Волох и в самом деле с старому князю прикипел. Ну что ж — души родные. Рубаки, пьяницы да бабники.
— Александров! Два дни тебе на обучение Парашки. Потом доложишь и покажешь.
В палатке у старого князя было домовито. Параша чистила тряпочкой с мелом самовар, Волох щипал тесаком лучину на растопку. Князь, вошедши, сбросил сапоги, стянул чулки, улегся на скрипнувшей под ним кровати. Устал.
— Волох, подай-ка трубку.
— Не чищена. Обождать придется.
— Зачем не чищена?
— Некому было.
— Ну-ка Ваську кликни, я ему наглецу…
— Нету денщика вашего, господин полковник. И не скоро будет.
— На деревню отправился? Мародерствовать? — Князь привстал, раздул щеки.
— Под арестом он.
— Кто посмел?
— Господин майор изволили им по морде дать и арестовать приказали. За неуважение.
— Что за черт? Что ты несешь? Опять без меня пьян?
— С чего ж это я пьян? Не с чего вроде.
— Он, барин, правду говорит, — вступилась за Волоха Параша. — Приезжали до вас со штабу господин майор. Помнилось ему, что Васька честь не так отдал.
— Что?! — Щербатов вскочил, натянул сапоги на босу ногу. — Коня мне! Шпагу!
— И коня нет, — мудрец Волох отложил тесак. — Ковать его отвели.
Нельзя князя таким отпускать, пусть остынет немного. А то ведь сгоряча такое наделает, что и не поправишь.
— Чаю желаете? Сейчас самовар будет.
— Сам пей! Денщика нет, коня нет, один чай есть! Почто майор приезжал?
— Пакет оставил.
— А то ординарца послать не мог. Любит в скважину подглядеть! Где пакет?
— Сидите вы на нем. Помялся небось.
— Волох! Я не пойму: дурак ты или пройдоха?
Волох не спешил с ответом, начал раздувать самовар.
— Поровну, ваша светлость. Однако не пальцем сделан.
— А чем? — не понял князь.
Парашка прыснула в кулак.
— Как раз чем надо.
— Ну и дурак. Пошел вон! Сколько тебе говорил, не дымить самоваром в палатке. И трубку набей.
Князь сломал печати, развернул пакет, пробежал глазами, покачал головой.
— Волох! За Алешкой слетай.
— Парашка слетает. Польза ей будет.
Князь поморщился, потрогал ус. Подумал: что за польза? Лишний раз верхом прокатиться или лишний раз Алексея повидать? Стало быть, две пользы разом. А ведь хитер Волох. Никак не дает наедине князю с девкой остаться.
— Вот что, Алешка. Разведка сообщает — резервный полк на Москву идет. Нам приказ — перехватить. Давыда нет, самим надо управиться. Роту соберем?
— Немногим поболе. Полбатальона почти.
— А у них полк. — Покрутил ус. — Ну да что тут будем думать? Как Суворов сказывал: врага не числом бьют, а умением. Готовь людей, послезавтра выступаем. В самый раз подле Горюнова и перехватим. Место удобное: брод непростой, вязкий, да по флангам болота.
За пологом покашлял Волох, вошел.
— Дозволите взойти?
— Взойди, солнце красное. Чего тебе?
— Так что, ваше благородие, шпиона привели. Сразу повесим или допросить изволите?
— Какого, к черту, шпиона? Откуда он взялся?
— На дороге поймали, прятался там.
— Да говори толком! Как это он там, на дороге, прятался?
— Наш пикет с поста ворочался. Заметили его, окликнули. Он — в кусты, затаился. Ну, ротмистр его за шиворот вытащил. Привесть?
— Ну веди. Одни хлопоты с тобой.
— Вот и я думаю, — проворчал Волох, — проще повесить.
— Тебя, что ли? И, вправду, всем проще станет. Веди.
Привели шпиона. Грязен, худ, заросший бородой до глаз, во французской шинели. Но взгляд смелый, твердый.
— Кто такой? — спросил его Алексей на французском. — Что ты молчишь?
— По-вашему не разумею.
— Так ты русский?
— Так точно.
— Дезертир?
— Никак нет. Пленный. Шестой роты Брянского полка рядовой Сбруев.
— А почему во французской форме?
— Шинельку мою они отобрали. Пришлось чужую отобрать.
— Да говори толком! — вспылил полковник. — Ты солдат или кухарка?
…Сбруева взяли в плен уже давно. Накопилось таких как он горемык до полста человек. Французы не знали, что с ними делать. Гоняли с места на место, исполняя противоречивые приказы командиров. Обобрали до последних ниток. Кормили из рук вон.
— Им самим жрать нечего. А нас, бывало, бабы кое-чем потчевали. Только нам мало оставалось, шаромыжники все отбирали. Они до того отощали, что друг у друга куски рвали.
— Волох! — вдруг крикнул полковник. — Слетай, братец, в эскадрон, каши, что ли, ему доставь. А то я смотрю на него — и самому голодно.
— Слушаюсь, ваше благородие. И чаркой его порадовать?
При этих словах солдат заметно оживился. Полковник глянул на него коротко, испытующе.
— Это после. А то он сомлеет.
— Что ж раньше не бежал?
— Случáя не было. Охраняли. Да и боязно, правду сказать.
Но все-таки «случáй» выдался. Заняли французы брошенный барский дом. Обшарили весь — от подвала до чердака, кое-как поживились. Да пригнали вдруг откуда-то корову. Праздник получился, тем сильнее, что в подвале вино нашли. Наладили в камине двухведерный котел, стали суп варить. А как котел опростали, велели Сбруеву отмыть его и от копоти очистить. Взял он котел, пошел до колодца. Там часовой, что-то ему начал говорить и ружьем грозить.
