Тем временем я прислушивалась к шепотам. Постепенно стала узнавать некоторых отправителей, улавливая нечто вроде подписи в том, как они проталкивали свои безмолвные сообщения в суперсеть. Иногда мне было понятно, на каком они корабле или мире, но чаще всего не было никакой возможности определить их местонахождение или удаленность. Однако я всегда ясно представляла себе девушку или юношу – на год или два старше меня, как правило, не больше, и всегда в их собственной комнате костей, лишенной иллюминаторов. Они делились мыслями с подвешенным на проволоке черепом, который когда-то знавал собственные мечты. Некоторые были умелыми отправителями и звучали как чистые ноты в оркестре, а их послания всегда оказывались ясными и точными. Другие расплывались, и надо было напрягаться, чтобы получить то, что они прогоняли сквозь сеть, но это не всегда было виной отправителя. Их черепа могли оказаться маленькими, старыми или сломанными, или блестящая материя внутри них заканчивала мерцать, готовая обратиться во тьму. Или же они пытались послать сигнал по плохому каналу, используя шум вместо того, чтобы бороться с ним, – так было меньше шансов, что их подслушают.
Мне никогда не приходило в голову, что подобно тому, как я привыкаю к способу работы других чтецов костей, так и кто-то из них где-то мог привыкать ко мне.
Мы были в трех днях пути от второго шарльера, когда она прошептала:
– Фура. Скажи мне, что это ты.
Я ощутила прилив радости и надежды, подобный свету Старого Солнца, пробившемуся сквозь сгусток миров.
– Адрана! Это я, да! Я же сказала, что приду за тобой, верно? Знаю, прошло много времени, но мне надо было отыскать корабль, и… ох, ладно – не важно, что случилось со мной. Ты в порядке? Наверное, все не так плохо, раз она позволяет тебе пользоваться костями?
– Она не причинит мне вреда – по крайней мере, умышленно. Это единственная спасительная благодать, единственное, что не дает мне сойти с ума или сделать что-то отчаянное. Она вынуждена обходиться со мной очень хорошо, и она не может рисковать, доводя меня до изнеможения, иначе начнет получать неточные отчеты. Поэтому меня кормят, содержат в тепле, позволяют высыпаться, и она не смеет поступать со мной плохо – вдруг это лишит меня способностей. Но в этом нет ничего хорошего. Фура, она знает, что мы солгали – Гарваль и я. А это значит, она знает, что ты могла выжить.
– Она наказала Гарваль?
– Ты видела отца? Тебя везли обратно на Мазариль. С ним все в порядке?
– Я… да. Я видела отца. Все плохо, Адрана. Он…
– Слаб, я знаю. Он всегда скрывал от тебя самое худшее. Он не хотел, чтобы ты все время переживала. Сделай мне последнее одолжение, Фура. На какой бы корабль ты ни забралась, сойди с него и возвращайся на Мазариль. Иди к нему и обещай, что не покинешь.
– Не могу, – сказала я, надеясь, что она не расслышит в моих словах ужасную пустоту. – Не сейчас. А как же Гарваль? Что с ней случилось?
Это было слабым утешением, когда она перестала расспрашивать меня об отце и заговорила о Гарваль.
– Это ужасно, Фура. Хуже, чем я могу описать. Босе нечасто удается в назидание другим покарать предателя, который сумел так близко подобраться к ней под прикрытием лжи… но теперь она наверстывает упущенное.
– Она что, убила ее?
– Она убивает ее, Фура. Медленно. Жутко. Есть лекарство, химическое вещество, которое действует на кости. Обезьяньи кости. Пока жертва еще жива. Боса вливает его в Гарваль, и каждый день мы видим, что оно с ней сделало, как изменило со вчерашнего дня… и мы все знаем, к чему это приведет. Чем все закончится. Я бы убила ее, если бы могла, Фура. Честное слово, убила бы. Я бы оказала ей такую любезность и поцеловала на прощание. Но Боса слишком хитра. Никто не может подобраться достаточно близко, чтобы избавить Гарваль от страданий, да большинство из членов ее команды этого и не захотят. А если я рискну, она обратит на меня свой гнев, пусть я и чтец костей.
– Если ты пытаешься заставить меня забыть про Босу, это не лучший способ.
– Нет, Фура. Я правда этого хочу. Я рада, что мы снова нашли друг друга – более чем рада. Ты дала мне повод держаться. Но я сама найду выход. Нельзя, чтобы ты тоже в этом увязла.
– Я уже увязла. И я собиралась так или иначе отыскать Босу. Мы идем за ней, Адрана.
– Ничего хорошего из этого не выйдет. Ты помнишь, что случилось с Ракамором?
– Ракамор был не готов к встрече с нею. И он бы не уничтожил «Рассекающую ночь», даже если бы у него нашлись средства.
– А ты думаешь, что сможешь?
– Причинить ей боль? Сильную? О да, я смогу. И если ей захочется играть по таким правилам, то я могу тоже начать выдумывать жестокости.
– Тогда слушай. Я совершила ошибку и втравила тебя в эту историю. Какое-то время я думала, что твоя смерть на моей совести, и это было хуже всего, что Боса сумела для меня выдумать. Но теперь я все знаю, и, что бы она ни сделала, ей не отнять у меня это знание. Однако я не хочу, чтобы ты снова оказалась в беде.
