– Вы здесь ничего интересного не найдете, Шекспир, во всяком случае о колонии.
Рука Шекспира застыла в воздухе.
– Я просто хочу понять, где искать, господин Миллз.
– Не здесь. Тут вы ничего не найдете.
– Полагаю, я сам решу, где искать, господин Миллз. – Шекспир сурово взглянул на Миллза. Их взаимная неприязнь вспыхнула с новой силой. Как он мог заниматься здесь поисками нужных документов, когда рядом человек, который мог предать его и глазом не моргнуть? Он потянулся за бумагами.
Миллз коснулся его руки, чтобы остановить.
– Не нужно, господин Шекспир. Господин Грегори уже подобрал для вас кое-какие документы. – Миллз показал на стопку бумаг на полу. – Вот. Можете взять их с собой и просмотреть в свободное время.
Бумаги с полки уже были у Шекспира в руке.
– Это вам точно не понадобится, – сказал Миллз, забирая у него бумаги. – Это очень старая корреспонденция от Стаффорда из Парижа. Вот, – он снова кивнул в сторону отобранных Грегори бумаг, – вот что вам нужно.
Шекспир стиснул зубы, стараясь сдержать гнев.
Миллз бросил на него вопрошающий взгляд.
– Господин Шекспир, в этом доме в вас весьма заинтересованы. Бэконы постоянно твердят Эссексу, что информация – это власть. Говорят, что вы тот человек, который поможет им получить нужные сведения. – Он невесело рассмеялся. – Понятия не имею, с чего они это взяли.
Шекспир забрал указанные Миллзом бумаги и карты. Сегодня здесь делать нечего. Сесил поставил перед ним невыполнимую задачу.
Дома в Даугейте Шекспира ждал Джордж Джерико. Он пожаловался, что с уходом Рамси Блэйда и занятостью Шекспира нагрузка сильно увеличилась. Шекспир сказал, что сочувствует, и пообещал, что это временно, поскольку он решил закрыть школу на лето, пока не началась эпидемия чумы. В детской Кэтрин и Джейн занимались шитьем. Когда Шекспир вошел, Джейн спешно поднялась со своего табурета, чтобы уйти. Шекспир подождал, пока она не покинет комнату. Он хотел остаться с Кэтрин наедине. В другие времена он бы обнял ее. Но сегодня он остановился на некотором расстоянии от супруги и заговорил не свойственными себе бодрыми интонациями.
– Ну что, ходила к Беллами?
– Да.
Кэтрин штопала свой лучший киртл. Иголка застыла у нее в руках, не завершив стежка.
– И что?
– И ее там не оказалось. Она у Топклиффа в Вестминстере.
– Это означает, что она была частью замысла, чтобы устроить западню Саутвеллу и заманить в нее тебя.
– Нет, все не так, как ты себе это представляешь. Я считаю, что она стала такой же жертвой, как отец Саутвелл и ее семья. Эти негодяи довели ее до этого. Если она и сделала что-то дурное, то лишь потому, что стала жертвой обмана. Это дело рук Топклиффа.
Выражение лица Шекспира стало напряженным.
– Но откуда тебе знать?
– Вижу, что ты продолжаешь оправдывать этот грязный и продажный совет еретиков.
От неожиданности Шекспир открыл рот. Такого она ему никогда не говорила.
– Такого, значит, ты обо мне мнения?
Она не ответила, продолжив прерванную работу, и уколола палец. Она вздрогнула, но не проронила ни звука. На юбке проступило пятнышко крови. Кэтрин поднесла кровоточащий палец к губам.
– Итак?
– Мне нечего сказать.
– Того, что ты уже сказала, более чем достаточно. Однако мне тоже есть что тебе сообщить. – Его голос зазвучал холодно и по-деловому. – Я закрываю школу, пока не разразилась чума. Мы на несколько дней уедем из Лондона, так что собери вещи. – Он сказал, что они возьмут Джейн, детей покойного господина Вуда – Эндрю и Грейс – и любого из домочадцев, кто пожелает сопровождать их в Стратфорд, где они остановятся у его матери и отца, а он тем временем вернется в Лондон. – Тебе и детям будет безопасней вдали от города.
Она медленно покачала головой.
– Нет, в Стратфорд я не поеду и дети тоже.
Посмотрев на Кэтрин, Джон вдруг подумал, что он ее потерял. Она его презирала; это было очевидно. Она видела в нем еретика, гонителя ее веры и своего врага. Любви не осталось. Совсем.
Он развернулся и вышел из комнаты. В голове пульсировала боль. Слишком много событий для одного дня.
Глава 17
Сквозь боль, в минуты слабых проблесков сознания Роберт Саутвелл понимал, что смерть его близка. В пыточной он находился один, его руки в оковах были привязаны к железному пруту на стене. Ноги ему связали так, что икры касались бедер. Он не знал, сколько он уже здесь. Любой, даже слабый вздох вызывал агонию, словно его грудная клетка была раздавлена, и кровь сочилась прямо сквозь кожу. Его голова безжизненно повисла, касаясь груди, но так ему было трудно дышать, и, задыхаясь, Саутвелл вскидывал голову.
Смерть для него была бы долгожданным избавлением. Он жаждал смерти. А тем временем в Гейтхаусской тюрьме в Вестминстере ожидала разрешения увидеться с заключенным женщина в платье из черного бархата и в завязанном под подбородком белом батистовом чепце поверх длинных темных волос. Так одеваются дамы с положением в обществе.
