Но теперь я задумалась. Если ползуны (а также щелкуны и броненосцы) любили наши пистоли по какой-то другой причине, а не потому, что они были деньгами, – и эту причину я пока что не могла постичь, – то как-то слишком удобно все сложилось с тем, что они управляли нашими банками. И ползуны появились в Собрании очень кстати, как раз перед крупным банковским крахом.
«О, капитан Рэк, – сказала я себе. – Что за сомнения ты посеял в моей голове?» Потом я вспомнила слова Прозор о том, как светлячок заставляет размышлять о гадких вещах, усиливает подозрительность, и пришла в такой ажиотаж, что уже не знала, что и думать.
Прошло еще несколько дней. На корабле были не только пришельцы, но и роботы. Некоторые просто помогали своим хозяевам-обезьянам, таскались за ними с багажом и так далее, если приходилось переселяться из одной каюты в другую. Один-два робота были как будто сами по себе. Случалось, роботам давали гражданство, наделяли правами, банковским счетом и прочим, но такое бывало редко – лишь в тех случаях, когда робот оказывался намного умнее обычного. Когда создавали роботов, во время одного-двух Заселений до нашего, то некоторых сделали глупыми, а некоторых – умными, и со стороны нередко было трудно понять, кто есть кто. Но у самых умных имеется собственный разум и даже собственные идеи и планы, скажем так. Паладин был не таким. Он делал лишь то, что ему приказывали. За все время, пока мы с Адраной росли, Паладин ни разу не подверг сомнению свое место в мире. Это не значит, что я не печалилась из-за его участи, но мои чувства были сродни печали о собаке, а не о разумном существе.
Забавно, что на борту оказался робот, выглядевший точной копией Паладина, и он перемещался по паруснику с таким видом, словно был его хозяином. День или два я за ним наблюдала, а потом решилась поболтать.
– Прошу прощения, сэр, – сказала я, отложив книгу и убедившись, что Квиндара поблизости нет. – Вы не возражаете, если я вас кое о чем спрошу?
– А почему я должен возражать?
Голос робота тоже походил на голос Паладина, звучал глубоко и повелительно, однако наш старый робот как будто проигрывал записанные фразы, в то время как с этим я сразу почувствовала, что веду настоящий разговор.
– Я знаю одного робота, немного похожего на вас, сэр, хоть вы и не такой. Прошу прощения, но вы, кажется, никому не принадлежите.
– Я принадлежу всем и никому. А как вас зовут, позвольте спросить?
– Фура, сэр. Фура Несс.
– Вы пленница? Я обнаружил на вашем запястье устройство, которое испускает сигнал.
– Нет, я не совсем пленница. Но у меня кое-какие неприятности, из-за них и появился браслет. Я возвращаюсь на Мазариль – и вы, наверное, тоже.
– У меня дела в Инсере, но я не задержусь там надолго. Роботы у вас не слишком распространены, и я чувствую себя более уместно в Солнечных Краях. Но мне следует представиться, поскольку вы были достаточно любезны, чтобы назвать свое имя. Я Пилигрим, робот Двенадцатого Заселения. Говорите, вы встречали машину, похожую на меня?
– Да, сэр. Но не совсем такую же. У вас одинаковые тело и голова, но – надеюсь, это не слишком грубо с моей стороны – у Паладина не ноги, а колеса, и руки у него выглядят не такими сильными, как ваши. К тому же на вас ни царапины, а Паладин весь помятый.
«И даже хуже», – подумала я, вспомнив, в каком жалком состоянии был наш робот, когда я видела его в последний раз.
– Приложите палец к моему кожуху, Фура. Смелее. Я не причиню вам вреда.
В последнее время мне приходилось сталкиваться с вещами похуже роботов, так что я не колебалась. Выставила палец и вознамерилась коснуться Пилигрима ногтем, но тут мою кожу сильно защипало, и это было не из-за светлячка. Чем настойчивее я давила, тем сильнее становилось это ощущение.
– Я создаю защитную ауру, – объяснил Пилигрим. – Это было заложено в меня изначально. Видите ли, я был солдатом. Во время Эпохи Роботов люди Двенадцатого Заселения обратились к машинам, чтобы те помогли им пережить время великой нужды. Нас наделили всеми полномочиями людей, и даже больше. Тех, чья служба принесла больше всего пользы, одарили независимостью и свободной волей. Говорите, другая машина зовется Паладин?
– Да, но у него нет такой ауры, как у вас. И… я не хочу говорить о нем плохо, но все же… он не такой умный. Вы кажетесь настоящим разумником, а вот Паладин… увы, он совсем не такой.
– Его имя мне незнакомо. Но позволите ли строить догадки? Вы говорите, что этот робот чем-то похож на меня, однако несет на себе следы сильных повреждений. Причина может заключаться в том, что генератор ауры Паладина сломан или отключен. Это также может объяснить, почему он отличается от меня в других отношениях. Без генератора ауры он гораздо более уязвим к периферическим повреждениям, вследствие чего некоторые его части уже давным-давно пора заменить.
– Но ведь это не должно влиять на происходящее у него внутри?
