– Мы добудем то, что оставили призрачники, – проговорила Прозор с расстановкой. – Если у нас получится. С этим еще ничего не понятно. Сперва надо будет уговорить Труско. Потом ему придется волшебным образом сотворить отряд, который будет не хуже рэковского. Тогда мы узнаем, хватит ли у них духу проникнуть в этот шарльер так глубоко, как нужно, – и это при условии, что после нас там никто не побывал.
– Шарльер? – спросил кто-то.
Это был Гатинг. Он приблизился к нам по коридору, который проходил мимо комнаты костей, – слишком тихо, чтобы это могло быть случайностью.
– Нет закона, запрещающего разговоры, – сказала я.
– Я же не говорил, что есть, правда? Но вы говорили о чем-то конкретном. О каком-то походе вглубь. Это странная тема для разговора.
– Если ты забыл, – сказала Прозор, – я читаю шарльеры.
– Но чтец шарльеров занимается ауспициями, поверхностями, да и только, – возразил Гатинг. – То, что внутри, никогда не интересовало чтецов шарльеров.
– Мы все получаем одинаковую прибыль, – сказала я. – Само собой разумеется, что нас интересуют детали.
– После нас там никто не побывал, – сказал Гатинг, передразнивая Прозор. – Кажется, такие слова я и услышал. Ты не могла бы уточнить, кто такие «мы» и где, а также когда эти «мы» успели побывать?
– Ты ослышался, – сказала Прозор.
– Похоже на то. Ну, по крайней мере, приятно видеть, что вы вежливо беседуете, а не пытаетесь вцепиться друг другу в глотку. Надо обязательно сказать Труско, что вы внезапно начали друг с другом ладить. Ему не помешают хорошие новости после фиаско с первым шарльером.
Прозор пожала плечами:
– Говори Труско все, что захочешь. У меня были сомнения насчет Фуры, вот и все. Можно подумать, у тебя их не было.
– Разница в том, – парировал Гатинг, – что я не избавляюсь от сомнений так быстро. – На его лице мелькнула циничная улыбка. – Не буду вам мешать, да? Наверное, у вас еще куча тем для разговоров.
Мы смотрели ему вслед. Я подождала, пока он отойдет подальше, прежде чем повернуться к Прозор.
– Он знает.
– Нет, – ответила она. – Просто думает, что знает, вот и все, а это не одно и то же. Но мы должны следить за этим разумником.
– Если он будет задавать слишком много вопросов, то может разгадать наши планы. Я не могу этого допустить.
Прозор взглянула на меня с жестоким восхищением:
– Считаешь, его надо убить?
– Нет, – ответила я, пораженная тем, что она могла о таком подумать. – Он лицемер, мне не нравится его рожа, и если он начнет совать нос в наши дела… Но нет, только не это.
Однако мысль уже засела в моей голове, и изгнать ее оттуда было непросто.
– Должен быть другой способ, Проз.
– Это корабль. Тут маловато возможностей для того, чтобы заставить кого-то молчать. – Она выдержала паузу. – И все же мы не смогли бы его прикончить, даже если бы захотели, верно? Он оценщик Труско. А Труско не пойдет в шарльер без оценщика.
– Нет. Разве что найдет другого.
Мы добрались до второго шарльера, собрали паруса, выровняли орбиту. Рутина была такой же, как в первый раз, окно – столь же просторным. Отряд Труско отправился вниз на катере, а Дрозна, Тиндуф, Сурт, Прозор и я бездельничали на корабле, пожирали хлеб и пиво, заполняли долгие часы бесцельными, блуждающими разговорами, которые так хорошо получаются у космоплавателей. Я не сомневалась, что мы идем дорогами, которые истоптали тысячу раз только за время существования «Королевы», но нашей целью было не добраться куда-то, а перестать думать о пистолях, банкротстве, плохих ауспициях или голодном древнем вакууме, который прижимался к нашим окнам и пускал слюни при мысли о том, что он мог с нами сотворить.
– Я слыхал, – говорил Тиндуф, набивая трубку, – мы все вышли из корабля, здоровенного такого корабля, который воротился из Вихря.
– Вернулся из Вихря, – повторила Сурт, чтобы каждый из нас расслышал эти слова. – Ты действительно в это веришь, Тиндуф? Что корабль мог преодолеть все это жуткое расстояние и вернуться назад?
– Но ведь пришельцы преодолели, не так ли?
– Они не обезьяны и даже совсем не похожи, – возразила Сурт. – Мы не можем делать то, что они делают сейчас, так почему же ты думаешь, что когда-то нам это было по силам?
Вид у него сделался огорченный.
– Мы должны были откуда-то прийти, не так ли? Иначе и быть не может.
Она наклонилась, втянув щеки:
– Так что же случилось с этим легендарным кораблем? Почему никто его не нашел и не вспомнил? Почему его нет ни в одной исторической книжке? Я их читала. В них описано все с самого начала. Никаких упоминаний о корабле.
– Кое-кто говорит, что этот корабль – Тревенца-Рич, – сказал Дрозна.
– Кое-кто говорит, что этот корабль вышел у него из задницы, – огрызнулась Сурт. – От этого он не становится более вероятным.
