Я осторожно коснулась пальцем его кожуха, но не почувствовала покалывания, как было с Пилигримом.
– У тебя внутри все еще что-то сломано.
– Да. И я никогда не обрету прежней силы. Ее у меня забрали навсегда. Но я все еще могу быть полезен. Ты должна завершить начатое.
– Это не принесет нам никакой пользы. Они все равно разберут тебя на части, и ты не будешь достаточно силен, чтобы их остановить, как не смог остановить Квиндара.
– Но я все равно могу тебе помочь.
– С чем? С побегом?
– Если ты этого хочешь. Расскажи мне о своих планах.
Я улыбнулась – бегло, как человек, мгновенно ощутивший ловушку.
– А, я поняла. Тебя сюда поместили, чтобы меня проверить, верно? Чтобы посмотреть, не попытаюсь ли я и дальше сопротивляться им. Ты выслушаешь то, что я скажу, а потом доложишь отцу, и тогда он закроет все оставшиеся лазейки.
– Мне было поручено присматривать за тобой, Арафура. Это всегда было моим главным побуждением.
– Это не помешало тебе преследовать нас в Нейронном переулке!
– Я слишком узко истолковал приказ. Мои когнитивные пределы были ограниченны, и я думал лишь о том, чтобы защитить тебя от немедленного риска.
– Что изменилось?
– Теперь я понимаю, что нужно учитывать и более важные факторы. Дом говорит со мной, как было всегда. Кто-то извне, не с Мазариля, пытался связаться с тобой.
Паладин спроецировал на стене изображение. Это было обезьянье лицо, сплошь из углов и острых краев, ни единого изгиба или нежной линии. От одного взгляда на такое лицо можно порезаться.
– Прозор… – Я восторженно ахнула. – Прозор звонила мне?
– Звонившая оставила записанное сообщение с условием, что его передадут тебе. Дом сохранил копию, и я могу ее воспроизвести. Хочешь послушать?
– Да. Немедленно!
Лицо начало говорить. Звук исходил от Паладина, но это был голос Прозор, тихий и перемежаемый скрежетом помех, как будто доносился по очень слабому трещальному каналу.
– Фура, это я. Я знаю, что должна была больше сделать для тебя в Тревенца-Рич. Но наше с тобой расставание оказалось лишь началом моих бед. Последние две недели все идет наперекосяк. С таким же успехом я могла бы разорвать свои планы на пенсию и выкинуть в Пустошь, столько от них толка. Но наверное, это все к лучшему, не так ли?
Я не знала, что сказать. Просто сидела и слушала, надеясь, что записанный голос воспроизводится достаточно тихо, чтобы не потревожить моего отца двумя этажами ниже.
– Это заставило меня вновь задуматься кое о чем, – продолжала Прозор. – Я долго размышляла о тебе, обо всех наших разговорах и о том, что, может быть, ты все-таки права. Я снова нанимаюсь в команду, Фура. Подыскала себе новый корабль. Такой неопытной команды еще не видала, но все-таки это команда, и им нужен чтец шарльеров. Но вот в чем закавыка… – Ее резкие черты пришли в движение, сложились в коварную, доверительную улыбку. – Я им не скажу, кто я такая. Потратила пистоли, чтобы купить себе новое прошлое, новые бумаги и записи о работе. Все еще зовусь Прозор, но это просто имя, и они его не связывают с капитаном Рэком. Корабль называется «Пурпурная королева». Нравится имечко? Сохрани его в своем котелке, потому что она летит в твою сторону. Капитан сразу же после Тревенца-Рич собирается остановиться на Мазариле. Ты можешь ее отыскать, Фура. Тот костянщик, что у них есть, не стоит дыхали, которую тратит. Если ты заявишься и продемонстрируешь хоть половину способностей, которые были у тебя на «Монетте», тебя в мгновение ока запишут в команду. – Она постучала пальцем по виску. – Следи за отчетами о приходящих и уходящих кораблях. Когда прибудет «Королева», отправляйся в доки, вся такая шикарная, миленькая и невинная, как в тот день, когда взошла на борт «Монетты». Когда встретимся, придется сделать вид, что мы незнакомы. Это же не сложно, так? Мы уже это один раз репетировали. Найди корабль, Фура, а я буду ждать тебя. И мы вместе дождемся встречи с Босой Сеннен, чтобы исправить то, что с нами сделали. Ты была права с самого начала, Фура, – а я просто не видела истины.
Лицо исчезло со стены.
– Конец сообщения, – сказал Паладин.
Я сидела молча, впитывая услышанное. Если принять во внимание семинедельный рейс и те дни, которые я провела в доме после возвращения, то прошло почти два месяца с тех пор, как я в последний раз общалась с Прозор. За это время она много раз приходила мне на ум, но я никак не ожидала снова получить от нее весточку.
– Она все еще была на Тревенца-Рич, когда послала это письмо, верно? Она говорила о Черном Разбивальнике, как будто он случился всего пару недель назад.
– Сообщение было записано и передано сорок три дня и восемь часов назад, – сказал Паладин. – Его утаили от тебя во время пути и после возвращения на Мазариль.
– Это же шесть недель. Шесть недель!
– Мне очень жаль, что ничего нельзя было сделать раньше.
– Паладин, я должна передать ей весточку. Ты можешь помочь с этим?