— Ну, я по-ихнему уже научился. Два слова хорошо запомнил. Говорю ему: «пардон-мерси» и котлом по башке. Ружье подобрал и — деру.
— А где ж ружье-то?
— Да там же, в кустах, где меня взяли. Я ведь не знал — кто такие, опасался.
Алексей слушал его внимательно, и какие-то соображения в голове у него складывались.
— Каков у них отряд?
— Да, почитай, полная рота. Пехота, кавалеристы есть, одна пушка с зарядами.
— Пленных сколько, ты сказал?
— Человек с пятьдесят будет. Многие поранетые. Но многие на своих ногах. В анбаре заперты, при часовом.
— В котором месте этот дом?
— Название не знаю — откель знать, а дорогу укажу.
«Не ловушка ли? — подумалось. — Да не похоже. Не врет солдатик».
Вернулась Параша с котелком и ломтем хлеба.
— Поешь, — сказал Алексей. И даже потупился, увидав голодный блеск в глазах солдата. — Только не спеши, а то дурно станет.
Какое там — не спеши. Торопливо застучала ложка, ровно дятлом в сухой ствол, заходили желваки на запавшем лице, дрожала грязная, в ссадинах рука, сжимавшая ломоть.
Алексей думал. Похоже, отбилась часть от войска и не собирается вернуться в строй. Дезертиры. Таких случаев уже много было. Из отставших, заблудившихся, бежавших солдат складывались банды. Углублялись в нетронутые, далекие от дорог местности, захватывали дом, а то и деревню, мастерили оборону и намеревались отсидеться в ней до любой победы — своей ли армии, русской ли — не так важно. Важно выжить и домой вернуться.
Французское командование формировало специальные отряды для отлова этих беглецов. Их разыскивали, но результата почти и не было. Добром они не возвращались, а силой их взять было не просто. Сражались они отчаянно (за себя ведь, а не ради славы императора), потери наносили такие, что их предпочитали в иных случаях и не трогать вовсе.
— Батюшка, — предложил он, — не искурить ли нам по трубочке на свежем воздухе?
— И то, — согласился, поняв его, старый князь. — Да и ноги разомну — сомлели сидючи.
Они вышли из палатки. Воздух и в самом деле был свеж и по-осеннему морозен. Листва под ногами хрустела словно первый снежок. Ветви берез, уже безлистые, покрылись колючками инея. Дышалось вольно, легко, с летучим паркóм изо рта. Солнце еще только клонилось окунуться в лес, а месяц напротив него уже радостно сиял своими острыми рожками в свободном и чистом небе.
Так славно было кругом, что и про трубки забыли. Но не про дело.
— Не врет, батюшка? Как вы полагаете?
— Правду говорит, — уверенно отозвался князь.
— А если правду — то вот нам и еще полроты солдат. Ружья у нас есть. Заводных лошадей в достатке. Как смотришь, господин полковник?
— Я, Алешка, совсем в другую сторону смотрю. Кто там, в штабе, распорядился два эскадрона на перехват полка послать? Ровно погибели нашей захотел.
— Дураков, батюшка, и в штабе полно.
— А подлецов, видать, и того больше. — Вздохнул прерывисто. — Но мы солдаты, Алешка, а первый солдатский долг — исполнять приказ. Как бы ни был он глуп и зловреден. Пойдем-ка, Алешка, разработаем стратегию с тактикой.
Сбруев, сытый и довольный, сидел, покачиваясь, на чурбачке и пялил мутные, засыпающие глаза на Парашу.
— Ишь, — добродушно посмеивалась Параша, — ты, видать, не токо по хлебушку изголодалси.
— Как же! Ить я жанатой, а почитай с полгода у бабы под бочком не грелся. Вот кабы…
— И не думай! Где тебе! Так на бабе и сомлеешь.
— Смотря по тому, какая баба, — нашелся солдат. — А то давай и попробуем, не пожалеешь.
Когда князья подходили к палатке, с треском распахнулся полог, вылетел наружу и пробежал на четвереньках рядовой шестой роты Брянского полка Сбруев.
— Ты куда? — искренне удивился Алексей.
— До ветру, ваше благородие. Живот схватило.
Полковник заглянул в палатку. Посреди ее, раскрасневшаяся от гнева, руки в боки, стояла Параша. С глазами разъяренной газели. Полковник с пониманием усмехнулся.
— Повезло тебе, братец. Одного такого она уже ухватом пришибла. Ты ее сторонись.
— Строга, ваше благородие, виноват.
— Ну, иди назад, больше не тронет. Да, Параша?
— Больше и нельзя. Слабой, навроде таракана. Лаптем можно пришибить. Вертайся, кобель, не бойся.
— Ну-ка, Сбруев, расскажи нам, как отыскать тот барский дом, где засели французы и держат наших солдат? Дорогу-то запомнил?
— Не шибко, конечно. Однако вспомню. Стало быть, отсюдова по дороге, где меня поймали, верст с пятьдесят наберется. Дале так. Речка, малая, с мосточком. С речки дорога все вверх и вверх. А посля верха все вниз и вниз. Еще одна речка, ручей вроде, в брод — по щиколку. За ней сразу друга дорога, вправо, леском березовым. По краям — дерева. Еще верст пять набежит. И тут старые ворота, каменные. Одна верея покосилась, другая вовсе упала. И, видать, давно — все каменья проросли. Где бурьяном, где кустом…