– Мне кажется, что вы принадлежите редкому типу людей, вы – хороший человек, господин Шекспир. – Она поднялась с кровати, затем поцеловала его в губы. – Жаль, что мы не встретились в другое время и в другом месте.
Поцелуй был сродни нектару на его пересохших губах. Шекспир заставил вернуться свои блуждающие мысли к вопросу:
– Кто их убил?
– Хотела бы я знать. – Она подняла нож и пошла к двери. Открыв дверь, она быстро обернулась. – Господин Шекспир, вы здесь с добрыми намерениями, но, пожалуйста, так будет лучше для всех – для меня, для вас и Миранды – уезжайте как можно скорее и забудьте о нас. Поверьте, ваши поиски ни к чему хорошему не приведут.
Глава 21
Старлинг Дэй встретила Джона Шекспира в своем доме на Лондон-Бридж привычной радушной улыбкой. Она предложила ему неподслащенного вина, соленую сельдь и хлеб, чему он весьма обрадовался, поскольку из-за спешки не стал завтракать в «Быке и бороне». Старлинг было предложила ему и себя, сказав, что ей нужен мужчина, ибо господин Уоттс в отъезде. Он поблагодарил, но отказался.
– Я для вас слишком толстая, господин Шекспир?
– Вы никогда не были в моем вкусе, госпожа Дэй, ни худой, ни толстой. Я имею в виду как женщина.
– Вы разве не знаете, что в приличном обществе считается дурным тоном отказывать даме?
Он рассмеялся.
– И когда же вы стали дамой?
– Господин Шекспир, вам будет приятно узнать, что вы мне очень нравитесь, несмотря на вашу грубость.
– Но от вас мне нужны сведения, а не постельные утехи.
– Мне есть что вам сообщить, а что вы предложите мне?
– Ну, мои деньги вам определенно не нужны.
– Тогда окажите мне услугу.
– А за эту услугу вы расскажете, где Элеонора Дэйр?
– Нет, господин Шекспир, но я нашла сына ее супруга Анания. Мальчика зовут Джон Дэйр, и он находится на попечении своего дяди, Фоксли Дэйра, брата Анания. Мальчик не поехал в Новый Свет со своим овдовевшим отцом и его новой молодой женой. Ну как, хорошие сведения?
– Возможно. Все зависит от того, виделась ли с ними Элеонора. Расскажите мне, что знаете.
Старлинг широко улыбнулась, довольная тем, что разузнала.
– Вы можете поговорить с господином Фоксли Дэйром сами, сейчас он стоит у позорного столба менее чем в паре фарлонгов отсюда, на углу Клок и Сент-Магнус-Кросс.
– В чем его обвиняют?
– В содомии с гусыней. Его приговорили к семи часам стояния у позорного столба, он там с восьми утра, ему придется несладко на такой-то жаре. Возьмите с собой флягу с элем: дадите ему промочить пересохшее горло, и он расскажет вам все, что пожелаете, даже как звали ту гусыню. Похоже, Фоксли Дэйр хорошо знаком проституткам Саутуарка, он их завсегдатай, так я о нем и узнала. Все пытается набить себе цену, рассказывая, что скоро брата Анания признают умершим и он унаследует его собственность как законный опекун племянника.
Появилась служанка и принесла поднос с едой для Шекспира. Он жадно набросился на сельдь, слизывая жир с пальцев и впиваясь зубами в кусок свежего белого хлеба.
– Вы будто несколько дней не ели, господин Шекспир.
– Так вкусно давно не ел, это точно. Еще один вопрос, госпожа Дэй…
– Да?
– Вы слышали о женщине, которую зовут леди Ле Нев – Корделия Ле Нев? Полагаю, у нее есть некое прошлое, о котором мне хотелось бы узнать.
– Это имя я слышу впервые, господин Шекспир, но разузнаю в Саутуарке, что смогу. А вы будете должны мне еще одну услугу!
Фоксли Дэйр был мужчиной с большим аппетитом. С таким огромным брюхом стоять у позорного столба ему было гораздо тяжелее, чем человеку более стройного телосложения. На помосте, с зажатыми в отверстиях деревянной рамы руками и головой Фоксли простоял уже почти четыре часа, и оставалось еще чуть более трех. Его брюхо было плотно прижато к деревянной раме, а ноги отставлены назад на шесть дюймов, отчего спина и шея Фоксли нестерпимо болели. Боль в зажатой в отверстии шее вызывала настоящую агонию. Кроме того, полуденное солнце жгло так, что его руки и лицо покрылись волдырями, а это грозило и вовсе его прикончить. Прикрепленная к деревянной раме табличка гласила: «Поимел гусыню без обещания жениться». Вокруг собралась толпа из сотни или более зевак, с удовольствием наблюдавших за его мучениями и унижением, смеявшихся над ним, выкрикивавших оскорбления и шуточки, швырявших в него лошадиный навоз, тухлые яйца и подворачивающиеся под руку камни.
Когда подошел Шекспир, солнце нещадно жгло лицо Фоксли, и вероятность, что он может умереть, была весьма велика.
Помощник шерифа стоял рядом с приговоренным, защищая его от чрезмерного выражения неудовольствия толпы.
– Дамы и господа, не бросайте большие камни, – то и дело выкрикивал он, поднимая палец. – Если камень крупнее моего большого пальца, то я запрещаю его бросать, ибо осужденного не к смерти приговорили.
Толпа загалдела еще громче и забросала Фоксли очередной порцией навоза.
