неприличным образом оседлали королеву фей), и гулянья переместились из залы в сады и на реку, где при свете смоляных фонарей и ярко пылающих факелов, закрепленных вдоль берега, гости приняли участие в потешных морских битвах на барках и лодках с навесом. Повсюду Шекспир натыкался на группы музыкантов, играющих на виолах, и певцов, исполняющих баллады. В большой зале танцы являли собой буйство гальярд и вольт – танцев, в которых молодые джентльмены высоко подбрасывали своих дам в надежде их поймать.
Шекспир наблюдал за игрой в карты, что шла в боковой комнате. Он выпил очень мало, нужно было сохранять трезвость ума.
Саутгемптон и Ратленд сделали крупные ставки золотом. Саутгемптон выковырял бриллиант из цепи, что висела у него на шее, и положил его в центр стола.
– Это против твоей кареты, Роджер. Переворачиваем карты: у кого высшая, тот и выиграл.
– Очень хорошо, Генри. Только пусть мою карту перевернет какая-нибудь праздная девица.
Пенелопа сделала шаг вперед и перевернула карту, которая оказалась десяткой. Шекспиру подумалось, что сейчас она даже красивей, чем когда он увидел ее в первый раз. Ее глаза казались темней, а волосы светлей.
– Тогда мою карту пусть перевернет Дороти, – сказал Саутгемптон. – Где Дороти?
– Моя сестра отправилась в спальню, – сказала Пенелопа.
– В спальню? Значит, это она праздная девица, а не вы.
– Но я же не сказала, с кем она туда пошла, и разве я говорила, что она отправилась туда спать?
– Черт возьми, тогда я сам переверну карту, и будь я проклят. – Саутгемптон перевернул карту, которая оказалась королем. – Ага, твоя карета теперь моя, Роджер. Девица тебе не помогла.
Шекспир вышел из комнаты. Однажды он слышал, что в Париже Саутгемптон проиграл в теннис пять тысяч фунтов. Говорили, что ему не было жаль денег, больше всего Саутгемптона огорчил тот факт, что его обыграл француз. Бесцельно глядя по сторонам, Шекспир, словно пьяный, споткнулся о дверной порог в дальнем конце залы, когда брал бокал вина с подноса слуги. Тот даже внимания не обратил на очередного пьяного гостя. Выйдя из залы, Шекспир еще раз осмотрелся. У подножия лестницы стоял богато украшенный дубовый сундук, на крышке которого стоял подсвечник с мерцающей свечой. Поставив свой бокал с вином на сундук, Шекспир взял свечу, прикрыл ладонью пламя, чтобы не погасло, и неслышно поднялся по узкой винтовой каменной лестнице. Он был в квадратной башне, где находилась комната, в которой он встретил Фелиппеса, Миллза и Грегори. Несмотря на то что никто не видел, как он сюда поднялся, Шекспир решил на мгновение затаиться, дабы убедиться, что за ним не следят, а затем скользнул в хранилище тайн и секретов.
Среди такого сонма документов и бумаг Шекспиру вряд ли быстро удастся найти то, что ему нужно. Он искал документы, в которых мог оказаться план этого дома и где указывалось бы возможное расположение необходимых ему сведений. Он знал, что у Уолсингема были обширные досье как на Арабеллу Стюарт, так и на графа Эссекса. Нужно было сузить поиски. Если он будет знать, где искать, он сможет вернуться сюда позже.