– Я тоже читала книги, – встряла я, в то время как Прозор наблюдала за нами со сдержанным весельем, как будто мы разыгрывали спектакль, за который она заплатила. – Они действительно восходят к нулевому году. Но это не начало всего. Это просто момент, когда люди достаточно освоились, чтобы начать считать года и записывать события. Сейчас тысяча семьсот девяносто девятый год. Но Тринадцатое Заселение началось гораздо раньше, чем восемнадцать веков назад.
– Ишь ты, настоящая маленькая ученая, – проворчала Сурт.
– По крайней мере, она прочитала пару книжек, – заметила Прозор. – А не притворяется, будто сделала это.
– К моменту начала исторических хроник, – продолжала я, – люди уже расселились по десяткам миров. У них были примитивные корабли, скафандры и какие-то средства связи – возможно, не слишком отличающиеся от наших трещальников. Они придумали, как жить за счет того, что осталось после предыдущего Заселения. Наверное, они были не менее умны, чем мы. Единственная разница в том, что до той поры им приходилось так бороться за выживание, что они не могли позволить себе роскошь вести учет чего-то несущественного. Наверное, они думали, что это не будет забыто, поскольку все обо всем знают и рассказывают друг другу истории о былом. Но в какой-то момент нить оборвалась, и мы утратили знание о том, с чего они начали. – Я кивнула Тиндуфу. – Значит, идея с кораблем не такая уж глупая. Возможно, какие-то люди ушли в Пустошь во время какого-то более раннего Заселения или даже до того, как старые миры были расколоты. Может, так начиналось каждое Заселение – с древнего корабля, приковылявшего обратно со звезд. Если паруснику вроде «Монетты» требуются месяцы, чтобы долететь от одного края Собрания до другого, то на пересечение Пустоши ушли бы столетия. Может, намного больше – тысячи или миллионы лет. А Вихрь – это не то, к чему можно добраться. Мы уже внутри его. Мы просто не можем его как следует разглядеть, потому что звезды слишком маленькие и холодные и разум скукоживается, когда пытаешься осознать такие расстояния.
– А что такое «Монетта»? – спросила Сурт.
– Просто еще один корабль, – сказала я, стараясь не выдать волнения. – Их так много, столько имен, что я иногда путаюсь.
– На «Скорбящей Монетте» был кто-то по имени Прозор, – задумчиво пророкотал Дрозна. – Очевидно, не наша Прозор.
Та пожала плечами:
– Это хорошее имя. Я его не стыжусь.
Но когда остальные отвернулись, она вперила в меня пристальный взгляд, как бы говоря: еще один промах – и нам крышка. Подруга была права: моя единственная оплошность представляла собой ужасную, непростительную ошибку.
Я поклялась себе, что это не повторится.
Сурт нашла меня немного позже, и мне показалось, будто я точно знаю, что у нее на уме. Я нацепила лучшую гримасу из категории «к нам не подходи», думая, что меньше всего мне хотелось бы объяснять, с чего вдруг название «Монетта» выскочило из моего грызла.
Но Сурт замыслила кое-что другое. Она скривила губы и спросила:
– Сколько книг ты прочитала?
В этом вопросе слышалось нечто вызывающее и дерзкое, но было в нем кое-что еще, и я не сразу распознала это чувство. Да, конечно, это был интерес. Настороженный, чуточку презрительный, равнозначный слабости – тому, в чем Сурт не смела признаться самой себе, – но, так или иначе, это действительно был интерес.
– Несколько, – ответила я. Потом сглотнула и уточнила: – Несколько сотен. Может, больше. Наверное, меньше тысячи.
Сурт покачала головой. С таким же успехом я могла бы сказать, что Старое Солнце – квадратное или что поглотители сделаны из сыра.
– В жизни не хватит часов на такое количество книг.
– Хватит, – спокойно возразила я. – Их более чем достаточно. Если читать понемногу каждый день…
Тут что-то омрачило ее лицо. Я подумала о том, как бы выразиться помягче – например, спросить Сурт, сколько времени она читает одну книгу или сколько книг, по ее мнению, прочитала, но в конце концов проследовала прямым курсом к тому, что следовало узнать.
– Сурт, ты умеешь читать?
Она обиделась меньше, чем я ожидала.
– Ремеслу интегратора учатся не по книгам.
– Знаю и понимаю. Я просто спрашиваю: ты умеешь читать?
В ней поубавилось самоуверенной дерзости.
– Я могу прочитать то, что нужно. Вроде надписей на карте, на манометре, прицепленном к бутылке с дыхалью, или на табличке – ну, знаешь, «опасность», «не входить» или «не лезь не в свое дело, мать твою».
– Я не сомневаюсь, что ты хороший интегратор. Это же ясно, Сурт, – иначе корабль не работал бы так, как сейчас. И я понимаю, что ты имеешь в виду, говоря о книгах. Я когда-то знала одну женщину по имени Трисиль. Она была оценщицей, и очень хорошей. Она тоже не особенно любила книги, но могла взглянуть на кусочек прошлого и точно узнать, сколько ему лет. Это знание добывается нелегким путем, и я не собираюсь его умалять.
Сурт взглянула на меня искоса:
– «Умалять». Это книжное слово?
– Возможно. – Я улыбнулась.
– Я видела тот мусор, который ты притащила с собой, – ту голову робота. Ты держишь ее при себе, но на корабле не так уж много секретов.