Я ощутила обрубок предплечья, втиснутый в жестяной рукав протеза. Я ощутила светлячка, который пробирался под кожей, вызывая зуд, и запускал любознательные маленькие усики в мой череп. Я подумала о Морсеньксе и Квиндаре, о людях, которых оставила на Мазариле, о том, как они визжали и вопили, катались по земле и терли ослепшие глаза.
– Поздновато держать меня подальше от беды.
Мы разорвали контакт лишь после того, как отыскали в наших соответствующих распорядках время, когда вахты в комнате костей совпадали. Я знала, что еще многое нужно сказать и многое никогда не будет сказано – по крайней мере, до тех пор, пока мы не воссоединимся опять. Внутри меня бурлили и кипели эмоции, и ни одна из них не была хорошей. Меня трясло и тошнило, как будто я впервые осознала, на что иду. Боса Сеннен существовала на самом деле – я начала забывать об этом факте, но теперь он врезался в меня, как таран. Она была реальна и жестока; ее подобный темному призраку корабль находился где-то там, посылая сообщения через сверхсеть, и мне хватило глупости думать, что я сумею расправиться и с Босой, и с «Рассекающей ночь».
Прозор увидела меня, когда я крутила колесо на двери в комнату костей, запирая ее снаружи.
– Что-то изменилось, – сказала она, глядя на меня пристальнее, чем мне хотелось бы. – Не знаю что, но что-то случилось.
– По моему лицу так легко читать?
– Ты не шарльер, Фура. Ты не слишком хорошо скрываешь свои секреты. – Прозор взяла мои жестяные пальцы в свои. – Я прикинула, что это вопрос времени, – разумеется, если она еще жива. Вы обе такие одаренные в том, что касается костей. Как она?
– Жива. По поводу остального я не уверена.
– Что ты ей сказала?
– Что я иду.
Прозор резко отвернулась:
– И тебе никогда не приходило в голову, что она может больше не быть твоей сестрой? Если, конечно, это еще имеет значение?
– Это была она.
– Я и не утверждаю иного. Просто она могла перейти на другую сторону.
Мне захотелось дать ей пощечину. Должно быть, Прозор увидела в моих глазах злобу, потому что крепче сжала мою руку.
– Я ее знаю, – выдавила я сквозь зубы.
– Я тоже думала, что знаю тебя, – не сдавалась Прозор. – Но ты изменилась. Стала тем, кем раньше не была, и это не заняло много месяцев. Думаешь, твоя сестра не могла измениться в той же степени? Адрана сильна, но Иллирия тоже была сильной.
– Она стала новой Босой. Знаю. Но с Адраной такого не случится. Ты сама сказала: Боса использует наркотики и хирургию, и она не будет рисковать ни тем ни другим с чтецом костей.
– Я тебе сказала кое-что еще, а именно – что она использует психологию. Боса – это яд, и она отравляет всех вокруг себя. Не все работают на нее, потому что она причинила им боль или запугала. Она заставляет их полюбить себя – это как болезнь, и едва такая преданность проникает в их кровь, они начинают смотреть на мир так же, как Боса. – Тут Прозор закрыла глаза на несколько секунд, а потом открыла – медленно и осторожно, как будто надеясь, что за это время мир переменился к лучшему. Но горькое смирение на ее лице свидетельствовало, что все осталось в точности таким же, как раньше. – Размышления о том, что можно изменить, а что нет, далеко не уводят. Ты упомянула ей какие-нибудь детали плана?
– Нет. Ничего про Клык или барахло призрачников.
– Хорошо. На твоем месте я бы и дальше так поступала. Ты думаешь, что сможешь перехитрить Босу, но ты ошибаешься. Если дать ей хоть половину повода догадаться, что ты готовишь ловушку, она увидит тебя насквозь, как будто ты сделана из смотрового камня.
– Просто подготовиться к встрече с ней – мало, – сказала я.
– Так мы и не готовы.
– Но скоро будем. И все-таки даже тогда мы не можем просто летать от шарльера к шарльеру, пока Боса не положит глаз на Труско. С Рэком ее связывала общая история, и она нуждалась в новых чтецах костей. Во всех мирах нет ни единой причины, по которой она могла бы выбрать этот грязный кораблик в качестве мишени. Ты слышала Гатинга: того, что нашли в первом шарльере, не хватит даже на новый комплект парусов, не говоря уже о чьей-то пенсии. Так что Боса к нам не придет. Если только мы не дадим ей повода.
– И у тебя есть план на этот счет, не так ли?
– Зачатки плана. Мы собираемся скормить Труско ложные сведения, чтобы заставить его делать то, что мы хотим. Адрана может сделать то же самое с Босой. Скормить ей историю, в которой «Королева» будет выглядеть мишенью, мимо которой она не сможет пройти.
– Возмездие – это одно, – сказала Прозор. – Самоубийство – совсем другое.
– Мы будем готовы к встрече с ней. У нас будет барахло призрачников. – Я постучала костяшками пальцев по стене коридора. – Этот корабль не из крепких, Проз. По крайней мере, не при нынешнем капитане. Труско едва справляется со своими обязанностями. Я не стану ждать удачного случая долгие годы, ведь «Королева» может развалиться в любой момент. – Я согнула жестяные пальцы и услышала поскрипывание, с которым работали маленькие шарниры. – Мои паруса теперь полны, и я хочу вернуть то, что мое по праву.