— Арлетт Свеллоу.
В какой-то мере меня подготовила к увиденному ее реакция, но в любом случае приятного было мало. Запечатленная на второй фотографии девушка была мертва. Снимок сделала полиция, и хотя лицо жертвы не пострадало, с трудом верилось, что перед тобой та же самая девушка. Светлые волосы потемнели, казалось они были грязными и неухоженными еще до смерти. Дерзкий нос странно обмяк и как будто сгорбился, но больше всего изменился чувственный рот. Верхнюю губу рассекла широкая, рваная рана, превратившая ее в подобие незалеченной заячьей губы. Еще один неприятный шрам виднелся на правой щеке. Я прочистил горло.
— Типичная работа с помощью пивной бутылки, — сказал я. Элеонора посмотрела на меня. — Согласен, зрелище не из приятных, но бывает и хуже. Одного моего знакомого ударили бутылкой по лицу, а потом поработали тем, что от нее осталось. После этого парень выглядел пострашнее. Правда, его и прежде нельзя было назвать красавчиком.
Элеонора вздрогнула.
— А я носилась со своими подбитыми глазами и парой сломанных зубов! Бедняжка! У нее всего-то и было, что привлекательная внешность, и вот этот человек разозлился, или напился... и лишил ее всего. И даже не дал обратиться к хорошему хирургу, чтобы тот хоть как-то исправил увечья. Не удивительно, что видя такое в зеркале каждый день, она набралась смелости бросить ему вызов.
— Что на остальных фотографиях? — спросил я. Элеонора облизала губы.
— Ее брат Пит, конечно. Тоже до и после смерти. Они оба погибли в одной дорожной аварии через день после того, как меня... обработали.
— Думаю, девушка по глупости сунула свой нос куда не следует, и Лорка-Сапио застукал ее на этом. Это вполне в духе раннего Сапио: изуродовать женщину так, чтобы ни один мужчина не пожелал взглянуть в ее сторону. Нынешний Лорка не мог позволить, чтобы из углей его зловещего прошлого поднялся призрак с таким лицом и разрушил весь его старательно создаваемый образ, не говоря уже о предвыборной компании. — Я вернул фотографию и посмотрел, как она укладывает ее обратно в конверт. — Теперь понятно, почему он напустил на тебя своих подручных, когда кто-то навел тебя на фамилию «Свеллоу». Посмотрим, что нам скажет мистер Вело.
К высокому зданию на набережной мы подъехали как раз вовремя. Загорелый молодой человек в пестрой спортивной рубашке, опускающейся на сверкающие белые брюки, помог нам выйти из такси и проводил к лифту в конце коридора. У дверей стояли двое столь же небрежно одетых мужчин, но поведение их было далеко не небрежным. Один из них последовал за нами, когда наш молодой сопровождающий провел нас через сверкающее помещение. Мы вышли на крышу, где в кресле-каталке ожидал старик с коричневой от загара кожей. Зеленый пластиковый навес закрывал от солнца столик на троих. Шедший за нами мужчина приблизился к старику и что-то прошептал ему на ухо.
— Если его беспокоит оружие, мистер Вело, готов отдать, — уведомил я. — Мне поручено защищать даму, но уверен, что здесь она в полной безопасности.
Я вопросительно распахнул пиджак, но старик быстро покачал головой.
— Они просто выполняют приказы, — сказал он. После чего сделал мужчине и молодому сопровождающему знак оставить нас. После того, как они ушли, он произнес:
— Так вы Хелм? Известный заодно как Эрик, ха! Из "М", ха! Такое количество трюков, кодов и шифров напоминает детскую игру в пирата Черную Бороду. И с вами стойкая девушка-репортер. Она произвела впечатление на моих солдат, а это сделать не так-то просто. Подойди сюда, девочка. — Элеонора шагнула вперед. Старик протянул руку и костистым коричневым пальцем прикоснулся к слабому шраму на ее губе. — Мне говорили, ты пострадала, но я вижу, залечила раны. Рад, что смог тебе помочь. С тобой поступили нехорошо. Хочешь что-нибудь выпить? А вы, Хелм?
Элеонора сравнила его со стервятником, но ошиблась в выборе птицы. Такие не питаются падалью. Это был хищник, старый и чрезвычайно опасный хищник. Ссохшееся тело тонуло в свободных штанах и рубашке, которые выглядели почти как пижама, а лицо напоминало обтянутый коричневой кожей череп, но в хищно изогнутом носе и полуприкрытых карих глазах по-прежнему таилась угроза. Мы разобрали бокалы, поданные статной девицей с золотистыми волосами в обтягивающих вельветовых штанах. Груди прикрывал — хотя слово это не слишком подходило в данном случае, — кусок вельветовой материи, явно слишком маленький для этой цели.
Мы обсудили совершенный перелет через Гольфстрим" установившуюся прекрасную погоду, виднеющиеся вдали яхты и рыболовный катер Вело, которым он больше не пользовался из-за запрета врачей.
— Ха, этот мне врач, — заявил он. — Однажды я скажу ребятам отнести меня на катер, привязать к креслу, отыскать для меня самого большого в мире марлина, а после того, как я испущу дух, сражаясь с этой рыбой, выбросить ее за борт. Ха, эти мне врачи, которые пытаются сохранить тебе жизнь тогда, когда механизм уже никуда не годится. В мире и так слишком много людей: по крайней мере старикам вроде меня можно позволить, когда настанет час, с наслаждением уничтожить себя и освободить место для других. Мне это поможет сделать большая рыба. Неплохой способ оставить этот мир, ха! Теперь давайте перекусим, а потом поговорим о делах. Помоги мне управиться с этим креслом, девочка. Не вы, Хелм. Я предпочитаю, чтобы меня перемещали симпатичные дамы, ха!