К ней подошел Пикеринг, смотритель Гейтхаусской тюрьмы. Он был тучным и задыхался после короткой прогулки от дома господина Топклиффа, расположившегося в тени церкви Святой Маргариты. Он остановился в тщетной попытке отдышаться.
– Так, госпожа Шекспир, – прохрипел он, схватившись за грудь из-за приступа кашля. – Я был у господина Топклиффа, и он сказал, чтобы я пустил вас к заключенному.
– Спасибо, господин Пикеринг.
– Но… – Его снова одолел кашель. – Но вам придется заплатить мзду. У меня для него нет еды, и, если хотите, чтобы он поел, нужно заплатить.
– Я дам вам полкроны.
Пикеринг снова зашелся кашлем.
– Марку. Я хочу марку.
Кэтрин поискала кошель и вытащила из него тринадцать шиллингов и четырехпенсовик.
– Вот вам ваша марка, господин Пикеринг. Проследите, чтобы он хорошо поел, и вы получите еще… мзду!
Пикеринг посмотрел на нее и ухмыльнулся.
– Вы точно хотите увидеть его? Это зрелище не для благородной дамы.
– Да, я хочу увидеть то, что вы с ним сделали.
Пикеринг пожал плечами, и все его туловище покачнулось.
– Ну, если таково ваше желание, госпожа, тогда следуйте за мной.
Он шел по темному подземелью, неуклюже шаркая толстыми ногами. Неподвижный воздух был пропитан зловонием нечистот. Стоны доносились из камер, в которых на подстилке из грязной соломы сидели дюжина или больше мужчин и женщин в кандалах. Кэтрин и Пикеринг подошли к пыточной. Тюремщик остановился и взялся за ручку толстой дубовой двери.
– Не многие желают сюда войти, госпожа.
Кэтрин сама открыла дверь. Даже днем в комнате царил мрак.
– Принесите факел, господин Пикеринг.
Вошел Пикеринг со смоляным факелом. Мерцающий свет пламени отбрасывал на стены причудливые тени. Поначалу Кэтрин не могла разобрать, что перед ней, ей показалось, что она попала в ад. Затем ей удалось различить во мраке подвешенное к стене, словно мешок на крючке в амбаре, истерзанное тело.
Она пообещала себе, что не потеряет самообладания и не проявит слабость, что бы ни предстало ее взору; она знала, что отец Саутвелл этого бы не хотел, ибо это означало, что его мучители одержали победу.
– Господин Пикеринг, вы можете опустить его вниз?
– Нет, не могу. Он здесь по приказу Тайного совета и господина Топклиффа.
Кэтрин шагнула к Саутвеллу. Смоляной факел теперь был у нее за спиной, и ее тень скрыла висящую на стене фигуру. Она протянула руку и коснулась его лица. Его глаза были закрыты. Казалось, он не заметил ее прикосновения; он просто не мог пошевелиться. Его тело судорожно пыталось дышать, но его душа давно оставила любое желание глотнуть воздуха или жить. Она отвернулась, сжав зубы, чтобы сдержать охватывающий ее ужас.
– Господин Пикеринг, он на грани смерти. Неужели вы считаете, что Совет и королева желают, чтобы он умер?
Ее слова попали в самую точку, он запаниковал. Пикеринг колебался, словно бы принимая нелегкое решение, затем сунул ей в руки факел и бросился из комнаты настолько быстро, насколько позволяли его толстые ноги, пробормотав:
– Я – за господином Топклиффом.
Кэтрин не могла снять Саутвелла со стены. Она положила факел на потухшие угли светильника и, подойдя к священнику, попыталась приподнять его, чтобы облегчить ему страдания и не дать умереть.
– Мир вам, отче, – прошептала она. – Pax vobiscum!
Ответа не последовало, только слабое дыхание и судороги свидетельствовали о том, что в нем еще теплилась жизнь. Саутвелл был худым и невысоким, но такой хрупкой женщине, как Кэтрин, его было трудно удержать. Однако она словно не замечала этого, подобная ноша ей казалась счастьем.
Топклифф стоял в дверном проеме, в раздражении царапая по полу своей терновой тростью и пуская густые клубы дыма из зажатой в зубах трубки.
– Что это значит?
– Господин Топклифф, он вот-вот умрет. Вы этого хотите?
– Я позволил вам только взглянуть на него, а не помогать ему, госпожа Шекспир. Я хотел, чтобы увиденное стало для вас и прочих папистов примером того, что станет с предателями, которых вы укрываете. И что станет с вами за то, что защищаете их.
– Повторю еще раз: королева и Совет желают, чтобы он умер? Если так, то его должны привести в суд и осудить по какому-нибудь вымышленному обвинению, как это делается в подобных случаях.
Топклифф подошел и оттолкнул Кэтрин, она упала на устеленный грязной соломой пол. Беспомощное тело Саутвелла качнулось и ударилось о стену, но священник не проронил ни звука. Топклифф потыкал его в живот своей тростью с серебряной ручкой, затем повернулся к смотрителю.
– Ты, безмозглый мешок с кишками! Не мог прийти ко мне раньше? Сними его и дай воды. – Он бросил взгляд на Кэтрин. – А вы пойдете со мной.
Кэтрин поднялась.
– Можно мне остаться с ним еще ненадолго?
– Нет.
Пикеринг притащил табурет и забрался на него, чтобы снять кандалы заключенного с металлического прута, за который он был подвешен к стене. Саутвелл с глухим стуком упал на пол, его голова откинулась, и изо рта хлынула кровь. Саутвелл был неподвижен.