– Нет, но оно тоже объяснимо. Многие роботы служили людям во времена великой нужды. Но не все были вознаграждены так щедро, как некоторые. Иногда машинам, хорошо послужившим во времена смуты и получившим в дар свободу воли, устанавливали логические блокираторы, чтобы отменить эту самую свободу воли, ибо внезапно возникла необходимость в беспрекословно подчиняющихся слугах.
– Это ужасно.
– Это, – сказал Пилигрим, – называется «цивилизация». Не все вознагражденные заслужили награду; не все заслужившие ее получили.
Мне показалось, что мой мир – все мои миры немного сдвинулись, как будто Старое Солнце заворочалось, продолжая свой долгий и ленивый сон.
– И вы все это пережили, сэр? Все эти годы, с самого Двенадцатого Заселения?
– Нет, даже мои ремонтные системы не выдержали бы шестьсот шестьдесят тысяч лет межзвездного времени. Я застрял внутри шарльера. В таких местах, что бы ни твердила молва, время течет нормально. Я погрузился в состояние глубокой спячки и ждал какого-нибудь нового Заселения, во время которого, как я предполагал, меня должны были найти.
– Вы когда-нибудь об этом размышляли, сэр? О том, как мы начинаем все сначала снова и снова, но оно никогда не длится долго?
– Я размышляю об этом постоянно, Фура Несс: в моем положении трудно поступать иначе. – Робот сделал паузу, и у меня возникло ощущение, что ему не терпится заняться каким-то делом, но он не хочет показаться слишком грубым. – Вы скоро увидитесь с этим Паладином?
– Он весь сломан, сэр. Его разбили в Нейронном переулке, когда он пытался помочь семье.
– Мне жаль это слышать. Передайте ему мое почтение, если будет возможность, и скажите, что Пилигрим шлет наилучшие пожелания и спрашивает, помнит ли он Последние Дожди Сестрамора.
– Это мир, сэр?
– Был когда-то, – сказал он тоном, настолько близким к печали, насколько мне случалось слышать от существа, которое не было живым. – Что ж, это было очень приятно. Вы хотите, чтобы я что-нибудь сделал с браслетом, Фура Несс?
Я подумала о том, что он мог бы сделать – сломать браслет, заглушить, – но в тот же миг поняла, что это не облегчит мое положение, когда мы доберемся до Мазариля. Иногда лучше смириться с одной неприятностью, чем открыть целую банку с другими.
И все же…
– Вы хорошо знаете корабль, не так ли? Я знаю, это коммерческий парусник, но тут где-то наверняка есть комната костей. Не хочу втравливать вас в неприятности, однако вы должны уметь открывать двери и все такое. Вы не могли бы помочь мне проникнуть в комнату костей, пока рядом никого нет?
– Это было бы совершенно против корабельного распорядка, – строго сказал Пилигрим. А потом, не успела я пасть духом, он прибавил: – А еще это будет очень толковый повод проверить, не заржавели ли мои практические навыки в соответствующей области.
– Очень любезно с вашей стороны, сэр. И я обещаю, что не стану делать ничего такого, чего делать не следует.
Я оказалась права насчет того, что на корабле есть комната костей, но в этом не было слишком большой моей заслуги. Коммерческий парусник вроде этого клипера, возможно, и не участвовал в играх с шарльерами, как «Монетта» или «Куртизанка», но не было никаких причин не иметь на борту череп – и, скорее всего, он был хорошим, лучшим из тех, какие можно купить на деньги картелей.
Это предположение тоже оправдалось.
Комната костей находилась в той части корабля, куда обычные пассажиры не должны были заходить, но путь к ней был недолгим – по служебному коридору, в который можно было попасть с одной из прогулочных палуб. Там обнаружилось уведомление, гласившее, что проходить дальше могут только члены экипажа, но, потратив день или два на тайные наблюдения, я удостоверилась, что пробраться в коридор можно без всяких проблем. Почти никто не приходил и не уходил оттуда, и было совершенно ясно, что комнатой костей большую часть времени не пользовались. Поскольку клипер не интересовали чужие коммерческие тайны, главным предназначением черепа была отправка экстренных сообщений в случае беды. Раз в день, насколько я могла судить, кто-то приходил на час, чтобы убедиться, что череп работает как положено.
Я выждала еще один день, просто на всякий случай. Затем мы с Пилигримом встретились возле служебного коридора и, перепроверив, нет ли рядом посторонних, отправились в комнату костей. На двери, в точности как на «Монетте», было колесо. Я попробовала его крутануть, но оно не двинулось, словно приваренное. Но я знала, что роботы могут разговаривать с замками и дверьми, и не удивилась, когда Пилигрим сделал так, что дверь щелкнула, колесо в моей руке с жужжанием повернулось – и путь был открыт.
– Дверь закроется сама, когда вы уйдете, – сказал Пилигрим. – Но на вашем месте я бы там не задерживался.
– Я и не собираюсь. Но если мне понадобится вернуться завтра или послезавтра…
– Я вам больше не нужен. Я немного изменил настройки двери – ничего такого, что могло бы навлечь на нас неприятности. Она будет считать ваш браслет ключом доступа.