Перед нами разыгрывался спектакль, этот человек изображал отжившего свой век старика, одновременно внимательно наблюдая за нами и делая свои выводы: я нисколько не сомневался, что ему прекрасно известно, зачем я здесь. Нас обслуживала все та же блондинка, балансирующая на пятидюймовых каблуках, и глядя на нее, покорный слуга невольно задавался вопросом: лопнет выдерживающий неравную борьбу лифчик, или повременит? Я заметил хмурый, неодобрительный взгляд, брошенный на меня Элеонорой — женщины всегда воспринимают таким образом естественную реакцию мужчины на естественные возбудители, без которых человечество давным-давно прекратило бы существование. Блондинка с преувеличенной сосредоточенностью склонилась, наливая в мою чашку кофе, едва заметно подмигивая одной из своих невероятных ресниц — внутри безотказно разукрашенного робота все-таки скрывалась настоящая девушка.
— Так, — наконец произнес Джузеппе Вело. — Достаточно, дорогая. Оставь кофе, мы сами о себе позаботимся. Итак, Хелм. Что вам нужно от старого Сеппи Вело?
— Мануэля Сапио, — сказал я.
Глава 20
После моих слов воцарилась продолжительная тишина. Полуприкрытые глаза Вело жестко, в упор смотрели на меня. Внезапно, как будто махнув рукой на меня и на вздор, который я несу, он переключился на Элеонору. Голос его звучал подчеркнуто мягко.
— Нас считают испорченными, злыми людьми, мисс Брэнд, — пробормотал он. — Добропорядочные граждане уверены, что мы в своей жизни занимаемся исключительно тем, что творим зло. Продаем в бордели юных красавиц. Знакомим школьников с прелестями марихуаны, кокаина и героина. Запугиваем честных торговцев и несчастных павших проституток, отбираем заработанное в поте лица. В гольф играем исключительно для того, чтобы провернуть какую-нибудь зловещую политическую махинацию. Если катаемся на лыжах, то за этим скрывается тайное собрание гангстеров и рэкетиров. Если отправляемся на рыбалку, то лишь для того, чтобы разведать потенциальные маршруты доставки наркотиков водным путем.
— Вы хотите сказать, что все это ужасное недоразумение, мистер Вело? — поинтересовалась Элеонора, когда он замолчал.
На губах старика появилась тонкая улыбка.
— Не совсем так, дорогая, но почему-то никому и в голову не приходит, что плохие парни нуждаются в отдыхе не меньше, чем хорошие, и зачастую занимаются спортом просто потому, что это доставляет удовольствие. Злые дела даются далеко не просто, мисс Брэнд, и требуют не меньших усилий и сосредоточенности, чем добрые. — Взгляд холодных карих глаз обратился на меня. — Пример тому деньги и старания, вложенные в человека, которого вы называете Сапио. Сам он теперь предпочитает именоваться Лоркой.
— Знаю, сказал я, — поэтому-то я к вам и пришел, сэр.
— Сейчас я отошел от дел и почти ничего не решаю, — промолвил он. — Все мое влияние осталось в прошлом. Перед вами обыкновенный старик, который сидит на крыше в ожидании смерти. Но я знаю, что от Лорки ждут многого, особенно теперь, когда он достиг таких высот.
— Мистер Вело, думаю, вам стоит предупредить своих коллег, или, если хотите, бывших коллег, что очень скоро они лишатся Лорки.
Глаза Вело сузились.
— Вы выводите его из игры? Сенатора Соединенных Штатов? — Не дождавшись моего ответа, он насмешливо произнес: — Интересно, откуда у вас уверенность, что здесь можно говорить открыто? Что если в этой вазе с цветами спрятан микрофон?
— Я прихватил с собой собственного репортера. Вот она, сидит рядом с вами. Плюньте на свои микрофоны. Скажите, что вы хотите опубликовать, и она опубликует это для вас. Правильно, Элли? — Я немного помолчал и добавил: — Конечно при условии, что вы согласны увидеть на страницах газет весь недавний послужной список Лорки. Сомневаюсь, что вы этого захотите, когда ознакомитесь с ним.
Вело оценивающе поглядел на меня и медленно кивнул.
— Что ж, давайте послушаем. — На то, чтобы изложить всю историю, у меня ушло некоторое время. Начал я с событий на мексиканском побережье, где некогда оставил Лорку, посчитав мертвым, и постепенно дошел до настоящего времени. Когда я закончил, Элеонора встала и налила кофе в чашки — себе и мне. Вело заявил, что ему не разрешают выпивать и одну чашку, не говоря уже о двух. Элеонора вновь села на свое место, и он задумчиво постучал пальцами по стеклянной поверхности стола.
— Вы не упомянули о случившемся с мисс Брэнд, — сказал он. — Это были люди Лорки. Мы впоследствии навели справки на случай возможных жалоб. Никаких жалоб не поступало.
— Неприятности мисс Брэнд не входят в компетенцию моего агентства. К тому же, с вашей помощью она отлично управилась и сама. И еще я не упомянул о девушке по имени Арлетт Свеллоу. В свое время сенатор Лорка, известный тогда как Сапио, усердно поработал над ее лицом. Недавно ее вместе с братом убили, дабы похоронить эту историю. Мы не занимаемся правосудием, сэр. Как любит выражаться мой шеф, невозможно управиться со всеми мерзавцами; если делить людей по этому признаку, трудно провести черту. Но Лорка обернул дело так, что речь идет о том, кто выживет: мы или о