Из толпы вышла женщина с уткой в руках, которую она только что купила на рынке, и вытянула руки с птицей так, что клюв утки оказался прямо напротив носа Фоксли Дэйра.
– Поцелуй нас, ну поцелуй, – произнесла женщина, голосом подражая утиному кряканью. Утка забила крыльями, испражнилась на платье своей хозяйки, и толпа взревела от хохота.
Пораженный представшим его глазам зрелищем, Шекспир подошел к помощнику шерифа.
– Я бы хотел поговорить с осужденным. Я здесь по приказу графа Эссекса.
Впечатленный услышанным, а также врученным ему шестипенсовиком, помощник шерифа позволил Шекспиру подойти к деревянной раме поближе. Оказавшись с Фоксли Дэйром лицом к лицу, Шекспир подумал, что теперь его собственный затылок может оказаться новой интересной мишенью для галдящей толпы.
– Господин Дэйр, меня зовут Джон Шекспир. Мне необходимо поговорить с вами.
Глаза осужденного были закрыты, забрызганное грязью лицо покраснело от солнечного ожога. Раскрыв рот, Дэйр хрипло и часто дышал, словно запыхавшаяся от бега собака. У Шекспира с собой была фляга с элем. Он налил небольшое количество в ладонь и поднес ко рту Фоксли.
– Вот, выпейте.
Фоксли коснулся жидкости совершенно сухим, покрытым коркой языком. Сначала медленно, затем все более торопливо он вылакал эль, словно кот молоко. Шекспир несколько раз подливал в ладонь новые порции, пока Дэйр не выпил достаточное количество.
– Теперь вы можете говорить?
– Мне нужна шляпа. Пожалуйста, прикройте меня вашей шляпой или шейным платком.
Шекспир снял свою фетровую шляпу и, как смог, нахлобучил ее на голову Фоксли, прикрыв ему лоб, уши и нос.
– Который час? Полуденный колокол уже прозвонил?
– Скоро прозвонит.
– Еще три часа. Я здесь умру. Мне нужен навоз. Сэр, если вам нетрудно, покройте мое лицо и руки навозом, это защитит меня от солнца. Иначе я долго не протяну.
Большая часть лошадиного навоза с дороги уже была брошена в осужденного и лежала у основания деревянной рамы. Шекспир собрал что смог, и, к величайшей радости толпы, размазал навоз по открытым участкам кожи Дэйра, а зеваки, очевидно, решили, что это часть зрелища. Он налил Фоксли Дэйру еще эля.
– Знаете, господин Дэйр, должен сказать, что, похоже, эта гусыня была весьма недурна, раз она того стоит.
Дэйр мучительно застонал.
– Все это чертовская ложь, сэр. Эти сучки, вшивые сифилитички и мошенницы, эти шлюхи придумали все это, когда я отказался им платить. Я предпочитаю гусей исключительно в жареном виде и на тарелке.
– Что ж, тогда стоило заплатить проституткам.
– С какой стати я должен платить за гонорею? Разделаюсь со всеми ними, дайте только выбраться отсюда.
– Господин Дэйр, я расследую одно дело по поручению графа Эссекса. Мне известно, что вы опекун мальчика по имени Джон Дэйр, сына вашего брата.
– Я не могу говорить, я даже не могу думать. Дайте мне еще эля, сэр, и я поговорю с вами, когда меня освободят из этой адской штуковины.
– Скажите лишь одно, сведения о мальчике верны?
– Да, да, и такого чудесного девятилетнего мальчика вы еще не встречали, но больше говорить я не могу.
Колокола на церкви Святого Магнуса прозвонили полдень.
– Прошло четыре часа, осталось три, господин Дэйр. Я скоро вернусь, а вы тем временем постарайтесь никуда не уходить.
Шекспир вручил помощнику шерифа еще одну монету.
– Позаботьтесь о том, чтобы он не умер. И проследите за тем, чтобы он пробыл здесь до моего возвращения, тогда получите еще шестипенсовик.
До Даугейта было рукой подать. Шекспир повел свою серую кобылу под уздцы, с тревогой размышляя о том, какой прием ему окажет Кэтрин.
В конюшне он отдал поводья конюху, затем направился через пустынный внутренний двор. Из тени появились две фигуры. Макганн и Слайгафф.
– Чтоб вас, вы заставили нас ждать, – раздраженно произнес Макганн.
– Я не могу найти Элеонору Дэйр, сидя дома.
– Как мне кажется, в компании досмотрщика мертвых сделать это не менее затруднительно.
– Макганн, вы за мной следили?
– А сами-то что думаете, Шекспир?
– И что же вы поняли, наблюдая за тем, как я выпиваю в компании своего хорошего друга Джошуа Писа?
– Я понял, что вы свернули с дороги и суете нос в дела, которые вас не касаются.
– Макганн, я сам решаю, что меня касается, а что нет.
– А с чего бы вам беспокоиться о мертвой парочке, которая не имеет никакого отношения к Роаноку или Элеоноре Дэйр? Я вам не дурачок, с которым можно делать что пожелаешь. Я хочу знать, какую игру за мой счет вы затеяли. А еще я хочу знать, куда вы пропали после того, как расстались с Писом, и где вы были.
– Об убийстве я узнал исключительно из разговора с господином Писом. Мы давно условились о встрече. Вы говорите, что смерть Эми и Джо не имеет отношения к Элеоноре Дэйр, но я в этом не уверен.
На плече Макганна лежал петриналь. Он перехватил оружие, и дуло уперлось Шекспиру в лицо. Рядом с Макганном наготове стоял молчаливый Слайгафф.