– Мог бы. Но есть одна сложность. Прости, что я подслушивал то, что меня не касается, но… – Паладин на мгновение замолчал. – Разбери меня снова.
– Почему?
– Потому что кто-то идет. В доме гость.
Доктор Морсенькс вошел и закрыл за собой дверь. Комната все еще была серой от предрассветных сумерек, и я, укрывшись наспех застеленными простынями, наблюдала за ним, до предела сощурив глаза. Я притворилась, что меня разбудили.
– Доктор… – пробормотала я. – Я еще сплю.
– Это очень хорошо, Арафура! – Он поставил сумку в ногах моей кровати, сам уселся посередине, спиной ко мне, открыл ее и стал рыться в содержимом. Почти не глядя, положил липкую ладонь на мое запястье там, где оно выглядывало из-под одеяла. – Судя по пульсу, тебе приснился весьма возбуждающий сон.
– Я была в космосе. Все переживала заново.
– Нет никакой пользы от блуждания в прошлом, Арафура. Чем скорее ты с этим смиришься, тем лучше для тебя. – Он кивком указал на фото моей сестры, и жировая складка в основании его черепа сжалась, а потом расслабилась. – И подумай о своем отце. Все это далось ему нелегко, в его нынешнем состоянии. Ты окажешь ему большую услугу, если откажешься от эгоистичной зацикленности на одной версии событий и примешь вместо нее другую, более предпочтительную.
– Если уж мы зашли так далеко, почему бы нам всем не притвориться, что Адраны вообще никогда не существовало?
– Твоя сестра умерла. Мы все с этим согласны. То, как она умерла, – всего лишь деталь. – Морсенькс достал из сумки темно-зеленый флакон. – Мы еще поглядим, правда?
– На что поглядим?
Он повернул ко мне свое лицо и улыбнулся:
– Ученые и музыканты принимают этот препарат в период интенсивного обучения. Он способствует закреплению новых воспоминаний и ускоряет усвоение материала. По ходу дела, разумеется, ненужные воспоминания ослабевают и стираются. – Доктор приготовил шприц и собрался сделать мне укол: придавил рукой мое предплечье, повернул шприц вертикально и выдавил несколько капель из кончика иглы.
Я сопротивлялась, но Морсенькс был слишком силен. Он воткнул в меня иглу, а вместе с ней и зеленый наркотик.
– Вот, – сказал он, вынимая шприц. – Все не так уж и плохо, правда?
Я лежала неподвижно. Единственным моим чувством было холодное оцепенение, как от сильного удара.
– Зачем вы это делаете?
Он посмотрел на меня с удивлением на лице:
– Делаю что, дорогая моя?
– С таким удовольствием убиваете мою сестру. – Я с усилием привстала на локте. – Я серьезно. Вы пытаетесь ее стереть, притвориться, что она была не такой, как на самом деле, и это так похоже на убийство – разница почти незначительна.
Доктор захлопнул сумку, приложил палец к губам, как будто собираясь нашептать мне какую-то тайну.
– По правде говоря, она мне никогда особенно не нравилась. Слишком себе на уме. Я считал ее дурным примером для тебя. Но опять же, наша неприязнь была взаимна.
– Так вы мстите, – проговорила я с мрачной ясностью осознания. – Она всегда считала вас отвратительным типом, а мне вы нравились – с вашими дурацкими конфетами и мелодиями, – но она была права, а я ошибалась. И теперь вы наказываете ее, заставляя исчезнуть.
Он с пыхтением поднял свою тушу с кровати, взял сумку:
– Никто не просит тебя ее забывать, дорогая. Но после ночного сна… я это гарантирую… ты проснешься, испытывая сомнения. Сперва они будут крошечными, но никуда не исчезнут. А из крошечных сомнений произрастает великая уверенность.
Он выдержал паузу, наклонился – сложившись пополам, раздулся, как шар, – и поднял с пола клочок бумаги, часть упаковки, которая была в коробке Паладина.
– С какой стороны ни взглянешь, дела идут ужасно, – сказал отец, откладывая газету в сторону. – Нам, конечно, досталось. Но по сравнению с некоторыми, мы отделались очень легко. Люди издавна говорят: нет таких экономических потрясений, которые были бы одинаково плохи для всех. – Он пожал плечами. – Думаю, нам должно было когда-нибудь повезти. Я не стану жаловаться на Черный Разбивальник – в особенности после того, как мы удостоились такого счастливого поворота. Ты действительно чувствуешь себя сильнее, Фура? Как я рад, что ты наконец-то присоединилась ко мне за ужином.
– Мне действительно намного лучше, – сказала я. – И это все благодаря доктору Морсеньксу.
– Рад это слышать. Твоя бедная сестра никогда не питала к нему особой любви.
Я потерла кожу вокруг браслета:
– Я лишь знаю, что нахожусь в очень хороших руках. Это странно.
Он поднес стакан к губам:
– В смысле?
– Ты когда-нибудь ощущал, проснувшись ото сна, что не можешь в точности сказать, был ли он на самом деле сном? И даже не понимаешь, проснулся ли по-настоящему? – Я покачала головой, изо всех сил изображая смущение. – Вот какими теперь начинают казаться все вещи, что произошли в космосе. Если бы ты не сказал мне, что они и впрямь случились, я бы начала в этом сомневаться! – Потом я склонила голову набок. – Они же случились, верно?